Предсказанное. Том 2 - Василий Головачёв

Институт пограничных физических проблем располагался в Москве, на территории старинного парка, где когда-то, двести с лишним лет назад, стоял Институт ядерных исследований имени Курчатова. Собственно, ИПФП являлся его преемником и использовал сложившуюся подземную и надземную инфраструктуру «Курчатника», хотя его основной корпус был построен недавно и представлял собой суперсовременное здание-организм, выращенное в стиле «виноградная гроздь».

Терминал метро института находился в одной из нижних «виноградин» здания-грозди.

Маттер вышел из кабины, сканируя пространство холла и всего института «локатором» «третьего глаза», но опасности не учуял. Несмотря на то что на долготе Москвы была ночь, институт работал, поэтому в здании царила деловая атмосфера, хотя ночной ритм деятельности все-таки был поспокойнее дневного.

Ландсберг ждал гостя у выхода из зала метро. Небольшого роста, он вдобавок еще и горбился, отчего казался маленьким и несчастным. Лишь сверкающий в запавших глазках огонь высокомерной самоуверенности указывал на силу воли этого человека, отличавшегося жестоким стремлением к абсолютной власти.

Они пожали друг другу руки.

— Привет, ненормал. Мне говорили, что ты сбежал с Земли. Не боишься, что я тебя сдам Службе?

— Если бы хотел сдать — не предупреждал бы, — хохотнул Герхард. — Конечно, на Земле теперь неуютно работать, но ты же знаешь, мне нужен всего лишь доступ к Интерсети и к базам данных Больших Умников. Все остальное, — он постучал пальцем по лысому черепу, — я ношу здесь.

— Поехали ко мне.

Они сели в лифт, вышли через минуту на сорок втором горизонте здания, перед дверью с табличкой: «Сектор ИМП». Дверь открылась.

Коридор с пятью светлыми прямоугольниками дверей, в толще которых горят оранжевые огоньки, указывая на отсутствие хозяев. Огонек на второй двери слева сменил цвет на зеленый, дверь растаяла.

Рабочий модуль Ландсберга представлял собой стандартный технококон с вириалом инка, рабочим столом, креслом и крохотной зоной отдыха. Видеопласт модуля был выключен, из-за чего подсвеченные изнутри алмазной россыпью искр стены, казалось, имели огромную многометровую толщину.

— Я думал, ты уже не вернешься к науке, — сказал Маттер, озираясь. — По опыту знаю, что люди, вкусившие прелестей политики, к прежней своей деятельности не возвращаются.

Глаза Ландсберга под мощными бровями недобро сверкнули.

— Я еще взлечу на Олимп! Немного ждать осталось. Они у меня вот где все будут! — Он сжал кулак.

— Кто?

— Есть деятели… — По губам начальника сектора скользнула кривая улыбка. — Не дают развернуться. Да и ты попал не в ту компанию, старик. Бросил бы играть в эти дурацкие игры с Сопротивлением, поиском суперцивилизаций, попытками помешать нам.

— Откуда ты знаешь, чем я занимаюсь?

— Разве ты не встречался с Барашенковым неделю назад? Он и рассказал. Кстати, почему ко мне не зашел?

— Ты отсутствовал, а материал мне был нужен срочно.

— Садись, побеседуем. Пить что-нибудь будешь?

— Только джин с тоником и со льдом, если есть.

Ландсберг достал из бара стаканчики, бутылки с джином и виски, налил гостю джина, себе виски, бросил в каждый стаканчик по кубику льда. Они сели на изогнутый буквой «с» диванчик в зоне отдыха.

— Что ты хотел узнать конкретно?

— Результаты последних экспериментов с эйнсофом.

Ландсберг сделал глоток, поморщился.

— Эйнсоф не колется, сволочь! Глотает аппаратуру, маяки, капсулы МК… кстати, напрасно вы уничтожили МК-завод на Меркурии, у нас большие запасы микролов… и ничего не возвращает! Хотя есть интересные записи запусков внутрь него видеозондов.

— Зачем вы это делаете, Казимир? Ведь это опасно. Когда-нибудь эйнсоф возбудится, и от вашей лаборатории, да и от Меркурия вообще, останутся рожки да ножки. Кто тебе предложил заниматься активацией сферы Сабатини? Уж не Данила Шаламов, случайно?

Глаза Ландсберга сузились.

— Во-первых, не Шаламов, есть люди повыше рангом. А во-вторых, ты что-то имеешь против него?

— В общем-то, как человек он мне безразличен, — пожал плечами Маттер. — Но как путешественник, повидавший много удивительного, интересен. Хотелось бы встретиться с ним, побеседовать.

— Могу устроить.

Маттер засмеялся.

— Раньше ты юморением не отличался.

— А я не шучу.

— Ладно, показывай, что у тебя есть.

Ландсберг некоторое время изучал лицо ксено-психолога, словно решая, что с ним делать, выгнать или подождать, потом включил видеосистему.

Стены комнаты исчезли. Люди на диванчике повисли над обрывом черной бездны, усеянной звездами. А потом напротив проявилась колоссальная огненная стена, испещренная узором более ярких трещин и факелов еще более яркого пламени. Это было Солнце.

Маттер закрыл глаза ладонью.

Ландсберг уменьшил яркость изображения, светило притушило свой блеск, в границах конвективных ячеек фотосферы стали видны еще более мелкие гранулы, похожие на зерна попкорна. Затем фронт изображения чуть сместился, и зрителям показался край Меркурия с висящей над ним черной сферой эйнсофа. Вокруг сферы вилась призрачная световая метель, образуя необычный изогнутый конус вершиной к Солнцу.

— Он все быстрее удаляется от поверхности Меркурия, — сказал Ландсберг, хищно скаля зубы. — Примерно на сто километров в сутки. Сначала мы думали, что это следствие нелинейности гравитационного взаимодействия с солнечным полем.

— Абсолютная чепуха!

— Потом обнаружили фронтальные фазовые осцилляции вакуума, как бы подталкивающие его к Солнцу. Из-за этого градиента создается эффект давления…

— Дай мне записи ваших последних запусков, я сам разберусь.

— Мы скормили ему около сотни старых ядерных бомб и два стрингера.

— Ну?! — подался вперед Маттер.

— Ну, и ничего, — усмехнулся Ландсберг. — От взрывов бомб вообще никаких особых эффектов не наблюдалось, а при попадании стрингеров фиксировались весьма необычные пространственные судороги. Половина зондов растаяла, как сахар в кипятке, вторая половина выдала странные результаты — расползание метрики.

— Этого следовало ожидать. Вы же раскачиваете мерность нашего местного континуума, эйнсоф выплескивает «избыток» измерений, и пространство становится «рыхлым», рвется на многомерные куски. Удивительно, что вы еще не развалили Меркурий.

Ландсберг пожевал губами, выключил проектор.

— Ты хороший теоретик, Гера, но плохой психолог. Зря ты пришел ко мне сегодня.

— Почему?

— Мы по разные стороны баррикад. Тебе платят за одно, мне за принципиально противоположное.