Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный. - Полен Парис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Видите, – сказал Гавейн, – в вашем доме водятся срамники и похуже, чем этот рыцарь.
Король еще не остыл от своей досады, когда увидел, что телега возвращается, ведомая все тем же карликом; но вместо рыцаря ее скамью занимала девица, которая подошла под самое окно.
– Король Артур, – сказала она, – меня уверяли, что все отверженные могут найти у вас помощь и покровительство; но вышло обратное: вы отвергли одного из лучших на свете рыцарей за то, что его возили в телеге. А чести и выгоды вам будет с этого – убыль шести ваших лучших коней, поскольку я не вижу, кто бы высадил меня отсюда.
– Сударыня, – спросил мессир Гавейн, – как вас высадить?
– С помощью рыцаря, который пожелает занять мое место.
Не отвечая, Гавейн запрыгнул в телегу, девица сошла, и несколько вооруженных рыцарей подоспели помочь своей даме сесть на отменного ездового коня. Прежде чем удалиться, она еще добавила при королеве:
– Король Артур, тебе не следовало так дурно принимать рыцаря телеги; более того, ты бы верно поступил, сам заняв его место, ибо он туда взошел единственно из любви к Ланселоту, а тот сел в нее лишь для того, чтобы вернуть тебе твою супругу, которую я вижу здесь. Знаешь ли ты, кто этот победитель рыцарей Круглого Стола? Это юнец то ли пятнадцати, то ли восемнадцати лет, посвященный в последнюю Пятидесятницу, кузен Ланселота: это брат Лионеля, который пустился на поиски Ланселота и понапрасну тратит силы, надеясь найти его.
CXI
Она завершала речь, когда рыцарь телеги появился вновь: оруженосцы ехали следом, ведя в поводу коней Сагремора и прочих. Он спешился, снял шлем и подошел преклонить колени перед королем.
– Сир, – сказал он, – я вам возвращаю ваших коней; но было бы позволительно ожидать от вас большей любезности.
Король оказал кузену Ланселота наилучший прием; он принял его в содружество Круглого Стола и спросил его имя.
– Меня зовут Богор Изгнанник, – сказал он.
– А что за девица представила вас королю? – спросила королева.
– Та, что нас воспитала, Ланселота, Лионеля и меня.
Тут королева горько пожалела, что не задала роскошный пир в честь Владычицы Озера, которая одна была способна ее утешить. Она потребовала своего коня, обещая себе сделать все возможное, чтобы ее догнать. Король вызвался ее сопровождать; посреди города они повстречали мессира Гавейна, которого злобный карлик вез в телеге. Они велели остановиться; королева взошла туда первой, за нею король, затем многие рыцари его дома. С этого дня не стало позорным садиться в телегу; в каждом городе сохранили по старой загнанной кляче, без ушей и хвоста, и на ней возили тех, кто поступил против чести.
Королева, король и прочие рыцари не остались в телеге после того, как оттуда вышел мессир Гавейн. Что же до королевы, она имела счастье догнать Владычицу Озера, которая легко простила ей, что та ее не узнала. Королева не преминула спросить, не знает ли она что-нибудь о Ланселоте.
– Да, он в добром здравии, но в плену. Если вы будете на первой ассамблее, которая состоится в королевстве Логр, вы там его увидите.
Эта весть утешила королеву. Не в силах удержать Владычицу Озера, она вернулась сказать королю о том, что узнала про Ланселота, не добавляя, что он будет на ближайшей ассамблее. Однако она уговорила короля огласить турнир у границы Горра.
– Близится срок поединка Мелеагана, – сказала она, – все недавно обретшие волю желают, чтобы им позволили выказать свою доблесть; возможно, они и скажут нам, что стало с Ланселотом.
Король уступил ее настояниям: он велел созвать ассамблею через двадцать дней в Помеглее. Грамоты и послания были разосланы во все концы, дабы ни один рыцарь не остался в неведении. Теперь нам надобно вернуться к Ланселоту.
CXII
Он возбудил живое участие в сенешале Горра, который его стерег; и еще более нежное чувство в сене-шалевой жене. Пока он пребывал в плену, ему не было отказа ни в чем, на что вправе надеяться узник. Он мог даже пойти потолковать с окрестными жителями, и так он услышал не без горечи, что оглашена грядущая Помеглейская ассамблея. Сенешалю часто доводилось покидать замок и оставлять его на попечение своей супруги. Довольная, что может облегчить тяготы узника, она обыкновенно разделяла трапезу с Ланселотом и охотно говорила с ним о ратных делах и подвигах. Чем более близился день ассамблеи, тем печальнее на ее глазах становился рыцарь. Она решила узнать причину его печали и стала уговаривать его поделиться с нею ради того, что ему всего дороже.
– Госпожа, – ответил он, – когда вы меня так заклинаете, вы вынуждаете меня говорить. Знайте же, что я не стану ни есть, ни пить, если не поеду на ассамблею, о которой было объявлено. Я бы вам ничего этого не сказал, если бы вы меня не приневолили.
– Сир, а в случае, если вас кто-нибудь туда снарядит, вы сумеете его отблагодарить?
– Да, всем, что могу отдать.
– Ну что же, обещайте мне дар, который я намерена у вас просить, и я вас туда отправлю, с добрыми доспехами и добрым конем.
– О! дарю вам его от всего сердца.
– Знайте же, Ланселот, что вы одарили меня своей любовью.
И вот он в превеликом смущении; он молчит, размышляя, что если он откажет, то не бывать ему в ассамблее; если же согласится, то подарит то, что дарить уже не властен.
– Ну, так что же, – спросила дама, – вы согласны?
– Госпожа, я вам от души отдам все, что мне принадлежит.
Она увидела, что он зарделся, и подумала, что стыд мешает ему сказать дальнейшее. Она немедленно распорядилась насчет коня и доспехов. Миг отъезда настал: она своими руками облачила его и взяла слово, что он вернется, как только сможет вырваться из битвы.
Он прибыл на равнину, где проходила ассамблея, и нашел приют недалеко от того места. Королева в окружении дам и рыцарей поднялась на вышку, откуда ей открывался прекрасный вид на все предстоящие бои. Начались игры, скачки, схватки; лучшими были Додинель Дикий, Гахерис и Агравейн – братья мессира Гавейна, Ивейн Побочный и Богор Изгнанник.
Ланселот остановился под вышкой, глядя не на бойцов, а на королеву. Он взял с собою
