Опоздавшая - Оливия Голдсмит

Она знала, что тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год был лучшим для Лакруа, когда все цены на его товары выросли на сорок процентов. Но он потерял при этом восемь миллионов долларов. Судя по бумагам, которые ей показал Ленни, можно было предполагать, что бридж-линия будет иметь успех, и К. К. Inc. могла бы поставить ее. Но сейчас Карен была настолько переполнена всем случившимся, что не могла сделать соответствующих выводов из ситуации и отослала Кейси и Ленни домой.

Наконец она осталась одна. Совсем одна. Идти было некуда. Карен не хотела возвращаться в свою квартиру. Она стояла у окна и смотрела вниз на мелькавшие огни машин, мчавшихся по Седьмой авеню. Она пыталась представить свое будущее без Джефри.

Карен никогда не оставалась долго в офисе Джефри — это было его владение. Она держалась, насколько возможно, подальше от финансовых дел, банкиров, счетов и деловых бумаг. Однако сейчас она прошлась по ковру и села в кресло рядом с диваном. Это было кресло Джефри. Он всегда здесь сидел по утрам во время заседаний, и кресло сохранило его запах. Было ли это мыло или шампунь (он никогда не употреблял духи), но все-таки было совершенно ясно — кресло пахнет Джефри. Сейчас, сидя в этом глубоком кресле, Карен, несмотря на свою злость, испытала вдруг невыносимую тоску по своему мужу, желание быть с ним.

Выступление перед сотрудниками К. К. Inc. было очень трудным. Но еще труднее будет вести дело. Как она обойдется без Джефри, без его помощи? Может, Джефри прав? А без Джефри и без К. К. Inc. что у нее оставалось? Карен почувствовала жалость к себе, и на глазах ее появились слезы. Она начала плакать и уже не могла остановиться. Как она гордилась тем, что никогда не плачет! Да, очевидно, она не знала ни себя, ни своих друзей. Казалось, она работала так много, а достигла так мало. Ни семьи, ни брака, ни детей, ни бизнеса — все распалось, все пошло прахом.

Теперь, одна в этом темном офисе, Карен почувствовала, что она не сможет обойтись без Джефри. Она поздно вышла замуж, к ней поздно пришел успех… она не сможет отказаться от всего этого так просто. Она этого не вынесет. Ведь у нее еще много времени впереди, далеко до одинокой старости. Может быть, еще можно как-нибудь сохранить их брак с Джефри? Может быть, Дефина права? Она говорит, что действия Джефри — всего лишь реакция на ее собственные действия. Реакция на ее вечное отсутствие, так же как и на ее растущую славу. Он устал от ее проблем. Например, проблема с ребенком. Она всегда считала себя такой хорошей и правильной, а по сути, может быть, это она подвела Джефри?

И хотя она была оскорблена и зла на Джефри, она чувствовала, что с потерей мужа она теряет слишком много. Ведь в конце концов она росла вместе с Джефри, вся история ее жизни связана с ним. Как продолжать жить одной? Эта мысль страшно мучила Карен. Неужели она станет женщиной неопределенного возраста и, как некоторые, будет появляться в обществе под руку с приятным молодым человеком? Неужели она кончит как бедняжка Шанель — одна, без любви и детей?

Карен глубоко вздохнула. Казалось, она впитала в себя запах Джефри. Сейчас ей было трудно поверить, что какое-то время она смотрела на Билла Уолпера как на возможного партнера. На эту лживую свинью! В нем было все, что она ненавидела в бизнесменах — жадность, жестокость, готовность на все ради прибыли. На одну минуту ей показалось, что темнота офиса напоминает темноту сайпэнских бараков. Только здесь не было крыс и грязи; зато было чувство полной безнадежности. Она подумала об Арнольде, о том, с каким презрением он говорил о кровавых деньгах. С содроганием она вспомнила следы крови на грязном полу больницы. Что будет со всеми этими людьми, со всеми этими несчастными? Что будет с ребенком? Она уже послала чек мистеру Дагсвару, но она понимала, что этого мало. Что еще она может сделать?

