Николай II - Сергей Фирсов

Убийство Распутина, таким образом, стало проверкой лояльности самодержцу. Родственники Николая II этой проверки не выдержали или, лучше сказать, просто проявили свою нелояльность: ведь «Друг» царя не может быть врагом его верноподданных! Даже его мать, императрица Мария Федоровна, узнав о гибели «старца», сказала «слава Богу», хотя и добавила: «Нас ожидают теперь еще большие несчастия». В этих условиях царские родственники вместе с представителями «общественности» радовались смерти мужика и стремились помочь великому князю Дмитрию Павловичу, высочайшим повелением высылаемому в отряд генерала Баратова, дислоцировавшийся в Персии. 29 декабря почти все члены дома Романовых, находившиеся в Петрограде, собрались у великой княгини Марии Павловны и подписали коллективное письмо, ходатайствуя перед царем о его высылке в одно из подмосковных имений.

Письмо подписали Королева Эллинов Ольга Константиновна, великая княгиня Мария Павловна, ее дети — Кирилл, Борис и Андрей Владимировичи, супруга Кирилла — Виктория Федоровна, дядя Николая II Павел Александрович, вдова Константина Константиновича — великая княгиня Елизавета Маврикиевна, ее дети — Иоанн, Гавриил, Константин и Игорь Константиновичи, супруга князя Иоанна — Елена Петровна, великая княгиня Мария Павловна (младшая), а также великие князья Николай и Сергей Михайловичи. Через день письмо вернулось с высочайшей резолюцией: «Никому не дано право заниматься убийством, знаю, что совесть многим… не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению ко мне. Николай». Итак, обращение, как и следовало ожидать, не возымело на царя никакого действия. Не помогло и заступничество великого князя Александра Михайловича, тестя князя Ф. Ф. Юсупова. Считая Дмитрия Павловича и Юсупова не обыкновенными убийцами, а патриотами, пошедшими по ложному пути, Александр Михайлович услышал от Николая II простые слова, с которыми не мог согласиться: «Никто — будь он великий князь или же простой мужик — не имеет права убивать». Однако моральные мотивы в то время мало кого удовлетворяли. Ненависть «к режиму», к императрице и ее венценосному супругу проникла в среду тех, кто называл себя монархистами. О возможности цареубийства говорил даже «националист» В. В. Шульгин и миллионер М. И. Терещенко. Куда уж дальше!

Разговоры о готовящихся заговорах становятся зловещей приметой времени. Вновь муссируются слухи о Николае Николаевиче как возможном «наследнике» незадачливого монарха. В декабре 1916 года этот вопрос обсуждался на квартире князя Г. Е. Львова — будущего главы Временного правительства, а в то время — главы Земгора, объединявшего Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам и Всероссийский союз городов. Предполагалось, что «воцарение» Николая Николаевича будет сопровождаться образованием ответственного министерства. Князь Львов в таком случае становился бы премьером. Присутствовавший на совещании тифлисский городской голова А. И. Хатисов уполномочивался вступить с Николаем Николаевичем в переговоры, ознакомив его с проектом дворцового переворота. В Тифлисе, во время новогоднего приема, Хатисов изложил великому князю «проект Львова». Подумав, Николай Николаевич от участия в заговоре отказался, но государю о предложении не сообщил. Исследовавший эту тему эмигрантский историк С. П. Мельгунов отмечает, что «великокняжеские „заговоры“ сами по себе скоро заглохли», да и «перевернутая „великокняжеская“ страница свидетельствовала больше о растерянности, чем о серьезных планах».

Впрочем, планировался и военный переворот, более известный как «заговор Гучкова», названный так по имени создателя и лидера партии «Союз 17 октября». Во время Великой войны член Государственного совета Александр Иванович Гучков стал председателем Центрального военно-промышленного комитета и членом Особого совещания по обороне. Выступая с обличениями «распутинской клики», Гучков, некогда являвшийся политическим союзником П. А. Столыпина, вызвал недовольство царя и ненависть Александры Федоровны. Именно этот человек в конце 1916-го — начале 1917 года вынашивал планы династического переворота, предусматривавшего отречение Николая II в пользу наследника при регентстве великого князя Михаила Александровича, и создание ответственного перед Думой правительства, состоящего из либеральных политиков.

В середине ноября 1916 года Гучков принял участие в политическом совещании думских деятелей, в ходе которого обсуждался и дворцовый переворот. Но никаких решений совещание не выработало. Гучков тогда заявил, что это предстоит сделать тому, кто совершит переворот. Позже к нему приехали Н. В. Некрасов и М. И. Терещенко — будущие министры Временного правительства, полностью солидаризировавшиеся с ним. Так якобы и возник «комитет трех», члены которого, желая избежать кровопролития, намечали, как арену действий, одну из железнодорожных станций на царском пути в Новгородской губернии. Там была расположена запасная гвардейская часть, преданная заговорщикам. К марту предполагалось также подтянуть в столицу верные воинские части. Но подготовка шла медленно. Как вспоминал впоследствии сам Гучков, «сделано было много для того, чтобы быть повешенным, но мало для реального осуществления, ибо никого из крупных военных к заговору привлечь не удалось».

Слухи о дворцовом перевороте с конца декабря 1916 года проникали и в Ставку, где сплетничали об участии в заговоре великих князей и видных военных. Разговоры эти не вызывали гнева, к перевороту относились спокойно, полагая, что государственный порядок того времени приведет к поражению в войне. В глазах офицеров и солдат государь уже не пользовался авторитетом, престиж царской власти упал совершенно. «Даже за генеральскими столами» говорили о низложении царя и заточении царицы. Министр внутренних дел предупреждал Николая II о том, что значительное число генералов сочувствует перевороту. Очевидец рассказывал историку С. П. Мельгунову, что когда в масонскую ложу принимали командира Финляндского полка Теплова, один из «братьев» задал ему вопрос о царе. Теплов ответил: «Убью, если велено будет». О верности присяге в таких условиях говорить не приходилось. В великосветских гостиных Петрограда и Москвы открыто говорили, что государя принудят отречься, а регентом будет его брат Михаил Александрович. Сплетничали, что великая княгиня Мария Павловна приняла у себя морганатическую супругу царского брата как жену будущего регента. «Все ждали какой-то развязки», — отмечает информированный современник, что накануне революции об уходе государя говорили как о смене неугодного министра, а об убийстве царицы и ее ближайшей подруги А. А. Вырубовой отзывались так же просто, как о госпитальной операции[119]. «Что-то надломилось в среде правящего класса. Авторитет государя и его супруги, видимо, был окончательно подорван. Распутиным началось, войной кончилось»[120]. Земля буквально горела под ногами самодержца, заставляя близких ему людей вновь и вновь пытаться «открыть» ему глаза.