Социализм. «Золотой век» теории - Александр Шубин

С началом революции 1917 г. вышедшие на улицы рабочие быстро вспомнили опыт 1905 г. и стали создавать советы. Их естественным образом возглавили умеренные социалисты, за которыми шло большинство революционной интеллигенции и политически образованных рабочих – кадровый резерв новых структур общественной самоорганизации. Лидеры Петроградского совета, который некоторое время был представителем формирующегося советского движения всей страны, не претендовали на общероссийскую власть. Было очевидно, что страна ждет прихода к власти известных, «раскрученных» либералов из числа депутатов.

В первые мартовские дни обсуждение «вопроса о власти» в Совете выявило три точки зрения. Депутаты Н. Чхеидзе и М. Скобелев доказывали, что брать власть нельзя, потому что тогда придется брать на себя ответственность за неизбежные буржуазные меры, включая и продолжение войны. К. Гвоздев и правые меньшевики считали, что войти в правительство можно, чтобы отстаивать точку зрения трудящихся. Большевики, межрайонец К. Юренев и левый эсер В. Александрович предлагали свергнуть временное правительство и создать из партий, входящих в Совет, временное революционное правительство. Это предложение было отвергнуто исполкомом 13 голосами против 8. 2 марта на заседании Совета только 19 человек против 400 поддержали радикалов против большинства Исполкома. Предложение Гвоздева тоже не прошло. До мая.

Лидеры Совета понимали, что управлять страной они не смогут, да и вся страна, не связанная с Петросоветом организационно, не станет подчиняться решениям неизвестных пока России людей, лидирующих в этом революционном органе. Революционерам необходимо было еще приобрести достаточную известность и опыт легальной работы, чтобы их авторитет превысил влияние думских лидеров. Поэтому Совет, воспринимавшийся в столице как власть, исходил из того, что правительство будет формироваться думским большинством. Но Совет претендовал на роль верховного контрольного органа. Лидеры Совета считали: "Стихию можем сдержать или мы, или никто. Реальная сила, стало быть, или у нас, или ни у кого"[1192]. Это утверждение было не далеко от истины. Советы стали основной структурой демократии в России. Массы, выдвинувшие своих представителей в Петросовет, требовали революционных преобразований. Социалисты в принципе были согласны, что революцию следует продвигать в сторону максимально возможного демократического варианта капиталистического общества. Но уровень развития страны и обстановка Мировой войны накладывали ограничения на это продвижение.

2 марта думские лидеры согласовали декларацию правительства с представителями Совета. Было решено, что правительство провозгласит в своей декларации амнистию по политическим и религиозным делам, широкие гражданские свободы (в том числе и для военнослужащих), отмену сословных, национальных и религиозных ограничений, замену полиции народной милицией с выборным начальством, подчиненным органам местного самоуправления. Кроме того, правительство провозглашало начало немедленной подготовки к выборам в Учредительное собрание, а также в органы местного самоуправления на основе всеобщего, равного и тайного голосования, не разоружение и не вывод из Петрограда частей гарнизона, распространение на солдат гражданских прав при сохранении строгой дисциплины на службе[1193]. Плодом компромисса стала и внешнеполитическая декларация нового правительства, признавшая самоопределение народов и отказ от захвата чужих территорий.

В этих решениях не было ничего социалистического. Но для либералов, вошедших в правительство, этот демократический курс был вынужденным, принятым под давлением снизу. Либеральное правительство противостояло демократии советов, но советы приняли решение все же поддерживать правительство, избежав противостояния властей, пока и поскольку правительство соблюдает договоренности.

В итоге образовалось не двоевластие (как принято называть этот период), а сложное разделение властей с широкой автономией каждого уровня. Пока правительство действовало в рамках соглашения с Петросоветом, и советы, и другие органы низовой самоорганизации относились к нему лояльно. Но уже апрельский кризис власти показал, что либеральное правительство расценило соглашения как временный компромисс. Реальное «двоевластие» возникло только осенью, когда Петросовет перешел под контроль большевиков и других лево-социалистических течений, отказавшихся от компромисса с Временным правительством.

Весной 1917 г. советы выросли во всероссийскую сеть самоорганизации. Советы, как правило, формировались по принципу делегирования — нижестоящие организации посылали своих делегатов в вышестоящий совет и могли отозвать или переизбрать их. Этот принцип применялся стихийно, без единых норм представительства и четко прописанной процедуры.

