Чм66 или миллион лет после затмения солнца - Бектас Ахметов

– И я том же. Это не какая-нибудь экономика, предмет серьезный, его надо знать. – Старшая лаборантка лаборатории энергосистем знает, где горячо в энергетике. – Зяма хотел в аспирантуру МЭИ на ура проскочить. Не получилось, вот он и переживает.

– Пройдет.

– Пройдет не пройдет – не в этом дело. – Прудникова закинула ногу за ногу и рассуждала правильно. – В октябре Зяме стукнет тридцать пять. Он мается без настоящего дела. Возьми тех же Мулю, Валеру

Лукьяненко…

– Кого ты мне в пример приводишь? Тоже мне нашла!

– Согласна, мужики они недалекие. Но они оба в аспирантуре, при деле… Толик чувствует, как его время уходит. И это тогда, когда другие что-то делают, а он ходит с этим (она назвала фамилию толяновского друга с кафедры ЭСС) и пьет. Приходит домой и скандалит…

Толян скандалит? Что-то ты, милашка, не договариваешь. Из-за чего он скандалит?

– У него плохая наследственность… После того, что случилось с его отцом, Толик сорвался.

Плохая наследственность? Все-то вы знаете про других, на себя только не хватает ума оборотиться. Нам с Зямой любая дворняжка наследственностью кляп вобьет.

– Так… – я поднялся со стула. – Ты мне это хотела сказать?

– Присядь, – Прудникова уже сама закурила. – Я хочу, чтобы ты с ним серьезно поговорил.

– О чем?

– Скажи, чтобы он не пил.

– Благодарю за доверие. – Я усмехнулся. – Ты думаешь, он меня будет слушать? Кто я такой для него? Потом ведь…

Я хотел сказать: "Потом ведь я и сам пью не меньше Зямы. Как я могу кого-то уговаривать не пить?".

Таня перебила меня.

– Ты это зря, – Прудникова покачала головой. – Толик сильно уважает тебя.

– Толян уважает меня?

– Что ты удивляешься? Он мне не раз говорил о тебе. Говорил, что ты…

Я никогда не задумывался, что обо мне мыслит Зяма. Легкость, с которой он воспринимал людей, казалось, не допускала серьезного отношения к его окружению. Что уж говорить о том, чтобы он мог кого-то конкретно уважать. Разговора нет, совместное питие сильно сближает, но оно же и открывает для окружающих наши уязвимые места.

Другим открытием в тот день для меня было то, что Зяблику не все равно, рогоносец он или нет. Так или иначе, Прудникова поступила правильно, что тормознула меня. Неправильно поступает она, когда думает, что Зяма в хандре из-за диссертации. Если бы дело было в дисере, все обстояло бы просто. Для Толяна слишком просто.

"Вот она, где твоя Карла Маркса!".

Х.ф. "Коммунист". Сценарий Евгения Габриловича, постановка Юлия Райзмана. Киностудия "Мосфильм",

1956.

Гуррагча пасется в нашем районе. Живет он в микрорайоне "Орбита", а заскакивает ко мне и по восресеньям. До Умки от меня пятнадцать минут ходу. Не хотелось верить, что пламенный адепт теории прибавочной стоимости окончательно изменила Карлу Марксу с монголом, но похоже, так оно и есть.

А ведь я их сам свел.

– Ты жаришь Умку. – я взял на понт Гуррагчу.

– Откуда знаешь? – залыбился монгол.

– Знаю. Она сама мне говорила.

– Не может быть! – осекся слесарь-гинеколог. – Она просила никому не говорить, что я заталкиваю ей лысого. Особенно предупреждала про тебя.

Умка боится, что я растреплюсь? Правильно делает, что боится.

– Ты же ее тоже…?

Я не ответил и спросил.

– И как она?

– Ох…но!

Я разозлился. Она животное.

– За щеку даешь ей? – я уставился на монгола.

– Ну…

– Говори правду. Мне известны ее желания.

– А… Ну да… – У Гуррагчи заблестели глаза. – Она не выпускает из рук моего лысого. Говорит: "Какой Хали у тебя…насвайчик!".

Я представил на миг, как это может проделывать Умка, и содрогнулся. Ужас состоял в том, что она нисколько не пала в моих глазах. Наоборот.

– Ты только никому не говори. – попросил монгол.

– Конечно.

На следующий утро я собрал лабораторный актив на чердаке.

– Гуррагча Умку дрючит. – сообщил я.

Девки нисколько не удивились.

– Давно? – равнодушно спросила Кэт.

– По моим данным, с середины июля.

– Пусть дрючит. – сказала Тереза Орловски. – Ты то что переживаешь?

Да не переживаю я. Тетку жалко.

