Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Прозоров Александр Дмитриевич

– Я бы… Ну нет!

– А что бы сделала?

Вожников свою собеседницу видел плохо, разве что сквозь прорехи поднятого вновь паруса, однако по тону голоса прекрасно знал, какое в этот момент выражение лица у этой, надо сказать, весьма сообразительной и неглупой девчонки. Вот сейчас она задумчиво наморщила нос и накрутила на палец локон.

– Я бы что сделала?

– Ну да, ты.

– Осмотрела бы все лодки! Даже нет – спросила б у рыбаков… у старосты – просто дала бы ему денег.

– Умница! – похвалил Егор. – И наши мавры поступят точно так же! Разве они глупее нас?

– Мавры? Глупее! Они же не верят в Христа!

Аманда воскликнула с таким непререкаемым убеждением, что Егор на секунду замялся, не знал, что и сказать. Лишь буркнул:

– А ты у нас расистка, оказывается!

– Кто-кто?

– Думаешь, они не сделают так, как ты сказала?

– Думаю, все же сделают, – со вздохом согласилась девчонка. – Значит, нам не надо плыть ни в Барселону, ни в Матаро. Надо просто скорее к берегу! Вон, видите там, вдалеке, горы?

Насквозь пронизав скопище лодок, беглецы весело помахали рыбакам и, чуть удалившись, направили угнанный челн к берегу, узкая полоска которого уже была хорошо видна – не так и много оставалось плыть.

– Я б убрала парус.

– Так и сделаем. Давай.

Конечно, обломок весла оказался плохим подспорьем по сравнению с наполненным ветром парусом, пусть и рваным, однако лодка все же двигалась, а мавританский корабль, казалось, все так же и стоял…

– Нет, они уже не стоят, – повернувшись, Аманда внимательно посмотрела на море. – Подняли над бушпритом парус… скутум, или, как говорят англичане и португальцы – блинд. Осторожно идут к рыбакам.

– Пусть идут. К черту! – князь орудовал веслом с ожесточенностью галерного раба и в данный момент был вовсе не склонен к светской беседе, прикидывая – а что делать дальше, на берегу?

Идти в Матаро – это понятно… впрочем, не идти – пробираться, ведь кругом – враги, Барселона-то принадлежала Арагону. Наверняка по всей округе рыскали вражеские разъезды, на дорогах были выставлены посты, а по деревням стояли воинские отряды. Попробуй, проберись в Матаро! И все же нужно было пробраться – что еще делать-то? Тем более одному это сделать куда легче, нежели целым отрядом, одному-то можно и затеряться, замаскироваться, проникнуть… Одному? Да нет, вдвоем – князь вовсе не собирался бросать свою спутницу – сгинет, бедолага, пропадет – кому она здесь нужна-то? Хотя… а в Матаро она кому нужна? Дома нет, родичей – тоже. В монастырь к тому же не хочет… Замуж бы ей, да кто возьмет бесприданницу-крестьянку? Разве что такой же сиволапый мужик из самых бедных – майся потом всю жизнь в беспросветной нищете и бесправии, рожай каждый год детей мал мала меньше, из которых большинство умрет еще во младенчестве. Плюс ко всему – тяжкий крестьянский труд от зари до зари, выпавшие от недостатка витаминов зубы, а те, что не выпали, те родной муж выбьет, срывая на супруге злобу за свою убогую жизнь. Так и хорошо, что выбьет – бьет, значит любит – любимая пословица забитых крепостных крестьян. Таким образом, лет через десять, а то и раньше вся эта золотистая кареглазая красота померкнет, осыплется, как слетает мишура с застоявшейся до февраля новогодней елки: беззуба, с морщинистым животом и обвислой, как у старой суки, грудью, Аманда уже в тридцать лет будет выглядеть на все пятьдесят – а это и есть старость. Каждый год – на сносях, непосильный труд, быстрое увядание и смерть. Вот и все радости. Жаль девочку, жаль.

– Вы что так на меня смотрите, сеньор Жоржу? Давайте я погребу, а вы отдохнете.

– Сиди! Не устал я.

– И все-таки…

– Замуж бы тебе надо, милая, – подняв веслом брызги, угрюмо буркнул князь.

Девушка обиженно дернулась:

– Замуж? Да кто меня, бесприданницу, возьмет-то? Разве что какой-нибудь нищий – я что, дура, выходить за такого?

– Ой, не зарекайся, девочка! Ты хоть знаешь, сколько у нас, в России, молодых, красивых и умных женщин с нищими алкоголиками живут? Этих несчастных женщин постоянно унижают, а частенько и бьют.