Меньшевик Борис Богданов, обобщая первый опыт советского строительства, уже в марте подготовил правила формирования советов и нормы представительства, которые были приняты Всероссийским совещанием советов рабочих и солдатских депутатов 29 марта – 3 апреля. Заложенный в ней федералистский принцип делегирования сохранился и в дальнейшем.

Первоначальное хаотическое состояние создавало возможности для манипуляции мнением радикальных, но неопытных депутатов, но демократическая процедура постепенно отлаживалась, а члены советов учились политике. До конца 1917 г. (когда большевики стали препятствовать перевыборам советов, а затем перешли к репрессиям против неугодных депутатов) мнение избирателей отражалось адекватно. В современной литературе высказывается мнение о том, что многоступенчатое делегирование менее демократично, чем прямые выборы[1194]. Эта позиция исходит из идеализации парламентских форм государственной организации, которые на деле передают власть не населению, а партийным элитам, фактически независимым от избирателей в промежутках между выборами и почти независимых даже во время выборной кампании. Делегирование при упорядоченном его проведении предоставляет возможности для более реального выражения воли низов, чем соревнование партийных машин, которое мы наблюдаем при массовом голосовании на “прямых” выборах[1195]. Проблема советской демократии заключалась не в авторитарности многоступенчатого делегирования, а в непоследовательном его проведении, недостаточном охвате населения советами.

Федерализм советов стал ответом на нерешенный социал-демократией конца XIX в. вопрос о демократической организации, способной преодолеть недостатки парламентаризма и бюрократического государства. В то же время, осознавая недостатки только возникающей советской системы, социалисты не решались отдать ей первенство над парламентом, тем более, что выборы в Учредительное собрание должны были стать своего рода революционным плебисцитом по основным вопросам, от которых зависело развитие страны. Для “разового” выявления воли избирателей в условиях революции механизм Учредительного собрания был предпочтителен. За совмещение двух видов демократии выступали и такие коллеги большевиков по коммунистическому движению, как Р. Люксембург[1196], и такие их противники, как В. Чернов[1197], лидер наиболее влиятельной политической силы России 1917 г., партии эсеров.

В то же время умеренные социалисты, лидировавшие в советах до осени 1917 г., осознавали, что органы низового самоуправления не представляют большинства населения. Но, заступаясь за пассивное большинство, пытаясь подвести под государственные решения как можно более широкую социальную базу на выборах в Учредительное собрание, умеренные социалисты рисковали потерять поддержку активного меньшинства населения, от которого в условиях революции зависела судьба власти. В то же время социальные преобразования с опорой на отмобилизованное радикальное меньшинство могли привести к широкомасштабной гражданской войне с теми слоями, интересы которых будут проигнорированы в ходе реформ. Маневрируя между этими Сциллой и Харибдой в течение последующих месяцев, умеренные социалисты вплотную подошли к одной крайности, а большевики – к другой. Но не раз в июне-ноябре 1917 г. возникала ситуация, при которой была возможна и “золотая середина” синтеза самоуправления и общегосударственной демократии.

Революция 1917 г.[1198] решала не только вопрос о власти, но уже весной стала социальной, меняя принципы организации жизни на всех уровнях вплоть до предприятий. По мнению Д.О. Чуракова “о российской революции можно было бы говорить как о “революции самоуправления”... Но, к сожалению, временами отчетливо намечавшийся союз различных органов самоуправления не стал прочным каркасом будущей государственности”[1199]. Точнее говорить о «революции самоорганизации», так как массовые организации, сотнями возникавшие или выходившие из подполья после революции, редко переходили собственно к самоуправлению. Они пока не брали управление в свои руки, а предпочитали контролировать управленцев и оказывать на них давление. Петроградский совет, имевший наибольшее политическое влияние, весной-летом действовал все же не как орган власти, а как авторитетная общественная организация: он готовил и лоббировал проекты решений правительства и его органов, рассылал «пожарные команды» по урегулированию многочисленных социальных конфликтов, координировал работу профсоюзов и фабзавкомов, воздействовал на массы с помощью воззваний и влиятельных агитаторов[1200]. Пока правительство шло навстречу (или обещало пойти навстречу) предложениям главного органа «демократии», пока городские низы были согласны подчиняться советской дисциплине – эта система сдержек стабилизировала революционный социальный порядок.