Год Крысы. Путница. - Ольга Громыко

Рыска, в темноте не узнав заросшего бородой Цыку с веслом, а у Миха вообще заметив только меч, взвизгнула и спряталась за Алька. Тот тоже мигом ощетинился клинками и пригнулся, готовый отразить атаку.

К счастью, по поведению девчушки Мих понял, что белокосый ей не враг, и меч опустил. А тут и Жар пришел на помощь, выскочив со стороны и радостно заорав:

— Эй, да это ж наши хуторские! Мих, Цыка!

— А-а-а! — Теперь назад шарахнулся Цыка. — Беспокойник!

Вор, спохватившись — ах да, его ж такка в овраге сожрала! — тоже отпрянул и прикрылся Альком.

— Это… брат Жара! — неуклюже соврала Рыска. — Просто похож очень.

— Ага, — мрачно поддакнул саврянин, выпрямляясь. — И он ему про вас много рассказывал.

— Так и знал, что этот жук сумеет выкрутиться! Ишь вырос-то как! — Мих, тихо рассмеявшись в усы, протянул брату руку.

Жар смущенно ее пожал. Рядом с чернобородым он по-прежнему чувствовал себя мальчишкой, и его ладонь точно так же тонула в лапище бывшего наемника.

— А это Альк, — представила саврянина Рыска. — Он наш… друг.

Батраки вежливо покивали, предпочитая все-таки держаться на расстоянии от белокосого. Друзья друзей далеко не всегда и твои друзья.

— А вон тот, видать, нет? — Мих с ухмылкой ткнул пальцем в распростертое тело.

Девушка, спохватившись, присела на корточки рядом с путником, заглянула ему под веко и робко предложила:

— Может, водичкой на него побрызгать?

— Ага, щас! — возмутился Жар, не желая так быстро портить свою прекрасную работу. — Чтоб он встал и всем нам тут навалял?!

— А есть за что? — понимающе уточнил Мих.

— Да уж он не сам тут поспать прилег!

Рыска, смирившись с необходимостью выбора между Альком и Крысоловом, заботливо подоткнула проигравшему полы плаща, чтоб не простудился.

Батраки переглянулись, по-прежнему мало что понимая.

— Вы из города идете? — настороженно спросил Цыка. Неужто Рыска ради этого белокосого к саврянам переметнулась и теперь на бой с ринтарцами его провожает? Одного вон уже завалили!

— Нет, из пещер, — успокоил их Жар. — На нас там… разбойники напали.

Мих разочарованно прищелкнул языком:

— Эх, а мы там отсидеться собирались… Что за разбойники-то? Много их?

— Уже нет, — уклончиво ответил вор. — Только соваться в подземелье все равно не стоит. Там крысы.

— С каких это пор ты крыс боишься? — удивился Цыка. — Вроде раньше только Рыска их шугалась…

— Это смотря скольких, — мрачно сказал Жар, оглядываясь на пещеры. Внутри как раз что-то зашебуршало, запищало на несколько голосов. Батраки предпочли поверить ему на слово и не подсчитывать. — А что случилось-то? Что вы здесь делаете?

— С Пупа приплыли. — Чернобородый уступил место более болтливому Цыке, лишь изредка вставляя пару слов.

— Что же теперь будет?! — охнула Рыска.

— Что, что… — проворчал Мих, отчего-то чувствуя себя виноватым, хоть и не понимая в чем. Помешать стычке он все равно не мог, а оставаться на острове означало раздуть ее еще больше: когда белокосые придут стучать обидчикам по головам, волей-неволей придется отмахиваться. — Сцепятся сейчас. И пойдет снежок с горки.

— Эх, выходит, зря мы письмо возили… — приуныл Жар. — Из-за какого-то паршивого острова все посольские труды насмарку!

— Как только один дурак вилы выставит, а другой на них наскочит, конец миру, — подтвердил бывший наемник. — Наши за ваших мстить начнут, ваши за наших, и тогда их уже даже тсарь не остановит.

— А он этого делать и не собирается, — глухо сказал Альк.

Когда Шарес отложил последний свиток, протер слипающиеся глаза и перебрался из кресла в кровать, большая часть звезд уже выгорела, серебристым пеплом припорошив горизонт на востоке. Бумаги, хоть и важные, особо срочными не были — с теми тсаревич покончил еще до обеда. Но работа — лучшее лекарство от тяжких мыслей.

Однако сегодня Шарес, похоже, перестарался. Устал так, что даже заснуть не получалось, хотя служанка добросовестно взбила перину, а ночь выдалась приятно прохладной.

Свечу забыл задуть, — вспомнил тсаревич, но вставать было лень. Скоро сама потухнет, там меньше четверти осталось.

Под закрытыми веками раскручивалась воронка из всех оттенков серого, будто Шарес куда-то проваливался и все никакне мог упасть до дна. Ощущение было скорее приятным, хоте лось растянуть его подольше и в конце концов незаметно забыться — но тщетно.

Раньше тсаревича больше беспокоило, что письмо может попасть в чужие руки.

Теперь — что оно не попало в нужные.

Это он знает, что гонец убит. А Исенара, наверное, подумала что Шарес просто не стал отвечать! Решил, что продолжат связь с дочерью врага слишком рискованно. Испугался отцовского гнева.

А разве не так?

Тсаревич заскрипел зубами и уткнулся лицом в подушку.

За три года многое может измениться. Да что там — все!

Оскорбленная Исенара вычеркнет его из сердца, а то и выйдет замуж за другого. Вопреки ринтарским сплетням у тсаревны нет недостатка в поклонниках, готовых повести ее под венец хоть сегодня, лишь бы согласилась.

А ведь саврянская тсарица не против их брака. Она всегда принимала Шареса очень приветливо, хотя, разумеется, политики в ее улыбке было больше, чем истинной симпатии. Тсаревич даже подозревал, что она нарочно свела его со своей дочерью. Саврия, хоть и находится на подъеме, с военной позиции проигрывает всем соседям. Кровный, а не бумажный союз с Ринтаром ей сейчас жизненно важен.

Если он сорвется, то Нарида начнет закидывать удочку в степи. А тсаревна, оскорбленная предательством любимого, подчинится материнской воле.

Шарес представил свою любимую Исечку в объятиях потного низколобого степняка и так стиснул кулаки, что сухожилия затрещали.

Почему все должно зависеть от склочного старика?! Последние дни он даже из покоев не выходил, все дела пришлось вести сыну — и получалось не хуже, а то и лучше, чем под вечным угнетающим контролем. Шарес боялся ответственности и утраты вольной жизни? Так какого Сашия он все равно ночи напролет просиживает за бумагами — только в роли затравленной крысы, а не правителя?!

В ночной тишине глухой стук — не то что-то упало, не то кто-то оступился — прозвучал особенно громко.

Тсаревич, подавив первый порыв подскочить с криком «кто здесь?!», замер, весь обратившись в слух. Дверь заперта, это он точно знал. Проверять ее перед сном по три-четыре раза давно вошло у Шареса в привычку. Но среди подручных Кастия есть и такие умельцы, что сквозь доски пройдут, в щели просочатся. Ходили слухи, что он набирает их из бывшего ворья, а то и тараканов — при взгляде на некоторые рожи в это безоговорочно верилось.