Пусти свинью за стол, она и ноги на стол положит. Умка баловала монгола. Испекла лимонный пирог, на котором выложила из теста буквы

"Хали". Гуррагча отвечает ей взаимностью: водит домой к ней друзей-анашокуров. Умка гостям рада, ухаживает за щенками. Дойдет до того, что и сама станет закуриваться.

А что? Хорошо бы.

Никогда я не был на Босфоре…

Неделю спустя после сороковин, вечером мама долго гремела посудой на кухне. Зашла ко мне в комнату и ни с того ни сего поперла на меня:

– Эй, акмак! Ты вообще о чем думаешь?

– Ты что?

– Вставай. Надо поговорить.

– Спать хочу. Утром поговорим.

– Кому говорю, вставай! – Глаза у нее воспаленные, злые.

Что с ней?

– Что такое?

– Что такое, что такое! – передразнила она. – Пошли на кухню.

Нашла время. Ладно, пошли.

– Матушка, что за базар среди ночи?

– Кыдымга базар.

– Давай говори.

– Ты когда-то хотел писать?

– Когда это было! Сейчас не хочу.

– Почему?

– Мама, я бездарь.

– Кандай еще бездарь? – Матушка злилась все больше и больше.

– Я уже пробовал. Ничего не получается.

– Как не получается?

– Так не получается. Два слова напишу – самому противно и себя жалко становится.

– Ерунда! – с видом знатока отрезала мама. – Газеты читаешь?

– Ну и…

– Журналы читаешь?

– Что ты этим хочешь сказать?

– Хочу сказать: садись за стол и пиши!

– Что?

– Нишего! Покажи всем, что Ахметовы не мертвые!

– Завязывай…

– Я тебе покажу завязывай! – матушка сорвалась на крик. – Хватит дурака валять!

Я оторопел. Она знала, как когда-то я хотел писать. Но дело ведь в том, что я убедился, – чтобы писать, действительно нужны задатки.

– Мама, – я опустил голову, – мне очень хотелось писать. Но у меня ничего не получится.

– Получится, – мама заглянула мне в глаза и попросила. Уже не сердито, по-матерински, – Ты только меня слушайся.

– Я и так тебя слушаюсь.

– Надо иметь самолюбие. – сказала она. – Я требую показать нашим врагам, кто такие Ахметовы!!!

Меня пробрала дрожь.

– Мама, – я покачал головой, – если бы ты знала…

– Я все знаю, – матушка успокоенно улыбнулась, – Не бойся.

Соберись и все получится.

– Хе…

– Я сказала, соберись, – она посмотрела туманным взором на дверь в столовую и загадочно сказала. – Тебе помогут.

– Ты с ума сошла? Кто мне поможет?

– Помогут, – уверенно подвела черту мама. – Теперь иди спать.

30 сентября по ЦТ в программе "Время" Вера Шебеко сообщила:

"За большие заслуги в развитии советской науки и в связи с

70-летием со дня рождения Президиум Верховного Совета СССР наградил академика Академии наук Казахской ССР Шафика Чокиновича Чокина орденом Октябрьской революции".

1 октября народ с утра народ поздравляет "папу". На втором этаже, у входа в приемную юбилейная фотовыставка. "Ба, – поразился я, – да наш директор историчен!". Я остановился у фото, где Чокин снят с

Авереллом Гарриманом. С этим-то он когда успел снюхаться? Фотографии с Кржижановским по центру экспозиции.

Каждой лаборатории отведено десять минут на поздравление. Анна

Григорьевна запустила нас в кабинет после лаборатории гидроэнергетики.

Директор в кресле, на столе гора адресных папок.

Каспаков волнуется. Не мудрено – неделю не бухал. Вместо того, чтобы сказать что-то от себя, зачитал приветственный адрес.

Шафик Чокинович кивнул и, не вставая, выступил с ответным словом:

– Вашей лаборатории принадлежит главная роль в энергетической науке Казахстана…

От радости Каспаков зажмурился, Шкрет покачал головой. С ролью они, мы все, согласны и, черт побери, приятно. Мы не знали одного.Точно такие же слова в тот день Чокин говорил и другим лабораториям

Расширенное юбилейное заседание Ученого Совета КазНИИ энергетики в актовом зале. От Академии Аскар Кунаев вместо себя прислал одного из вице-президентов и главного ученого секратаря. Приехали ученики

Чокина из Киргизии, Узбекистана, в зале много станционников. Ярче всех поздравил главный инженер Алма-Атаэнерго:

"Ваше, Шафик Чокинович, имя, золотыми буквами будет высечено в скрижалях истории науки…".

По коридору именинником ходит Темир Ахмеров: "Поздравляю с орденом!". – говорит он встречным. Мягкий стал.

На банкет приглашены завлабы и старшие научные сотрудники. В ресторан мелкоту не позвали. Но возбуждение охватило и челядь. Даже

Кэт заявилась при параде – одела белый костюм.

– Узбек не зря ревнует тебя к Чокину. – заметил я.