Атрак (СИ) - Mazurenko
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, таковым был порыв Дракалеса. Он, и в самом деле, поставил себе целью показать всем мирам, что значит быть сильным, что значит побеждать. Однако ж и понимал он, что единственная истинная причина его действий не так глубока. На самом деле он лишь утоляет свою жажду разрушений, убийств и завоеваний. Но я составляю эту летопись не для того, чтобы осуждать или оправдывать бога войны, ведь никто на это не способен. Я лишь передам то, что было и как это всё произошло.
Этот путь пролагают жестокой рукой,
Этот путь понесёт за собой разрушенье,
Этот путь не знает дороги иной,
Он пройдёт по мирам, погружая в забвенье.
Пролагает его грозный воин-владыка,
Мечом прорубая к славе ходы.
Никто не уйдёт от власти, от ига,
И не остановит никто путь войны.
Вот так поётся в другой песне о пришествии воинства Атрака. Достаточно просто и прямо описывается то, как происходят все завоевания. Жестокость, разрушение, забвение и гибели. Дракалес буквально прорубает себе путь от войны к победе, уничтожая всякого, кто встретится ему на пути. И никто не может это остановить. Он видел, как люди под действием духа войны легко находят дополнительные причины для того, чтобы разделяться и враждовать друг с другом, как будто бы он и не ослаблял действие духа войны. Это было исчерпывающим доказательством того, что гнев, алчность и безумие были неотъемлемой частью сущности человека. Томелону не нужно было ничего выдумывать. Люди сами готовы вцепиться друг в друга.
На второй день после начала завоевания Дракалес вторгся в стольный город и продолжил свой путь из разрушений ко дворцу, где как раз таки восседал местный виран. Это величественное строение находилось в центре главной площади, где состоялось великое сражение. Воители, разобравшись со всеми простыми жителями, принялись друг за друга. Они были настолько вовлечены в это сражение, что не замечали вообще ничего вокруг себя. Дух войны только лишь коснулся их ноздрей, когда как они уже готовы съесть друг друга живьём. Среди них сражался также и виран. Не зря Дракалес прибыл в столицу самого сильного государства, ведь им может управлять только сильный человек. И это на самом деле было так. Облачённый в латные доспехи, воитель с двуручным мечом в руках неистово бился против своих же воителей. Ваурд понял, что дуновение ветров войны для этих слабых народов — слишком непосильная ноша. Они были не в состоянии воспротивиться и осознать, что сражаются не против врагов и даже не против союзников, а против самих же себя. Ведь виран и его гвардия — это голова и руки государства. Это части одного тела. И сейчас было так, что голова сражалась против рук, которые сражались друг против друга. Немного понаблюдав за тем, как этот виран бьётся, Дракалес предположил, что он выступит сам, когда бог войны попросит о поединке. А потому, издав боевой клич, он поселил неуверенность в сердцах тех, кто сейчас бились друг против друга. Эта неуверенность уравновесилась духом войны, который они вдохнули в самом начале вторжения, так что их разумы очистились, и они пришли в себя. Тут же в них зародился ужас, что они сражались друг против друга. Но их внимание привлёк другой кошмар — тот, что стоял сейчас перед ними в красных доспехах. Когда взоры всех сосредоточились на нём, Дракалес заговорил, глядя в глаза вирана: «Я — Дракалес Победоносец, томелон Атрака, командир ратардов и ваурдов. И я объявил вам войну. Однако вы оказались настолько слабы, что одного только моего присутствия тут хватило для того, чтобы вы потерпели поражение. Мне осталось только лишь сразить тебя, виран. А потому я предоставляю выбор: либо ты сдаёшься и тебя настигает позорная смерть, либо мы сражаемся, и тебя настигает смерть героическая. Но я чту святость войны, а потому право на победу есть у каждого существа. Я не посмею отобрать его у тебя, — он возвысил голос, — Выведи ко мне сюда сильнейшего из вас, и мы сразимся. Если в этом поединке мне будет нанесено поражение, то вы отвоюете себе право на существование, а я оставлю ваши земли вам. А если поражение постигнет твоего избранника, то это будет означать мою победу, и ваш мир будет принадлежать мне. Я устрою здесь такую войну, какую вы не сможете даже представить, — ваурд снова возвысил голос, — Ну так что, ты согласен?» Однако ответа не было. Как выяснилось, завоеватель изъяснялся на языке, непонятном для местных людей. Но разве Дракалеса можно было назвать богом, если бы он не смог понять, как мыслят и говорят эти люди? Послушав то, как они разговаривают между собой, томелон сумел перевести своё высказывание с древнего наречия на язык, понятный им. А потому, услыхав требование громогласного воителя, все гвардейцы местного вирана поддались панике. И только лишь сам управитель задумчиво смотрел в землю. Дракалес, готовый призвать Орха и Гора, ожидал, что скажет этот человек. Немного подумав, он глянул взором, наполненным решимостью, в оранжевые глаза бога войны и произнёс: «Что ж, мне выпала честь повстречаться с самим богом войны. Именно об этом рассказывали валирдалы. Я не верил им, а теперь, кажется, мне и верить-то не нужно. Вот, ты стоишь передо мной, — виран возвысил голос, — Я и есть самый сильный воин По́ртана. И, конечно же, я выбираю смерть в бою» Он опустил забрало своего шлема и покрепче ухватился за свой тяжёлый меч. Громыхнул гром, после чего в руках бога войны появились близнецы, а его могучий голос произнёс: «Что ж, я вижу, о чём ты думаешь. Я пощажу тебя. Но нет, ты ошибаешься. Война — это не время и не место для милосердия. Однако знай, самый сильный воин Портана, что погибнешь ты с честью» Вирана эта слова очень напугали. Однако, чтобы не поддаться страху, он взревел, что было силы,
