Семя скошенных трав - Максим Андреевич Далин

— Дашуля, налей чайку, — сказал Василий и сбил всех с мысли.

Мне было тяжело пережить всю эту чайно-молочную возню. Я понимал, что после такой ночи нашим надо хоть что-то съесть и выпить горячего, но ожидание жгло меня изнутри.

И Нинель это заметила. Я снова наблюдал комконовца-суперпрофи: она взглянула на меня — и, похоже, всё прочла у меня на лице.

И пожалела: перешла вместе со стулом на нашу с Верой сторону, поговорить, пока наши Старшие отдыхают.

— Вот кого я не ожидала здесь увидеть, так это Веру Алиеву, — сказала Нинель, чуть улыбаясь. — Впрочем, не знай я от Веньки, что вы — Вера, я бы вас не узнала: вы сильно изменились.

— Это остатки временного биоформа, — сказала Вера.

Я смотрел на Нинель и думал: с чего я решил, что она похожа на курицу? Немолодая, чудовищно усталая женщина… из места, где немолодых и уставших не может быть по определению…

— Вы никогда не принимали препаратов на основе тканей шедми, Нинель? — спросил я, в общем, зная ответ. Просто чтобы она мне подтвердила.

— Работающие на базе уверены, что у меня идиосинкразия к этим препаратам, — сказала Нинель. — На самом деле я — слабая баба, не смогла заставить себя сделать это даже ради маскировки. Мне оказалось легче подделать тесты.

— Это поразительно, — шепнула Вера.

Нинель взглянула на неё грустно:

— Верочка, поразительно — как Марго, принимать эти препараты, точно зная, из чего и каким именно образом их получают. Она была моим куратором, ученицей Майорова, товарищем Кранцу — и продалась за девичье личико… Впрочем, нет худа без добра. Она, как и все, кто занимается здесь вивисекцией, легко поверила, что я продаюсь за деньги. Все продажные легко в такое верят… Предполагается, что я глаза и уши Марго на этой базе — ну и да, ксеномедик, да ещё и генетик, это им ценно.

— Вы наблюдали? — спросила Вера. — У вас должен быть громадный архив…

— У меня есть архив, — сказала Нинель и улыбнулась, как Кранц. Так, что мороз по коже. — Но дело не в архиве. Дело в детях. Я бы не смогла работать только ради… наблюдений. По окрестным деревням живут подростки-шедми, ребята. Дарья и Василий подали мне прекрасную идею — продавать шедми в рабство, — и она снова ужасно улыбнулась. — И эти… сотрудники базы… они ведь легко поверили, на удивление легко. Опять же — за деньги… Надо было только находить проверенных людей. Двадцать шесть ребят мы успели так продать… и ещё пятерых девочек я выпустила наудачу. Все живы, все в надёжных местах. Я связалась со своими людьми, осталось назначить точку сбора.

— Это красиво! — вырвалось у меня.

— Со стороны, — сказала Нинель. — Я ксенолог, мне понятны самые разные формы жизни… но я больше трёх лет работала в группе разумных гельминтов, под руководством разумного гельминта… я устала. Я смертельно устала от того, что не знала, когда и чем это кончится, Юлий. И кончится ли когда-нибудь…вы же видите, ребята: война страшно закончилась, но просветов нет.

— Ну что вы, Нинель! — Вере было жаль, на всём её теле было написано, как ей жаль, она даже хотела тронуть Нинель за руку, но не посмела. Кранца тоже не очень тронешь, как бы ни был к нему расположен: такие комконовцы слишком особой породы. — Как же нет просветов? Мы ведь забрали детей в Штатах и в Китае, возьмём ваших подопечных — и…

— И отправимся в специально оборудованное для этого место на Океане Втором, — сказала Нинель мёртвым голосом. — В идеальные условия для шедми: температура, давление, гравитация… препараты божественной чистоты можно будет делать. Я слышала, что в Мировом, так сказать, Совете на закрытых заседаниях уже вой и драки: Штаты Федерацию обвинили в том, что наша агентура у них с закрытой базы трофеи стырила, требуют компенсировать на Океане, а Китай и вовсе считает, что его обделили и ограбили… И прочие хотят свою долю — высчитывают, кто сколько потратил на войну… Штаты заявили, что по сути операция была разработана ими, Федерация — только союзник, а Китай — и вовсе на подхвате. Считают, что основная часть трофеев принадлежит им по праву, прочие торгуются… гнусно. Не знаю, какие инструкции здешнее руководство получило, не видала ещё, но нам, я думаю, легко отдадут детей. И всё. Дальше — просто. То ли на Океане будет общий… инкубатор… то ли эти мрази потом поделят добычу. Саид и Венька убеждают меня, что у них есть какой-то особый план — но они не делились со мной этим планом.

— А вся Земля?! — Вера чуть не плакала, еле сдерживалась. — У меня же фильм, я почти закончила монтаж, люди узнают…

— Ну узнают, — Нинель пожала плечами. — Многие и так знают. Скоро присмотрятся к шедми, как к домашним животным. Люди довольно легко убивают других людей, а шедми — даже не люди… Две главных ценности у наших современников — здоровье и деньги, обе они получили после этой войны, будь она проклята…

Я скрипнул зубами: Нинель говорила о вещах, которые я отлично понимал, но боялся о них думать.

И тут включился Кранц.

— Так, — сказал он. — Нинка, хватит вгонять детей в тоску. Сегодня нам надо закончить.

Нинель подняла на него взгляд. Во взгляде появилось что-то кромешное, как отсвет далёкого ядерного взрыва — этакая смертельная заря.

— Веня, — сказала она тихо, — а ты на кого работаешь, вообще-то? И ты, Саидушка? Простите, мальчики, я вообще никому не верю. Из людей — во всяком случае. А уж из наших — в особенности. И меня вдруг осенило…

Удивительно, как может оглушить такой тихий голос. И все вокруг услышали, замолчали и повернулись к нам. Похоже, шок у всех был. Меня поразило лицо Ярослава — ему было физически больно от этих слов.

— Мы с Майоровым сотрудничаем с «Барракудой», — сказал Кранц. — Я понимаю, как тебе досталось, Нина, но своим надо хоть попытаться доверять.

— Марго была мне больше своей, чем ты, — сказала Нинель.

— Рита продала и нас, — сказал Саид.

— Неужели вы всерьёз верите, что Океан оставят в покое? — вздохнула Нинель. — Венька, неужели ты такой уж наивный мальчик? Или ваша «Барракуда» собирается воевать с Землёй? С помощью уцелевших шедийских субмарин и пары грузовых звездолётов мадам Лю?

— Дорогая, — сказал Саид, — если ты так настроена, то зачем ты здесь?

— А где мне быть? — лицо Нинель стало безнадёжным и беспомощным. — Жить совсем без просвета я не могу… ну, умру, как умирают шедми, когда надо спасти детей любой ценой. Я не