– Зачем тогда замуж выходить было?

– Любовь зла.

– Любовь проходит, – со всей серьезностью отозвалась Аманда. – И приходит другая любовь. Но всю жизнь любить нищего пьяницу, который тебя ни во что не ставит и бьет – это никакая не любовь, это что-то иное.

– Так ты замуж-то пойдешь?

– Было б за кого – я ж сказала, – ведьма тряхнула головой и упрямо набычилась. – За нищего крестьянина – точно не пойду.

– А за какого-нибудь благородного господина?

– Ой, не шутите… – обернувшись, красавица ожгла собеседника взглядом. – Вы ж меня замуж не возьмете!

– Я ж, ты знаешь, женат.

– Я помню. Не понимаю – к чему весь этот пустой разговор?

Явно обидевшись, Аманда отвернулась и стала смотреть вперед, на быстро приближающийся берег.

– Ничего, ничего, – поудобней перехватив весло, пробурчал князь. – Я тобою еще займусь… просто так не брошу… Слышь, милая! – он повысил голос. – А у тебя точно в роду кабальерос не было?

Девушка враз обернулась – ишь ты, все ж беседа-то ее заинтересовала, все ж не пустой показалась.

– Да кабы были!

– А ты поменьше болтай о своем дедушке-рыбаке и отце-крестьянине, – посоветовал Вожников. – Говори лучше, что ты, мол, из обедневшего, но благородного рода… В Каталонии же полно дворян!

– Полно, да, но…

– А ты чем других хуже? И вообще, кто тебе сказал, что твой дед – простой рыбак?

– Так его же все старики в Калелье помнят! И меня… не только старики, – девчонка снова набычилась и закусила губу, однако больше не отворачивалась – заинтересовалась. – Там и дед мой и я записана – в церкви Святого Жузепа.

– Ага, ага, понял, – задумчиво покивал князь. – Значит, ты и вся твоя семья – в приходских списках. Что ж, придет время – поработаем и над этим.

Аманда сверкнула глазами:

– Вы меня пугаете, сеньор!

– Не пугаю, а помогаю! – поправил молодой человек. – Я же обещал тебя не бросать – вот и не брошу, честное благородное слово! Не переживай. Уж подыщем тебе подходящую партию…

– Чего подыщете?

– Хорошего жениха. Ты как к нормандцам относишься? Ну, к французам.

– Да никак. У меня таких знакомых никогда и не было.

– Нет, так будут, – Егор громко засмеялся и подмигнул. – Дай только срок, девочка.

Берег уже был рядом, и шум прибоя заглушил последние слова князя, а зазевавшаяся Аманда вдруг, что-то закричав, обернулась… и лодка с треском ударилась о камень!

Удар швырнул девчонку в воду, и Вожников тотчас же бросился за ней, нырнул, тревожно оглядывая каменисто-песчаное дно. В нереально прозрачной воде видно было многое: мутно-зеленые водоросли, камни, какие-то замшелые штыри, на которые запросто можно было бы напороться, или удариться головой о те же камни… Но где ж девчонка-то, черт побери?!

Почувствовав в груди невыносимую тяжесть, молодой человек вынырнул на поверхность, хватая ртом воздух. И тут же услышал веселый голос:

– Ага, вот и вы, сеньор! Как водичка?

В трех шагах от него, словно на качелях, покачивалась на изумрудно-голубоватой волне улыбающаяся Аманда. Карие глаза ее лучились от какой-то не совсем понятной сейчас князю радости и счастья.

– Я очень хорошо плаваю, я же рыбачка!

– Не то сказала! – выплюнув попавшую в рот воду, фыркнул Егор. – И не так.

– Ах да, – Аманда перевернулась на спину. – Мой дедушка, благородный, но, увы, бедный кабальеро, частенько отпускал меня на море вместе с единственным, еще остававшимся верным нашему роду, слугой.

– Вот! – одобрительно хохотнул молодой человек. – Это уже куда лучше. Всем так и говори. О благородных-то людях куда как приятнее слушать, а то заладила – рыбачка, крестьянка… Ну что – вылезаем на берег, чудо?

– Ага, вылезаем.

– Кажется, никого тут поблизости нет…

– Конечно, нет – тут же одни камни да скалы.

Они там же и улеглись, на плоской вершине невысокой, обрывающейся прямо в море, скалы, поросшей колючим кустарником и мягкой, выгоревшей на солнце травою. Скинув одежду, разложили ее просушить, а сами пристроились рядом, подставляя усталые тела свежему морскому ветру и солнцу.