Люболь. Книги 1-4 - Вера Авалиани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клод вернулся за Михаилом и получил в руки мальчика. Миша сел за руль.
– Я, пожалуй, отдохну за рулем. А то так крыльями намахался, пока был двигателем самолета.
Клод расцеловал мальчика, прижал к себе.
– Своя ноша не тяпнет, – в очередной раз преобразовал он на новый лад русскую поговорку.
Соня кокетливо развернулась и вплыла в магазин. К ней с порога бросился продавец.
– Леди хочут шифон? Вот он, – буквально пропел продавец на корявом русском.
– Поэт! – сделала комплимент Соня. – Но мадам хочет тафту. Такую, с металлическим отсветом. Нескольких цветов.
Мужчина лет пятидесяти с насквозь прокуренными зубами был явно удивлен таким выбором.
– Вы будет шить камзол? Зачем такой тяжелый материал?
Соня даже подпрыгнула от радости.
– И камзол тоже!
Она видела на подиумах мужчин в камзолах без рукавов и вышивки – сохранялась только форма. Такая вещь сделала бы Клода похожим на пирата. Или маркиза. Маркиза Ангелов!
Провозившись некоторое время, выбирая между отливающим коричневым с отблеском золота и черным с отсветом синего, она решила взять оба варианта. Выбрала коричневый для мужа вкупе с красивыми и крупными ювелирными пуговицами. А себе – светло-голубой с отливом в серебро отрез тафты и тонкий шелк чуть более глубокого голубого цвета. Ну и несколько метров золотого кружева. Чудесные ювелирные пуговицы – крупные и красивые – сами просились на их камзол.
Но к такому наряду супруга нужна была рубашка с воланом, расходящаяся на груди. И она купила черный и белый шелк на пару таких изделий.
– Вы, наверное, знаете, кто в городе шьет лучше всех? – поинтересовалась она у продавца. – Мне нужен наряд на кинофестиваль, поэтому просто хорошая портниха не годится.
– У нас, в основном, портные мужчины, а не девушки, – объяснил продавец. Живет тут один немец – он шьет на мужчин. А кто шьет платья, как надо? У него лучше спроси.
Продавец полистал тетрадку и написал Соне телефон и имя этого потного: Карл.
Глава вторая
Влад и Настя в этот день решили поваляться в постели подольше. Впервые оказалось, что и тут может быть зима: густой туман скучал в окнах, захотелось снова задернуть их шторами в цветочек, так становилось уютнее и вроде даже теплее.
От сексуальных игр – хоть они и не были сколько-нибудь разнообразными, всегда в классической позе – Настя расцветала буквально на глазах. У нее увеличилась грудь, лицо утратило мальчишескую резкость черт, кожа приобрела некое сияние. Когда говорят, что счастье красит, – это не преувеличение. Все процессы в теле усиливаются. От постоянных поцелуев и поглаживаний и пощипываний меняется даже химический состав кожи, не горя про ее улучшающийся вид.
У нее постоянно зудели соски, она буквально не могла долго быть в бюстгальтере. Растертые и укушенные, они сладко ныли. Она даже сама начинала массировать себе грудь под душем. Ей хотелось, чтобы Влад не был таким закомплексованным из-за протеза: он старался при ней не мыться. Вот и сейчас Настя начала себя ласкать под струями воды. И получила удовлетворение. Но ей хотелось больше проявлений страсти со стороны Влада.
Сегодня они занимались сексом три раза. И стонов последний раз почти не было с обеих сторон. Ее вагина была сухой и горячей. От этого Владу было лучше, а ей – хуже. Что это – охлаждение?! Нужно ей больше секса или меньше? Кончала ли она хоть раз? Ей казалось, что временами процесс ей очень нравился, но в воображении ее и во снах он протекал лучше, чем наяву.
Настя никогда не унижалась до того, чтобы даже в интернете смотреть какие-то ролики про секс. И теперь пыталась раздобыть порно и посмотреть его, пока спит ее партнер. Но там все стонали искусственно, театрально, и все выглядело пошло.
Настя боялась сказать Владу, что ничего такого, о чем пишут в романах, она не испытывала. Но ведь они вместе еще так мало! И особенно мешает зацикленность парня на том, чтобы она не видела его укороченную хирургом ногу. Это мешает ему и ей. А ведь они записывают на диктофон звуки секса. И, получается, такая монотонная мелодия, какую они высекают друг из друга, когда им будет по шестьдесят лет, их инстинкты вряд ли будет бодрить?
Девушка привыкла, что всему надо учиться. И вышла в спальню с хитрой улыбкой.
Влад улыбнулся ей полусонно и подвинулся в постели. Но Настя не легла рядом, а опустила плотные жалюзи, превратив тем самым ясный, беспощадный свет в мягкий, такой, как на закате. И поставила в музыкальный центр один из дисков с записью музыки Клода на слова Софьи. И услышала их по-новому.
На сдержанном мычании и выдохах, а не на вскриках и стонах, как на других дисках, звучал такой текст, который начитывал Влад в те времена, когда они с Настей еще не были знакомы:
Чужая женщина:
И мне, и всем чужая!
Она одна, когда ее ласкаю.
Она одна, даже когда я в ней!
Самодостаточна –
– ну, или что-то вроде.
Великолепно слепленное боди,
И эта алебастровая кожа.
Вся целиком – на статую похожа.
Только ее никто не «оживил».
Она мерцает в склепе простыней.
И шелк белья такой же гладкий,
как и нагота на ней.
Но холод глаз опять меня стесняет.
Но и прохлада эта возбуждает.
И я своим «резцом» в нее врываюсь,
Я знаю, что от трения растает,
Возможно, весь крион в ее крови.
Но речи нет о страсти и любви.
Но, а пока я все еще пытаюсь,
Ее, будто сосульку, облизал я.
Ее соски как будто обгрызал я.
И что-то будто хрустнуло внутри.
Достоинствами Снежной королевы,
наверно, обладает моя Ева,
Но и сейчас, и навсегда я знаю:
Она нигде, ни с кем не возгорает!
И, хотя ни внешне, ни внутренне Настя не была похожа на героиню этих стихов, она вдруг испытала такую ревность к этой выдуманной женщине, что буквально изнасиловала Влада.
Да, они, получается, поменялись ролями – мужскими и женскими. Но она смогла сломить его разумность. Да и свою.
Иногда, оказывается, полезно представить партнера другим
