Том 10. Письма. Дневники - Михаил Афанасьевич Булгаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось бы, после таких выступлений одного из руководителей партии и государства (были, кстати, и другие выступления) должны последовать оргвыводы с соответствующими мерами. Но Сталин и в этой ситуации не спешил, считая свои варианты развития событий. Видимо, окончательное решение он принял в апреле — в момент высокого политического напряжения, связанного с РЗС (кстати, ненавидимый Булгаковым Михаил Кольцов поместил в «Правде» несколько глумливых статей по поводу провала съезда, одна из которых заканчивалась так: «И зарубежные белогвардейцы после новой, сотой попытки соорганизоваться, — опять у разбитого корыта, без царя на троне, без царя в голове»). 16 апреля в «Правде» появляется разгромная статья против И. Г. Лежнева (рассматривалась его статья о нэпе, которую он поместил во втором номере своего журнала «Новая Россия») с рязвязной концовкой:
«Г-н Лежнев, вы плохой политик!
Злой рок заставляет всех оборачиваться к вам не тем, чем надо...»
В начале мая на заседании Политбюро было принято решение о закрытии журнала «Новая Россия» и высылке И. Г. Лежнева за границу. Тем же решением Политбюро было поручено ОГПУ в трехдневный срок представить предложения в развитие принятого решения (заметим, что и само решение Политбюро было принято на основании докладной записки ОГПУ).
И тут-то для Булгакова наступила тяжелая пора: составляя перечень мер, вытекающих из постановления Политбюро, ОГПУ «подверстало» сюда и ненавистного ему Булгакова. Вот полный текст документа, подготовленного в ОГПУ.
7 мая 1926 г.
Строго секретно
В ЦК ВКП (б) тов. Молотову
В развитие нашей докладной записки от 5 сего мая за № 3446 и во исполнение постановления Политбюро от 5 мая, считаем необходимым произвести следующие мероприятия:
1. Экономический зажим сменовеховского объединения путем закрытия издательства «Новая Россия» и конфискации его имущества как главной экономической базы и самого удобного пути для выработки и распространения новых идеологий.
2. Предложение Главлиту не допускать впредь публичных лекций, рефератов, выступлений сменовеховцев, подобных рефератам Ключникова, как приобретающих неизменное значение политических демонстраций и являющихся ничем не прикрытой формой пропаганды чуждой нам идеологии.
3. Для успешности означенных мероприятий и завершения разгрома Устряловско-Лежневской группы сменовеховцев произвести обыски без арестов у нижепоименованных 8-ми лиц, и по результатам обыска, о которых будет Вам доложено особо, возбудить следствие, в зависимости от результатов коего выслать, если понадобится, кроме Лежнева, и еще ряд лиц по следующему списку.
1. Ключников Юрий Вениаминович, проф. 1 МГУ, научный сотрудник Коммунистической Академии.
2. Потехин Юрий Николаевич, литератор, юрист-консульт акционерного Об-ва «Тепло и Сила».
3. Тан-Богораз Владимир Германович — научный работник Академии Наук.
4. Адрианов — проф. Ленинградского университета.
5. Редко А. М. — проф. Ленинградского университета.
6. Бобрищев-Пушкин Александр Владимирович, литератор.
7. Булгаков Михаил Александрович [так в тексте — В. Л.] — литератор.
8. Устрялов Михаил Васильевич — литератор (брат Н. В. Устрялова).
Зампред ОГПУ: (Ягода)
P. S. Нам чрезвычайно важно произвести обыски одновременно с закрытием «Новой России», ввиду этого прошу те мероприятия, если будут одобрены Вами, — провести голосование опросом.
Г. Ягода
(Независимая газета. 28.12.94)
Парадоксальность ситуации для Булгакова заключалась в том, что он не только не был сменовеховцем, но и считал это движение ничтожным и вредным для русского национального возрождения. Он печатал свои сочинения в сменовеховских изданиях только потому, что другой возможности печататься просто не было. И как он отмечал позже в своей повести «Тайному другу», «[...] из-за того, что я в пыльный день сам залез зачем-то в контору к Рвацкому, я:
1) принимал у себя на квартире три раза черт знает кого...»
Добавим от себя, что не только принимал «черт знает кого», но и посещал заведение, наполненное этими самыми существами. Заведение это, не получив санкции на арест писателя от верховной власти, постоянно насыщало его «дело» все новыми и новыми бумагами, коих скопилось так много, что сейчас булгаковеды, допущенные в это заведение, в поте лица трудятся над их освоением, и конца этой работе пока не видно.
117
Сохранился протокол обыска квартиры Булгакова, который мы печатаем с сокращениями.
«На основании ордера Объединенного Государственного политического управления за № 2287 от 7 мая мес. 1926 г. произведен обыск у гр. Булгакова в д. № 9, кв. № 4 по ул. Кропоткина, пер. Чистый, сотр. Врачевым.
При обыске присутствовали: обыскиваемый Булгаков М. А. и арендатор дома Градов В. В.
Согласно данным указаниям задержаны:
гражд..........
Взято для доставления в Объединенное Госполитуправление следующие (подробная опись всего конфискуемого или реквизируемого)..........
1) Два экземпляра перепечатанных на машинке «Собачье сердце».
2) Три дневника: за 1921–23 и 25 годы.
3) Один экзем. отпечат. на пишущ. маш. «чтение мыслей».
4) «Послание Евангелисту Демьяну Бедному».
5) стихотворение В. Инбер (пародия Есенина).
Обыск производил: Уполн. 5-го отд. СООГПУ Врачев.
..........указанное в протоколе и прочтение его вместе с примечаниями лицами,
у которых обыск производился, удостоверяем:
Аренд. дома В. Градов
Кроме того подписали: М. Булгаков
«7» мая 1926 г. Проводивший обыск Уполн. СООГПУ Врачев».
Протокол этот требует хотя бы минимальных комментариев. Л. Е. Белозерская свидетельствует:
«В один прекрасный вечер [...] на голубятню постучали (звонка у нас не было) и на мой вопрос «кто там?» бодрый голос арендатора ответил: «Это я, гостей к вам привел!»
На пороге стояли двое штатских: человек в пенсне и просто невысокого роста человек — следователи Славкин и его помощник с обыском. Арендатор пришел в качестве понятого. Булгакова не было дома, и
