Мао Цзэдун - Александр Панцов

Предложения Мао были приняты лишь «в основном». Ло Фу не согласился с главным тезисом — поддержать бедных и средних крестьян, если те «в ходе борьбы» выдвинут радикальные лозунги уравнительного передела земли зажиточных крестьян. Уж очень он контрастировал с коминтерновской политикой единого фронта. 6 декабря в отсутствие Мао (он в то время находился в войсках) Политбюро ЦК в своем расширенном составе утвердило написанную Ло Фу резолюцию «Об изменении тактики в отношении кулака»204. Через девять дней, не желая конфликтовать, Мао на ее основе издал соответствующий указ от имени ЦИК Китайской Советской Республики205. Однако при своем особом мнении на проблему «кулачества» остался.

А через два дня Ло Фу собрал в Ваяобао новое расширенное совещание Политбюро, рассмотревшее уже общеполитические и военные вопросы, связанные с переменой курса Коммунистического Интернационала. Продолжалось оно несколько дней, и именно оно-то и заложило основы новой политической линии КПК. На совещании с главными докладами выступили Ло Фу и Мао, которые на этот раз были едины. Было принято решение «соединить гражданскую войну с национальной», направив ее как против японцев, так и против Чан Кайши. Имелось в виду образование «единого революционного национального фронта» всех патриотических сил, в том числе и гоминьдановских, из которых в полном соответствии с духом декларации 1 августа исключались только Чан Кайши и его ближайшее окружение206. Мао подчеркнул: «В острые моменты национального кризиса в гоминьдановском лагере должны происходить расколы… [Они] идут на пользу революционному народу… Ни одного такого противоречия во вражеском лагере мы не должны упускать — мы их должны использовать для борьбы против врага, который является в настоящее время главным [то есть против японцев]»207.

Соответствующую работу в этом направлении лидеры КПК начали еще до совещания. В самом конце ноября 1935 года Мао впервые обратился с предложением о перемирии и совместном выступлении против японцев к одному из командиров гоминьдановской армии, дислоцированной в Шэньси208. По сути дела, это был жест доброй воли по отношению к командующему этой армией Чжан Сюэляну, крупнейшему военному деятелю северо-запада. Именно ему в действительности адресовалось послание Мао.

Маршал Чжан, бывший маньчжурский милитарист, войска которого, отступив под натиском Квантунской армии из Маньчжурии, обосновались на юге и в центральной части провинции Шэньси, вообще играл важную роль в расстановке сил в Китае. Штаб-квартирой его двухсоттысячной Северо-Восточной армии стал древний город Сиань, столица провинции. Молодой маршал — в 1936 году ему было всего тридцать пять лет и именно так, за молодость, его и звали в китайских политических и журналистских кругах — пользовался репутацией ярого японофоба. С японцами, как мы понимаем, у него был особый счет. Ведь в 1928 году японская разведка организовала покушение на его отца, маршала Чжан Цзолиня, пытавшегося проводить в Маньчжурии самостоятельную политику. Чжан Цзолинь погиб: поезд, в котором он ехал, был взорван. На этом, как мы знаем, японцы не остановились, и в 1931 году Квантунская армия, спровоцировав «Мукденский инцидент», оккупировала всю вотчину Чжан Сюэляна, вынудив его бежать в Шэньси. Отсюда он стал пытаться налаживать отношения со всеми возможными силами, которые, по его расчетам, могли помочь ему выбить японцев из Маньчжурии. Особую надежду наивный маршал возлагал на итальянского дуче: во-первых, потому что симпатизировал фашистам, полагая, что только железная тоталитарная диктатура а-ля Муссолини могла вывести его страну из кризиса, а во-вторых, потому что рассчитывал на помощь дочери дуче Эдды, жены итальянского генконсула в Шанхае и будущего министра иностранных дел Италии графа Чиано ди Кортелаццо. Чжан нравился дамам. Стройный моложавый брюнет с жесткими короткими усиками, он обожал ночные клубы и кабаре, великолепно танцевал и элегантно ухаживал за женщинами. В общем, было неудивительно, что горячая итальянка не смогла устоять перед красавцем маршалом, личное состояние которого исчислялось, между прочим, пятьюдесятью миллионами американских долларов. Винить ее в этом трудно, тем более что граф не особенно-то уделял ей внимание, предпочитая проводить время в шанхайских барах и публичных домах. Живя с ним, Эдде, по слухам, даже стоило больших трудов забеременеть209. И только по счастливой случайности 1 октября 1931 года у Муссолини в Шанхае родился внук Фабрицио. Роман Эдцы с Чжаном, разгоревшийся вскоре после рождения мальчика, продолжался, правда, недолго: в 1932 году Эдда с мужем вернулась в Рим.

В апреле 1933 года в Италию отправился и Чжан Сюэлян. Однако очарованная им дочь Муссолини помочь ему не смогла. Милитаристская Япония не вызывала осуждения со стороны Муссолини. Разуверившись в дуче, маршал Чжан тем не менее не потерял веры в тоталитаризм. Из Италии он съездил в Германию, где встретился с Гитлером и Герингом, Но от них тоже ничего не добился. Тогда он отправился во Францию, где пересекся с Максимом Максимовичем Литвиновым, тогдашним наркомом иностранных дел СССР.

Рассчитывая теперь получить помощь от коммунистов, он попросил Литвинова организовать ему поездку в Советский Союз, но получил отказ: Сталин не хотел осложнять отношений с Японией210.

И тогда Чжан Сюэлян понял, что на поддержку извне рассчитывать не приходится. В январе 1934 года он вернулся в Китай, но шанс отомстить японцам у него появился, только когда Мао в ноябре 1935-го обратился к одному из его командиров с предложением о перемирии. 9 апреля 1936 года Чжан начал прямые переговоры с представителями КПК (одним из них был Чжоу Эньлай), прибывшими в северошэньсийский город Яньань, контролировавшийся тогда Северо-Восточной армией. Переговоры развивались непросто, но через некоторое время Чжан Сюэлян дал согласие прекратить военные действия против коммунистов и даже помочь им оружием.

Это несколько улучшило обстановку на границах советского района, но только до определенной степени. В июне 1936 года командир 86-й дивизии гоминьдановской армии Гао Шуанчэн по приказу Чан Кайши неожиданно атаковал коммунистов и захватил их столицу Ваяобао. Пришлось Мао, Ло Фу и всем остальным срочно бежать в Баоань, почти за триста ли к западу от Ваяобао. Там они тоже расположились в пещерах, вырытых в склонах лёссовых холмов. Новые жилища, правда, оставляли желать много лучшего. В пещере Мао и Хэ Цзычжэнь, например, было всегда темно и сыро. Вода капала с потолка не переставая. Баоань вообще представлял собой крохотный полузаброшенный городишко. В нем и жителей-то насчитывалось не более четырехсот, и почти все дома лежали в руинах211.