Карен почувствовала себя загнанной в угол, как заключенный в камере. Она была женщиной средних лет, женщиной, обладавшей талантом, талантом дизайнера. Но как ей теперь продолжать? И как она может остановиться?

Может, она должна простить Джефри? Другие женщины прощали неверных мужей. Если он спал с ее сестрой только для того, чтобы причинить ей боль, тогда еще можно простить. Что это было с его стороны — смелость или трусость? Теперь Карен думала, сможет ли она найти путь, чтобы простить Джефри. Но, даже если она не сможет простить его, она должна обсудить с ним дела, должна набросать планы на будущее. Она обязана думать о будущем.

Карен подняла трубку и медленно набрала номер, который Джефри оставил ей. Он снял трубку. При звуке его голоса Карен почувствовала, как сердце ее громко забилось.

— Джефри, это Карен. Нам нужно поговорить.

34. Дело закрыто

Карен дожидалась Джефри в его офисе. Некоторое время она просидела в темноте, но зная, что Джефри был уже на пути в офис, она заставила себя встать со стула и включить отвратительно яркий верхний свет. Карен подошла к зеркалу, висевшему за дверью, и стала рассматривать свое лицо. Хотелось определить, насколько оно пострадало за это время. Черт возьми, ей нужны были подтяжка лица, недельный отдых и прежде всего компетентная юридическая консультация. Но все это потом, после приезда Джефри.

Карен подошла к этажерке, стоявшей за письменным столом. Перед ней были фотографии, снятые в день вручения Приза Оукли. Карен взглянула на фотографии и отвернулась, чтобы не расплакаться. Она открыла ящик, хотела взять носовой платок, но платка в нем не было, и она открыла следующие два ящика. Однако там тоже ничего не оказалось. Неужели мужчины никогда не нуждаются в носовых платках? Может, они никогда не сморкаются? Однако в нижнем ящике она обнаружила несколько бумажных салфеток. Под салфетками лежала жестяная коробка. Она была заперта, как показалось Карен. Простая жестяная коробка как-то не вязалась с Джефри. Что он мог в ней хранить? Карен достала коробку из ящика. Она боялась, что в ней могут быть любовные письма или фотографии Лизы, хотя это было маловероятно. Все равно, она должна открыть коробку и узнать правду. Она должна знать, действительно ли Джефри любит ее сестру.

Коробка оказалась не запертой. В ней находились слайды. Карен посмотрела на свет один из слайдов. Это была фотография картины, написанной Джефри. Она никогда ее прежде не видела — обнаженная натура, но совсем не такая, как те, в Вестпорте. В ней чувствовался стиль Джефри, но это была совсем другая живопись. Явно другая.

Слава Богу, это обнаженная — не Лиза, подумала Карен и глубоко вздохнула. Она взяла следующий слайд. Опять обнаженная, и опять — не Лиза. Карен посмотрела всю коробку — несколько дюжин слайдов. Откуда у Джефри нашлось время сделать все это? — спрашивала себя Карен. Теперь, когда были просмотрены все слайды, она убедилась, что обнаженная была всюду одна и та же женщина, блондинка. Каким-то образом в этой живописи Джефри удалось передать нежность и хрупкость модели. Может быть, эта женщина действительно нежна и ранима? Трудно сказать, как создавалось впечатление: от позы, от ее личности, или это было искусство исполнения. Но Карен никогда не замечала в прежних работах Джефри такой тонкости и выразительности. Почему-то эти картины напомнили Карен произведения Дега, хотя исполнены были совсем в другом стиле. Лицо женщины на картине трудно было разглядеть. Были изображения со спины и в профиль, были фотографии, где видна только часть лица или кончик носа. Сейчас Карен разглядывала профиль женщины. Почему Джефри держал эти картины в тайне — ведь это настоящая живопись! Это его будущее. Что вообще все это значило?