История военного искусства XVI—XVII вв - Евгений Андреевич Разин

военно-морского искусства являлись лишь тактические вопросы. В разработке вопросов стратегического руководства военная теория, как обычно, отставала от практики. Стратегия еще не выделилась в самостоятельную отрасль знаний военной науки.

Нидерландская и английская буржуазные революции способствовали преодолению консерватизма в военной области. Наряду с этим абсолютизм стимулировал развитие и распространение среди господствующих классов военных знаний. С учреждением военных школ (артиллерийских, морских) возникла потребность в пособиях для обучающихся. Выявлялась необходимость разработки практических руководств (уставов) для подготовки и боевой деятельности армии и военно-морского флота. Практические запросы стимулировали военно-теоретическую мысль, способствовали становлению военной науки. Обобщалась организационная и боевая практика, систематизировались элементарные военные знания.

Военная наука XVII в. имела сугубо прикладной характер, а ее содержанием являлось описание внешних форм военной деятельности без попыток проникнуть во внутреннюю сущность военных событий. Это относится даже к исследованию прав войны и мира Гуго Гроция, который определял характер войн по внешним признакам, не пытаясь вскрыть их политическую сущность.

Наиболее высокого научного уровня достигла фортификация и кораблестроение, основывавшиеся на достижениях математики и механики.

Военные теоретики, являвшиеся идеологами буржуазии и абсолютизма, ставили своей целью обеспечение военной и военно-морской мощи буржуазных республик и в особенности монархий, поощрявших развитие военной науки. Это были теоретики буржуазных и дворянских наемных армий, разрабатывавшие руководства по применению линейной тактики на суше и на море, а также по организации магазинной системы снабжения войск.

Наличие военной науки хотя бы в примитивном, зачаточном состоянии являлось необходимым условием создания регулярных армий и военно-морских флотов. Такая предпосылка для формирования новых вооруженных сил появилась в конце XVII в.

* * *

Развитие военного искусства западноевропейских армий и военно-морских флотов в период первых буржуазных революций и упрочения абсолютизма во Франции и Швеции (со второй половины XVI по XVII в. включительно) определялось изменениями личного состава армий и флотов, усовершенствованием материально-технической базы вооруженной борьбы, приведением форм военной организации в соответствие со способами ведения войны и боя и процессом становления военной науки.

Поэтому исследование развития военного искусства по эпохам полководцев и королей антинаучно. В труде «История военного искусства» профессора Михневича военное искусство XVII в. включает «эпоху Густава Адольфа» и «эпоху Людовика XIV». Так определялось содержание военного искусства на рубеже XX в. У современных буржуазных военных теоретиков дело обстоит не лучше, и во второй половине XX в. Лиддел Гарт в своем труде «Стратегия» содержание таковой в XVII в. свел к деятельности Густава Адольфа, Кромвеля, Тюренна.

К творчеству полководцев военное искусство сводил и Наполеон. Он писал: «…Истинные правила ведения войны это те, которыми руководствовались семь великих полководцев, подвиги коих сохранила для нас история: Александр, Ганнибал, Цезарь, Густав Адольф, Тюренн, принц Евгений и Фридрих Великий»[612]. Эти полководцы провели 83 кампании (в том числе Густав Адольф – 3, Тюренн – 18). «Основательно изложенная история этих 83 кампаний составила бы полное руководство к изучению военного искусства и послужила бы источником всех правил оборонительной и наступательной войны»[613].

Такое утверждение Наполеона объективно исходит из признания существования вечных и неизменных принципов военного искусства. К тому же нельзя выводить правила из арифметической суммы исторических событий. Индуктивный метод английского философа Бэкона здесь не применим.

Густав Адольф и Тюренн включены Наполеоном в число великих полководцев.

«Краткая карьера его (Густава Адольфа. – Е.Р.) ознаменована, – писал французский полководец, – смелостью, быстротою маневра, отличной организацией и храбростью войск. Густав Адольф был воодушевлен принципами Александра, Ганнибала, Цезаря!»[614] По утверждению Наполеона, маневры и марши Тюренна в кампаниях 1646, 1648, 1672 и 1673 гг. также полностью соответствовали принципам Александра, Ганнибала, Цезаря и Густава Адольфа.

«Правила Цезаря были те же, коими руководствовались Александр и Ганнибал: держать свои силы в совокупности, не иметь уязвимых мест, устремляться с быстротою на важнейшие пункты, использовать моральный фактор, славу оружия, страх, который они внушали, а также политические средства для обеспечения верности союзников и удержания в повиновении покоренных ими народов»[615]. Таковы, следовательно, и принципы полководческого искусства Густава Адольфа и Тюренна. Однако в этих принципах не отражены ни новая для XVII в. политическая обстановка, ни специфика средств борьбы – новые армии, огнестрельное оружие, парусный флот, вооруженный артиллерией.

Военное искусство французского полководца привлекло особое внимание Наполеона, написавшего «Очерк войн маршала Тюренна». Побуждающей причиной создания этого труда были, конечно, не одни только национальные симпатии, но прежде всего новые способы ведения войны Тюренном, его искусное стратегическое маневрирование на театре военных действий. Возникшая в XVII в. маневренная стратегия оказалась жизненной и имела перспективу последующего развития.

В число «великих полководцев» XVII в., в «полководцы первой величины», помимо Густава Адольфа и Тюренна, немецкий военный теоретик и историк Клаузевиц включил Монтекуколи, Конде и Валленштейна. О Морице Оранском и Кромвеле – полководцах армий буржуазных революций – он даже не упомянул.

Безусловная заслуга Клаузевица заключается в том, что деятельность «великих полководцев» он рассматривал в связи с качеством войск, с их боевыми физическими и моральными усилиями. Немецкий военный теоретик писал: «…Воинская доблесть армии есть одна из важнейших моральных потенций на войне… Удивительные успехи этих (в том числе Густава Адольфа. – Е.Р.) полководцев и их величие в самых затруднительных положениях были возможны лишь с войсками, обладавшими этой моральной потенцией»[616]. Густав Адольф опирался на умеренную по размерам, но доведенную до совершенства армию, силами которой сокрушал все на своем пути, пытаясь создать из маленького государства большую монархию[617].

Центр тяжести в деятельности «великих полководцев» находился в армии – «с разгромом последней их роль была бы закончена»[618]. Но сила воли полководца может и должна оказывать решающее воздействие на армию. Это положение Клаузевиц подкрепил ссылкой, в частности, на полководческую деятельность Густава Адольфа и Валленштейна.

Немецкий теоретик правильно подчеркнул и роль полководца в развитии военно-теоретической мысли, сославшись на кампании Тюренна и Монтекуколи: «…Когда появлялся великий полководец, привлекавший на себя взоры всех, или даже если появлялись два боровшихся друг с другом великих полководца, как Тюренн и Монтекуколи, там имена их накладывали на все это маневренное искусство окончательную печать отменного превосходства»[619].

Внезапность, которая достигалась быстротою действий войск под командованием Густава Адольфа и Тюренна, являлась наиболее действенным средством достижения победы. «Внезапность играет в стратегии гораздо большую роль, чем в тактике»[620].

Однако стратегический успех достигается не только поражением войск противника в результате внезапного нападения, но и срывом планов его командования. Так было в кампании Тюренна 1674 г. в Эльзасе, когда имперские войска, понеся незначительные потери в бою, отступили за Рейн. «Нападение Тюренна расстроило не столько войска противника, сколько его планы, остальное довершили разногласие