Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III - Дэн Абнетт

Амит услышал электрический гул активируемых силовых батарей, когда Ультрадесантники крепче взялись за рукояти длинных клинков, притороченных на бедрах.

— Вы не достанете их на моем корабле. — Амит бросил на них убийственный взгляд.

Ультрадесантники посмотрели на Жиллимана, ожидая приказов, но внимание их повелителя было приковано к недвижимому Расчленителю.

— Как его зовут?

— Брат Юрат, повелитель. — Андрас уронил цепь на пол и поставил Юрата на колени. Броня пленного Расчленителя была поцарапана и побита, с неё стёрлись инсигния и все обозначения. Её поверхность была такой же черной, как и у капеллана. Руки и ноги Юрата были связаны адамантием и скованы цепью, по старому обычаю.

— Прости нас, — прошептал ему Андрас и отступил.

— Я хочу видеть его лицо. — Жиллиман протянул руку и сорвал шлем Юрата. Расчленитель оскалился и клацнул челюстью. Его глаза были расширены и пульсировали подобно биению сердец. Из его рта сбегала кровь, смешанная со слюной, пока он продолжал скалиться и вырываться из оков.

— Что это за безумие? — Жиллиман повернулся к Амиту. — Где Щит Дидактоса?

Лицо Амита было похоже на плиту, сделанную из равнодушия.

— Мы нашли его в таком состоянии, не было ни следа щита.

Жиллиман вонзился в Амита взглядом, ожидая более подробного ответа. Расчленитель выдержал его.

— К сожалению, повелитель, — сказал Андрас, заполнив молчание между двумя воинами, — Юрат не первый из нашего рода, страдающий от таких симптомов.

— Да, — продолжил Амит, его голос становился всё более хриплым, с каждым произнесенным звуком, пока он сражался со своей злобой. — Битва за твоего отца и Терру не прошла для нас бесследно. Такая потеря заставила некоторых наших братьев испытывать нездоровую жажду крови. Многие другие поддались вечному стыду, поглощенные мыслями о смерти и поражении.

Жиллиман посмотрел на Юрата.

— Если ты лжешь мне, Амит… — Он произнес слова с медленной осторожностью воина, которому было привычно выносить смертные приговоры целым звездным системам, — моё недовольство почувствуют все сыны Сангвиния.

Амит мгновение осматривал его и подавил улыбку. Он увидел в глазах Жиллимана злость и был рад этому. То, что владыка Ультрамара познает хотя бы часть ярости, горящей в его жилах, принесло ему мгновение спокойствия.

— А вы были там, повелитель? Если бы вы стояли на великих стенах, где несокрушимых героев Империума убивали как детей, то знали бы об ужасах, с которыми мы встретились и поняли, что я говорю правду.

Жиллиман сжал кулаки. Амит напрягся, приготовившись к удару, которого не последовало.

— Мы все стыдимся чего-то. — Жиллиман взял Юрата за шею и поднял над землей. — Но только слабаки позволят стыду определять их существование.

Примарх вышел из зала, Юрат бился в его хватке, подобно ребенку. Почетные стражи Ультрадесанта, как один, последовали за Жиллиманом.

Андрас подождал, пока закроются двери, и заговорил.

— Мудрое ли это решение — позволить ему забрать Юрата?

— Они ничего от него не добьются. — Амит стоял готовый к бою, его взгляд был устремлен на двери, как у древнего гладиатора, ждущего, пока выйдет его противник, чтобы выплеснуть на него свою злобу.

Прошло долгое мгновение, перед тем как он снова заговорил.

— Проклятье похищает наших братьев, и их тела, и души. Даже на психическом допросе библиарии Жиллимана не смогут найти в разуме Юрата ничего полезного. — Амит повернулся к Андрасу, и встретился с ним взглядом красных глаз. — Ярость непроходима. Прилив жажды крови, который смывает все следы правды.

Андрас кивнул. В отличие от Амита, его лицо выражало спокойную задумчивость.

— Тем не менее, Юрат был хорошим воинам. Это не тот конец, который бы я ему пожелал.

— Пусть лучше он послужит ордену таким образом, чем умрет в заточении, сломленный и безумный. — Амит отвернулся и уставился на символ ордена, недавно высеченный на потолке зала — каплю крови, расположенную в середине зазубренного лезвия. Надежда, скрытая за насилием. — Нам всем бы пригодилась такая удача.

— Тебе следовало убить меня. — Аггелос прикоснулся рукой к оголенной плоти у себя на груди. Рана уже затянулась, кожа над основным сердцем представляла собой перекрестие рубцовой ткани.

Зофал вышел из тени пещеры и наклонился к Ультрадесантнику.

— Я не хочу убивать брата.

