Штурман дальнего плавания - Юрий Клименченко

— Ну, Юра, встретился? Где жена? — спросил Микешин, тронув его за локоть.

Линьков посмотрел на него отсутствующим взглядом и тихо проговорил:

— Нет жены. Вышла замуж в первый год войны за капитана второго ранга. И дочку взяла с собой…

У машин стоял Дробыш, нежно держа руку жены, и что-то ей говорил. Зинаида Викторовна, постаревшая, но еще полная и свежая, громко вздыхала:

— Да, Жорж. Я все понимаю. Мне тоже было так трудно…

Все сели в машины, Игорь не мог насмотреться на улицы Ленинграда.

Вот и порт. От красного здания, в котором помещалось пароходство, осталась только половина. Правое крыло разрушено. Торчат исковерканные балки, крыша провалилась, вместо задней стены — груда кирпичей. Кто работал здесь во время бомбежки?

Машины проехали главные ворота. Пусто и тихо в порту. У семнадцатого причала стояло нарядное пассажирское судно. Казалось, что пароход уходит в рейс. Морякам предоставили на нем каюты первого класса.

В курительном салоне собрались почти все моряки. Говорил Королев:

— Вы, товарищи, теперь отдыхайте. Поживете с недельку на этом судне, пройдете медицинскую комиссию. Решим, кому из вас нужно лечение или курорт. А остальные… Что же делать, работать придется. Отпусков не дам.

— Работать? Плавать пойдем, Максим Иванович? — радостно переспросил начальника пароходства Микешин.

— Ну а куда ж больше? Плавать, конечно. Флот принимать нужно. А тебе что — дома хотелось посидеть?

— Я уж не знаю, что мне больше хочется: дома посидеть или на судно идти, — улыбнулся Игорь. — И то и другое как сказка. Никак не могу еще поверить, что мы вернулись.

Королев вкратце рассказал о предстоящих делах пароходства и отпустил всех к родным.

Когда Микешин вошел к себе в каюту, Юрка бросился к нему навстречу:

— Папа, как ты долго! Прямо невозможно было тебя ждать. Можно мне посмотреть пароход?

— Пойди посмотри, сынок, только не задерживайся.

— И не упади в воду, — добавила Женя.

Юрка убежал, Игорь обнял жену. Так они сидели, счастливые оттого, что вновь обрели друг друга, и молчали. Нужно было сказать многое, но говорить не хотелось.

Игорь думал о том, что его мечты сбываются. Скоро он снова пойдет плавать, наяву услышит грохот якорного каната, звук судового свистка, вдохнет солоноватый запах моря… А может быть, это опять сон? Ведь еще совсем недавно шею больно резал веревочный хомут, а сзади толкал прикладом Шульц…

Микешин вздрогнул.

— Очень соскучилась? — спросил он Женю.

Она ничего не ответила… Игорь почувствовал на своей щеке слезу, упавшую с Жениных ресниц…

Он достал из кармана коричневую записную книжку:

— Это единственный подарок, который я могу сделать тебе за четыре года. Здесь моя жизнь и моя любовь к тебе. Ты почитай ее когда-нибудь…

Поздно вечером Игорь вышел покурить на палубу. Наступала светлая ленинградская ночь. В порту зажглись огни. Ветер совсем затих. Вода Морского канала потемнела и стала гладкой, как стекло. С Невы доносились гудки буксиров. Микешин курил и вдыхал прохладный воздух родного города.

Жизнь начиналась снова…

Незнакомый подполковник, приехавший из Германии, разыскал Горностаева и передал ему записку от замполита «Днепра» Зубова. Он писал:

«Дорогой Павел Дмитриевич! Я надеюсь, что вы живы и мое письмо попадет к вам. Пишу вам из госпиталя во Львове, где нас заботливо «приводят в порядок» после Маутхаузена. Что там мы пережили, описывать не стану. Страшно вспомнить. Расскажу при встрече. Осталось нас в живых из шести трое: Каминский, Уськов и я. Остальные погибли в марте при американской бомбежке города. Американцы бомбили, а эсэсовцы расстреливали под эту марку.

Мы, наверное, тоже погибли бы, да в это время были на работе в каменоломнях. Состояние наше пока неважное. Очень слабы. Подполковник, который должен передать вам это письмо, обещал зайти к моим. На всякий случай очень прошу вас сделать то же. Пусть не беспокоятся. Скоро увидимся. Большой привет всем нашим. До свидания».

Микешин, услышав о гибели товарищей, долго сидел, уставившись в одну точку.

Чумаков погиб. Игорь вспоминал годы, проведенные в Риксбурге. Он видел живые глаза Константина Илларионовича, улыбку, слышал его негромкий спокойный голос: «Ничего, ребята. Еще поплаваем. Отпразднуем нашу победу в лучшем ленинградском ресторане». Он ни минуты не сомневался, что так будет. Верил и в других вселял эту веру. Настоящий коммунист. Нет Ларионыча! Не скажет он больше: «Эх, Игорь, Игорь! Ну чего ты мне наговорил? Думать надо. Вот слушай…»

Спустя четыре дня Микешин с женой и сыном уехал на две недели в пароходский дом отдыха.

В кабинет Максима Ивановича Королева, держа в руках объемистую папку, вошел начальник отдела кадров, маленький человек с узким лбом, бесцветными глазами, одетый в синие галифе и зеленый китель.

— Прошу разрешения! — по-военному сказал он и, не дожидаясь ответа, сел в кресло.

— Что у вас, Борис Васильевич? — спросил Королев.

— Вы отдали распоряжение, Максим Иванович, этих… ну, что приехали из Германии… — нервно начал начальник отдела кадров, — посылать их на суда. Так?

Королев кивнул головой.

— Мне кажется, Максим Иванович, что этого нельзя делать. Я категорически буду возражать и ответственность за них нести не хочу. Надо согласовать…

Королев с сожалением посмотрел на человека, почти утонувшего в кресле, и холодно проговорил:

— Успокойтесь, Борис Васильевич. Ответственность за свои распоряжения несу я. Кроме того, «этих», как вы изволили выразиться, я знаю много-много лет. С некоторыми из них я плавал. Другие выросли на моих глазах. А сейчас, что тоже очень важно, нам нужно принимать флот. Трофейный, репарационный…

Начальник отдела кадров хотел было что-то сказать, но Королев не дал ему открыть рта:

— Моряки, прибывшие из Германии, — наш золотой фонд. Опытнейшие люди. Поймите это и не волнуйтесь. Я уже все согласовал. Лучше займемся назначением людей.

Начальник отдела кадров недовольно поджал губы, развязал папку и вытащил список.

— Куда вы Горностаева наметили? — спросил Королев.

— Покуда никуда.

— Так вот… пошлите его на самое большое судно, которое мы принимаем. На «Принцессу океана».

Борис Васильевич сделал заметку в списке.

Один за другим назначались на суда вернувшиеся из Германии моряки. Дошло до буквы «М».

— Микешина куда?

— Микешина… Он долго плавал у нас старпомом. Дельный парень. Его пошлите на «Арктурус». Судно маленькое, легкое. Пусть начинает командовать.