Смех под штыком - Павел Моренец

— Где же наша уборщица? — проговорил про себя Илья, вскинув на закрытую дверь начальника штаба. — Разве еще кого послать?.. Товарищ начштаба!

— Я слушаю, — выглянул тот из двери.

— Пошлите конного за уборщицей. Пусть хлеба, консерв привезет. Что она раньше думала?

Вестовой Афонина принес несколько больших газетных свертков, положил перед ним на стол. Тот развернул окорок, хлеб и сыр, достал из кармана складной ножик и, принявшись разрезать окорок, пригласил:

— Ну, ваша уборщица до завтра не придет. Приступай, братва.

Начальник штаба подскочил к Илье:

— Пашет передавал, что противник подтягивает силы. Вызывал вас к телефону.

— Давно? — и, вскочив, Илья зашагал в комнату телефониста. Вскоре стремительно вышел и, обращаясь к комиссару, бросил:

— Едем на позицию. Ад’ютант! Закажите легковую машину. Лошадей расседлать. Мы их и так загоняли.

Быстро прошел к своему столу, сел в ожидании. Вскоре зарычала внизу машина. Илья и его комиссар спустились по ступенькам, оставив говорливую компанию за столом.

Машина вихрем пронеслась по шоссированной улице мимо оживленных, разнаряженных, пестрых толп на тротуарах. Шоссе свернуло и машина понеслась между заросшими зеленью дачами к цементным заводам, где был полевой штаб боевого участка.

Пашет шагал в комнате дачи и, вскидывая холодными глазами на стоявших у двери командиров, медленно говорил.

— Корове на хвост такие донесения. Разведка под Кабардинкой должна быть постоянно, чтобы знать, сколько противника прошло к нам. А теперь, когда они рассыпались по широкому плацдарму, засели в Кабардинке, забрались в горы, что около моря, — попробуй, посчитай их. И ты, поросячий сын, — растяпа. Сходил на Тонкий мыс, а что узнал? Наскочил на белых — и назад. А сколько их? Где расположились, что замышляют? Узнал? Расспросил у жителей? С горы у моря стреляют. Эх, вы… Вот что, ребятки, приготавливайся хорошенько. Ночью ожидай наступления белых. Никого не распускать из цепи ни в город, ни за цепь вперед в Марьину рощу. Впереди разведками прощутывай. Выделите подносчиков патрон. Теперь по-настоящему начнем воевать. Патронные двуколки будут стоять у шоссе в каменных карьерах.

— А почему Кабардинку не заняли? Не было бы мороки.

— Нельзя.

— Почему это нельзя, когда Васька-анархист с 30 ребятами со вчерашнего дня там сидел. Заперли бы выход из узкого прохода — и амба. А теперь сами отдали им широкий плацдарм, заводи хоть дивизию. Как мы тут справимся с ними?

— Сказано — нельзя. Читал приказ Ильи? Нам нужно держать силы в кулаке. Заняли бы Кабардинку — вытянули бы фронт еще на 20 верст, стянули бы все силы на позицию. А в Геленджике что? Высаживай дессант и занимай? А белые, думаешь, не знают как расположены наши силы?.. Э-ге, браток, тут дачников до чортовой матери…

Послышался громкий топот шагов, и в комнату быстро вошла группа военных.

— Здорово, Пашет… А-а, тут и командиры. Хорошо.

Илья сел у стола. Комиссар сел напротив, ад’ютант Ильи подошел к окну. Пашет остановился против Ильи, заложив руки за спину.

— Ты чего разоряешься, — заговорил Илья, сворачивая папиросу. — Васька-анархист ушел из Кабардинки?.. Хорошо. Какого чорта он болтается под ногами?.. Надо его притянуть и заставить подчиняться приказаниям. Он нам все дело испортить может. Вчера белые были в панике. Заняли мы Геленджик — ну, и довольно. Пусть примирятся на Кабардинке. А этот Васька скорей свою Кабардинку занимать, у него одни стратегические соображения, поскорей до баб. К чорту. Подумаешь, радость для нас, что белые в панике бежали до цементных новороссийских заводов и там стали окапываться. Сил-то у них мало? Что они не смогут перебросить еще несколько тысяч войск, раз Деникин за свою особу испугается? Пусть успокоятся, что мы не только Новороссийск, но и Кабардинку не хотим занимать. А подготовимся — другое дело. Нам нужно еще на Кубань перебросить 1000 бойцов, оттуда не пустить белых в горы: впустим — задавят нас своей массой.

— На Кубань погоди, — проговорил комбат, дымя папиросой. — Вон белые на ночь собираются наступать. Я говорю, Кабардинку бы заняли — легче было бы держать позицию. Впереди нее — узкий коридор. Заняли — и белые ни тпру, ни но…

— Как вы не хотите понять. Нельзя! Я еще вчера ночью говорил. Там они нас судовой тяжелой артиллерией, как стадо баранов, разгонят. А здесь и позиция удобная: кряж, короткий участок, и со стороны моря далеко — горы и залив. А залив охраняется нашей артиллерией. Одно орудие на Толстом мысу на девять верст берет, да от Толстого мыса сюда верст пять напрямик. Вот уже и боевое судно подумает, прежде чем подойти. Мы их соблазняем лезть в этот широкий плацдарм, а сами будем рубить им хвост под Кабардинкой. Пусть дрожат и оглядываются. На Мархотский хребет не пускать их, там все время должны быть наши отряды.

— А по-моему, собрались — и дунули в Новороссийск. Хорошего бы холоду нагнали и Деникину, и его ставке, и всем его министрам.

— Ну, это знаешь… Вас полтора года за нос водили Зелимханы да Воловины Новороссийском. Ну, поднимем там шум. А потом? Раскрошат, разгонят нас — и горы захватят. Оттуда им бежать уж некуда. Засядут по домам, как в крепостях, — и не выберешься живьем. Ясно? Кончено. Как у тебя дела, Пашет?.. Готовятся наступать?.. Так… Так… — и снова к комбату: — В Новороссийске нужно оставить им отдушину, иначе эта осатанелая лавина сметет на своем пути все… Ну, продолжай, Пашет… Так… Так… Приготовимся к защите… Здесь молчать, а в тылу, под Кабардинкой, поднимем трескотню. Все отсюда бегут. Верно?

На другой день хоронили жертвы боя. Приходили женщины в штаб, просили разрешения завезти убитых в церковь. Илья разрешил.

Поехала вереница подвод с гробами к церкви. Вернулась оттуда с попами и хором. Встретили их на улице отряды зеленых с оркестром, пристроились. Впереди — попы с хором и иконами, за ними — вереница подвод с гробами в цветах, дальше оркестры и, наконец, отряды зеленых и толпы горожан. Хор сменял оркестр — и наоборот. Одни пели «Со святыми упокой», другие — «Вы жертвою пали».

Пришли на кладбище. Поставили гробы у братской могилы. Выстроились отряды зеленых. Впереди них на конях — Илья, комиссар, Афонин. Орлик командует. Он и сейчас «выпимши» Расхаживает важно перед строем, «тянет» зеленых, проделывает какие-то сложные строевые комбинации, ломается перед толпой — и становится нестерпимо стыдно: видят все, что пьяный. Прогнать его — скандал.

Но тягостное положение недолго продолжается: Орлик скомандовал, зеленые рванули винтовки, защелкали затворами, ощетинились штыками в направлении своих командиров. Нечаянный выстрел — и смерть. А зрелище, чорт возьми, красивое: пусть любуется город, как верят друг другу командиры и их подчиненные.