— Так ты себя успокаиваешь? — Лицо Аггелоса посуровело. — Ты думаешь, что из-за того, что я жив, твоё предательство станет меньше? Что резня, которую ты учинил над всеми остальными, пройдёт без последствий?

— Это хорошо, что выжил тот, кто будет ненавидеть меня за то зло, что я совершил.

Лицо Аггелоса искривилось от тщетных попыток подняться на ноги.

— Этого ты не сможешь сделать ещё несколько часов, — сказал Зофал. Его глаза были не мягче призрачного лика шлема-черепа, который он снял. Капеллан наклонился вперед и поднял Аггелоса, прислонив спиной к каменной стене. — Мой брат библиарий просит тебя посидеть спокойно ещё немного. — Зофал указал на изморозь, покрывавшую ноги Ультрадесантника.

— Что ты со мной сделал? — Дыхание Аггелоса было неровным, дерганым. — Где мы?

— У этого мира нет имени. Пока нет. Его жители расколоты. Храмы этого мира воют за лучший способ почитать существо, которое, как они скоро поймут — Император Человечества.

— Мои братья придут за мной.

— Нет, — Зофал покачал головой. — Они не придут. Мы далеко за пределами владений Императора и ещё дальше от Ультрамара. — Зофал дошел до края пещеры и вернулся с болтером и гладием.

— Моё вооружение? — Аггелос осмотрел его. От орудий исходил знакомый запах чистящих мазей и освящающих масел. Болтер был очищен, острие меча наточено.

— Ты — хороший солдат, Аггелос, честь для тебя не пустое слово. — Зофал положил оружие рядом с Ультрадесантником. — Я верю, что ты воплощаешь всё, что делал твой отец до того, как печаль лишила его рассудка.

Взгляд Аггелоса вновь посуровел.

— Ты можешь принести порядок на эту планету, помочь людям принять свет Императора. — Зофал указал на другую сторону пещеры. — Твоя броня находится там. Я починил её, как починил бы свою… — он сделал паузу. — Кроме того, что на моей нагрудной пластине остался шрам от твоего клинка. Как напоминание.

— Я убью тебя за это.

— В таком случае… — Зофал надел шлем. — Ты дал мне надежду.

Амит шел в одиночестве, мимо расположенных на одинаковом расстоянии неисчислимых поворотов и меньших коридоров, каждый из которых был закрыт решеткой. Рядом с ним шипел и полз расплавленный металл, текущий по глубоким траншеям, проходящим рядом с тропой и пересекающим её. В магме плавали лица, растянутые и искаженные, будто они кричали. Амит сжимал и разжимал кулаки, когда отвращение уступило место жалости. Образы в магме не были порождением скучающего разума. Коридор являлся частью огромной артериальной системы, подпитывающий кузни планеты и поддерживающий огонь производства. В жидком металле находились останки неудачных конструктов и древней машинной жизни. Но больше Амита напрягало то, что он не мог увидеть — плоть и кости. Жар плавил и поглощал неизвестное количество биологических веществ. Эти Механикум не хоронили своих мертвецов.

Дальше по коридору Амита встречали тысячи немигающих аугметических глаз. Они смотрели на космодесантника из темных альковов, усеивающих стены и далекий потолок. Сияющие оптические линзы создавали во тьме вокруг и над головой багровую россыпь звезд. Каждая пара глаз принадлежала боевому сервитору — жуткому слиянию выращенной в пробирке плоти и машины. Каждый из них был вооружен огромным трезубцем, на котором играли энергетические всполохи. Амит наклонил голову, чтобы не задеть низко висящую цепь, не обращая внимания на пламя, капающее с её звеньев, потухающее на его броне. Он прошел сорок сотен и семнадцать шагов от посадочной площадки и слышал крики с того момента, как вошел в комплекс. Отчаянный вой, распределяемый гигантскими турбинами, гонящими воздух по коридору. Здесь, на расстоянии пятидесяти шагов от места, назначенного магосом, он превратился в объемную какофонию кричащих в муках.

— Кровь сохрани нас от этого, — прошептал Амит. Его мысли обратились к темницам, в которых томились его проклятые братья.

Последний шаг привел его к высокой позолоченной арке. На страже прохода стоял единственный лист, выкованный из адамантия. Дверь была лишена гравировки, её украшала только печать Механикум. Эмблема машины-черепа была огромная, её глаза горели скрытым огнем. Амит оскалился. Если это должно было напомнить о том, насколько незначителен был его орден по сравнению с ублюдочными легионами Механикум, то магистра это не впечатлило. Если бы количество и размер имели значение, его братья бы находились в вечном долгу перед отбросами из Имперской армии, вместо того, чтобы умирать на их месте. Амит ухмыльнулся, радуясь знакомому прикосновению злости, согревающей его кровь. Количество не значило ничего. Воля — вот что важно.