Далекие Королевства - Кристофер Банч

– Мы оба оказались в дураках, – выговорил я. – И мы ни до чего не договорились. Продолжим завтра. Когда решим, как вести себя.

Яношу удалось коротко кивнуть в знак согласия. Он даже пытался что-то сказать, но замолчал. Не прощаясь, я повернулся и поспешил вниз. Еще находясь во внутреннем дворе, я начал окликать Гатру и гондолу.

В мой дворец я вернулся поздно ночью. Я не знал, что делать. Я сбросил одежду на берегу пруда и бросился в холодную воду. Три раза я переплыл пруд, пытаясь разогреть мышцы и остудить голову. Я выбрался на берег. Предрассветный ветерок холодил кожу. Я почувствовал себя немного лучше, но не умнее.

Что-то подсказывало мне, что теперь важен каждый час. Мне надо было обсудить ситуацию с единственным человеком в этом королевстве, пребывавшем в здравом рассудке. Я прошел на кухню и разогрел котелок чая, не поднимая дремлющего слугу. Я понес чай в наши покои, собираясь разбудить Омери и рассказать ей, что произошло. Но она и не спала, встревоженно стоя у окна. Я опустил поднос и обнял ее, не желая ничего более, как только поменять вечность на это мгновение. Но она вскоре отодвинулась от меня.

– Случилось плохое?

Я все ей рассказал: и о посещении дворца Равелина, и о встрече с Яношем. Когда я закончил, то увидел, что на рассказ ушло два часа. Омери налила холодного уже чая и выпила.

– В Вакаане нашлись бы такие, – сказала она, – кто счел бы смешной такую ситуацию, когда полусумасшедший чужестранец обращается за мудрым советом к артистке.

– Но ведь ты же знаешь меня лучше всех, – сказал я. – И только тебе я могу довериться до конца.

Омери поцеловала меня и сказала:

– Ну тогда ладно. Начнем с твоего друга? Давай рассмотрим такую ситуацию: если бы кто-нибудь пришел ко мне, как, вероятно, пришел принц Равелин к Яношу, и сказал, пообещал, что я буду знать все аккорды, все возможные постановки пальцев, смогу играть на всех музыкальных инструментах, которые только существуют в мире, и смогу использовать эти знания для создания величайшей музыки всех времен и народов… возможно, и я бы оказалась настолько слепой, что не смогла бы отвергнуть такой дар и дарителя. Кроме того, в его словах есть доля истины. Не то что злобу Равелина можно трансформировать в добро, как это делается с веществами, превращенными в золото. Но Равелина можно сбить с курса.

Во мне проснулась надежда:

– Каким образом? Может быть, мне пойти к королю?

Омери задохнулась в ужасе:

– Даже не думай об этом, любимый! Если только ты отправишься к королю Домасу и расскажешь ему обо всем, что произошло, он наверняка призовет Равелина и сурово его накажет. Он может даже потребовать, чтобы принц сам сослал себя в отдаленное поместье, сказав, что вид его оскорбляет зрение приличных людей. И тебя даже наградят. Но Равелин вернется в Ирайю через несколько месяцев, а ты можешь исчезнуть. И пусть один брат ненавидит другого, но никому не позволено ставить в неловкое положение королевскую фамилию. Никому. Кроме того, в Вакаане привыкли более деликатно относиться к таким вещам. По моему мнению, нам надо бы переговорить с некоторыми нашими друзьями, которых король считает людьми мудрыми. И чтобы эти друзья перемолвились со своими друзьями. И беседы эти должны проходить в интимной обстановке и без шума. Через какое-то время – через неделю или через месяц – мы переговорим и с Бимусом. Так слушок доберется и до королевских ушей. Он проведет свое тайное, негласное расследование. А как только он узнает правду, причем сам узнает, тогда-то принца Равелина и прихватят под уздцы. И возможно, он получит неожиданный приказ отправиться на борьбу с разбойниками куда-нибудь на север.

Я не поверил.

– И таким образом ситуация нормализуется, а мои проблемы и проблема Ориссы разрешатся?

Это было невероятно.

– Как я уже сказала, Равелина приведут в чувство, а это для нас, по крайней мере, важнее, нежели судьба двух варварских городов на западе. Прости, Амальрик, любимый, но именно так думают в Вакаане.

Я ничего не понимал, особенно там, где дело касалось гарантий. Но Омери предлагала единственный план, в котором было какое-то разумное зерно. А завтра я схожу к Яношу, и мы пересмотрим наши аргументы. Хоть я и был еще зол, помня о его несправедливых оскорблениях, но я сказал себе, что все мы не идеальные, да и, потом, Далекие Королевства стали его навязчивой идеей гораздо раньше, чем моей. И, уже лежа в постели, я подумал, что теперь нашей дружбе придется перенести самое серьезное испытание.

Проснулся я час спустя с воплем, рвущимся из груди. Крик просился наружу, но так и не вырвался. Омери беспокойно заворочалась рядом. А я как бы одновременно и уже не спал, и в то же время пребывал в каком-то лихорадочном состоянии из-за этого вещего сна.

Две мысли жгли мой мозг. Одну я уже понял, по крайней мере в принципе: вскормлен какой-то черный колдун, созданный из боли, страха и смерти. Если Равелину удастся осуществить его план, то и Орисса, и Ликантия обратятся в хаос. По нашим землям будут бродить армии бандитов и мародеров. И со временем от нас не останется ничего, кроме заброшенных земель, таких, как Спорные земли и другие, что мы видели. И я даже представлял себе лицо Равелина, нависшее над этой кровавой разрухой, ухмыляющееся этому разрушению, жажду которого он впитал в себя с молоком матери.

Если позволить Равелину осуществить его план… И тут я вспомнил о том, что Равелин хотел бы превратить Яноша в своего цербера. И я задумался: в цербера или в наемного убийцу? Ничто не помешает Яношу принять участие в заговоре против короля Домаса. Пусть так, но ни в каком кошмаре я не мог себе представить Яноша, крадущегося по королевскому дворцу с отравленным клинком в поднятой руке. Однако разве не может Янош сам организовать, возглавить и осуществить переворот? Чтобы в момент победы его умертвил свежекоронованный король, безмерно скорбящий об убийстве брата? Нет. Это было слишком фантастичным.

Я попытался взять себя в руки и посмотрел в окно. Хотя было еще темно, пока неуверенно, но уже начали перекликаться птицы в саду. И не надо было бы засыпать, но я не удержался. Не помню, как упала голова на подушку. Запомнил лишь последнюю мысль: предстоит день, ни на что не похожий.

Глава двадцать шестая

ПЕЩЕРА

Это больше напоминало кошмар, но все-таки было явью. Где-то сбоку горели факелы. Я лежал на холодном влажном камне. В ноздри набивался запах плесени, во рту ощущался солоноватый привкус крови. Я знал, где я: опять в подземелье архонтов, глубоко под их дворцом в Ликантии.

Я только что очнулся от сновидения, в котором прошла чуть ли не половина жизни и каждую деталь которого я помнил наизусть. Нам с Яношем так и не удалось сбежать из этого подземелья, мы не сражались с воскресителями за души людей Ориссы и никогда не путешествовали далеко от Перечного побережья к Далеким Королевствам. Я вспомнил о женщине по имени Омери, которая мне снилась, понял, что ее никогда не было, и глаза мои увлажнились. По крайней мере, боги сжалились, подарив мне кусочек воображаемого счастья в этом затянувшемся сновидении.