Пушкин - Леонид Гроссман

28

Впоследствии Пушкин выражал свое восхищение «Элегиями понтийскими», то-есть знаменитыми «Скорбями» Овидия: «Сколько яркости в описании чуждого климата и чуждой земли… и какая грусть о Риме! Какие трогательные жалобы!»

29

Поэма строится на глубоко реальной основе- со времен княжеской Руси и до середины XIX века правительство не заботилось ни об одежде, ни о пище арестантов, всецело предоставленных заботам общественной благотворительности; партии колодников в лохмотьях и оковах бродили по улицам, выпрашивая милостыню.

30

«Домашний палач кроткой Екатерины» (примечание Пушкина).

31

Б. Маркевич, Из прожитых дней.

32

О его оборотах дают представление бюллетени одесского порта, вроде: «Прибыло австрийское бригантино «Барон Россети», шкипер Филипп Лоренцо Эльчичь, с апельсинами, лимонами, миндалем и табаком; адресовано Джованни Ризничу: из Мессины 70, а из пролива 5 дней».

33

Впоследствии Пушкин писал, что историческая драма создана «Шекспиром и Гёте («Литературная газета», 1830, стр. 96),

34

Воронцов рос и воспитывался в Англии,

35

Разрыв Пушкина с Воронцовым нередко объясняют и вмешательством Александра Раевского, влюбленного в Свою кузину Воронцову и якобы заставившего Пушкина играть роль ширмы для прикрытия романических планов его коварного друга. Такая версия исключается последующей перепиской Раевского и Пушкина. На высылку поэта из Одессы Раевский реагировал поразительным по сердечному тону письмом (от 21 августа 1824 г.), в котором просил политического изгнанника не опасаться скомпрометировать его своей корреспонденцией: «Помимо моего преклонения перед вашим прекрасным и высоким талантом, я с давних пор питаю к вам чувство братской дружбы, которую никакие обстоятельства не смогут поколебать». Пушкин отвечает таким же искренним и глубоким чувством. «Мне сказывали, что А. Раевский под арестом, — пишет он в январе 1826 года Дельвигу. — Не сомневаюсь в его политической безвинности, но он болен ногами, и сырость казематов будет для него смертельна. Узнай, где он и успокой меня». Следует отказаться от приурочения к Раевскому пушкинской «Коварности»: речь в ней идет не о любовной интриге, а о политической и общественной вражде («злобное гонение», «презренная клевета» — характерные выражения Пушкина для обрисовки обстоятельств его ссылки). Поэт протестовал против высылки Александра Раевского из Одессы в 1828 году и помогал в 1832 году Николаю Раевскому в хлопотах о снятии опалы с его брата.

36

Статья была напечатана в «Journal des Débats» 17 апреля 1824 г. Автор ставил себе задачей оправдать Сальери от обвинений в убийстве.

37

«О Прасковье Александровне Осиповой-Вульф народное предание не сохранило добрых воспоминаний О ней отзываются, как о строгой, жестокой помещице И знавшие ее слуги старого поколения и даже внучки ее ужасно не хвалили, она с хлыстом выходила на кухню наказывать людей за шум А. Н. Вульфа народная память ценит особенно за до, что он усмирял жестокие порывы своей матери, которая его за это не любила. Она без него много секла (В И Чернышев, «Пушкинский уголок, его быт и предания» «Известия Государственного русского географического общества». 1928, X, 353).

38

На те же мотивы написано посвящение «Полтавы».

39

Следует отметить, что в годы южной ссылки Пушкина Сергей Львович, вопреки биографической традиции, не относился к сыну безразлично: он посылает ему в Кишинев одежду, передает через Липранди 500 рублей; именины ссыльного Александра празднуются в семье в присутствии всех друзей поэта. Во время пребывания Пушкина в Михайловском Надежда Осиповна обращается в 1825 году к Александру I, а в 1826 году к Николаю I с просьбами о помиловании сына. Не лишено интереса, что лучший друг Пушкина Дельвиг стал в распре сына с родителями на сторону последних. Жуковский и Осипова считали, что вина здесь делится пополам.

40

В бумагах Пушкина сохранилась запись: «А вот то будет, что и ничего не будет. Пословица Святогорского игумена.

41

Записано в восьмидесятых годах со слов крестьянина Псковского уезда, Логазовской волости, деревни Ритома, Ефима Федорова.

42

Это дает возможность датировать момент, когда Пушкин узнал о восстании декабристов. При быстрой езде расстояние от Петербурга до Тригорского покрывалось в 30–35 часов.

43

«Мысли Пушкина остры, смелы, огнисты, — писал в свою очередь Бестужев в 1825 году, — язык светел и правилен. Не говорю уже о благозвучьи стихов — это музыка; не упоминаю о плавности их — по русскому выражению, они катятся по бархату жемчугом».

44

Известный вариант «Восстань, восстань, пророк России» отсутствующий в рукописях Пушкина, едва ли можно рассматривать, как продолжение «Пророка» (первые сведения об этой строфе появились лишь в 1880 г.) Следует признать весьма убедительным указание Б. Мейлаха на близость строфы о «пророке России» к стихотворению Кюхельбекера «Пророчество», где имеются строки «Восстань, восстань, пророк свободы, — Воспрянь взвести, что я вещал!» («Пушкин и русский романтизм», стр. 181)

45

Вторая глава «Евгения Онегина» вышла из печати в октябре 1826 года, «Цыганы» и «Братья разбойники» — в 1827 году.

46

Такова была, вопреки фактам, официальная версия. Возможно, что в беседе с царем ее нельзя было миновать. В рассказе Николая I, записанном Модестом Корфом, имеется аналогичное место.

47

Несколько позже в библиотеке Пушкина имелась и книга Ансильона «Мысли о человеке», где шла речь о методе Песталоцци.

48

То-есть возбуждающую к возмущению.

49

Записка «О народном воспитании» — одно из самых спорных произведений Пушкина. Долгое время ее толковали, как наиболее резкое отклонение его мировоззрения в сторону реакции, в последние годы ее толкуют, напротив, как одно из самых передовых его высказываний. Не примыкая ни к одному из этих крайних толкований, мы признаем в этом официальном документе ряд положений, действительно свидетельствующих об искреннем намерении автора «не пропустить случая, чтобы сделать добро», но не можем отнести ее к разряду наиболее передовых страниц Пушкина Здесь ощущаются первые признаки того психологического состояния, о котором с большой зоркостью писал Н. А. Добролюбов. «В последние годы его жизни мы видим в нем какое-то странное борение, какую то двойственность, которую можно объяснить только тем, что, несмотря на желание успокоить в себе сомнения, проникнуться как можно полнее заданным направлением, все таки он не мог освободиться от живых порывов молодости, от гордых, независимых стремлений первых лет».