Партизаны Подпольной Луны - GrayOwl

- Скажи тогда, чего не соделал я такового, что Куотриус догадался совершить в ночь первую в селении сём, когда были вы вместе?

- О, сие есть тайна великая, она между мною и ним осталась. Придётся разгадать тебе загадку самостоятельно. Скажу лишь тебе, что последнее действие твоё по нраву мне пришлось, но не совсем.

Поторопимся же в одежды облечься, да холм покинуть, аки дровосеки мирные, ибо заговорились мы, уж грозит нам изгнание из Некитахуса, а в худшем случае…

Знаешь сам.

Evanesco!

Разгорячённый и прогретый солнечными лучами Северус одел лишь верхнюю тунику свою с рукавами длинными, вторую же уменьшил и, подвязавшись поясом многоцветным, сунул кусок тряпицы за пазуху себе.

Они отправились в сторону от холма и приближающихся к нему вестфала, и углубились в лес.

Каковым же было изумление волшебников, когда услышали они… вскрики мужские. Вот и среди праведных и правильных жителей Некитахуса нашлась пара мужеложцев, приходящих на холм сей. Предавались они любви запретной, рыча от похоти, их переполнявшей, по-звериному отдавая дань натуре своей «неправильной», законами строгими и непреложными караемой.

Снейп вскоре и думать перестал о каких-то дикарях, бездарных варварах, не умеющих любить искусно, нежно, достойно и благородно, как он сам, конечно.

Северус принялся размышлять, отчего простенькая картинка с лебедями на море и над морем так сильно возбудила любовника, нет, пожалуй, возлюбленного. Не было в ней ничего необычайного, кроме, пожалуй, сотворённого им, Севом, по безмолвной, но хорошо слышимой просьбе Гарри, заката на море.

И тут простая догадка пришла в голову Северуса. Гарри никогда не видел лебедей воочию! Потому-то и показались они ему неземными в красоте и грации своей, созданиями не из плоти, крови, пуха и перьев, но из материала некоего божественного, что религиозному юноше показалось особенно прекрасным и сказочным. Что и побудило его на дальнейшие любовные подвиги.

- Неужели в самом деле мир Гарри столь узок, что даже лебедей не видел он, прилетавших весной и поздней осенью на Озеро?

Эта мысль отозвалась какой-то тревогой в душе Мастера Зелий.

Меж тем, он нашёл подходящий, довольно молодой, но крепкий дуб, ещё не искорёжившийся, но прямой, как корабельная сосна, которых слишком мало встречалось в лесу, и было откровенно жаль пилить их. Пусть растут, а саксы строят из них свои дома. Вряд ли понравится вестфалам, если иноземцы вырубят дубы хоть в части леса. Но вот рядом с дубом высится такая дивная соснушка, что грех не спилить её:

- Seco pinum* prolongum!

И дерево, жалобно заскрипев, подкосилось и упало, повалив при этом две молоденькие берёзы.

- А теперь, - провозгласил Снейп, - Seco quercus* * prolongum!

И это дерево с грохотом повалилось, не до конца отпиленное потому, что у Снейпа уже не хватало сил, хоть и казались они безграничными. Но соитие с Гарри его Гарри принесло лишь усталость, сказавшуюся и на магическом потенциале волшебника.

Столь много сил отдано было опытнейшим легиллиментом на создание образа птиц обычных…

И Северус задал вопрос без обиняков:

- Видел ли ты когда-нибудь лебедей, кои на Озеро близ Хогвартеса, тебе хорошо известного, ибо выучился ты там, прилетают?.. Правда, не получил ты диплома должного, но не о сём речь. Видел ли ты…

- Кого или чего не видел я на Озере или близ его? Кажется, всех тварей перевидал я, лишь только птиц сих не видывал, коих зовёшь ты словами прекрасными cygnus olar* * * , о Северус мой. Ворон ты священный, схожий с ним глазами, блестящими ярко, и волосами длинными, кои схожи с оперением его, сверкающим во свете дня, так и в пламени костров кочевых х‘васынксх‘. Ибо никак не могу я забыть ни племени сего, ни обычаев его страшных. Вот Тома же в жертву посмертную принесли варвары сии, и не ведаю я, что ныне с душой того, кто брата старшего мне заме…

- Пора бы в Хогвартс нам древа сии левитировать, Гарри мой.

Юноша был счастлив уже от того, что Северус впервые за полтора месяца, прошедшие со дня дня смерти Куотриуса, назвал Хогвартс истинным его наименованием. Уж больно не нравился Поттеру «Хогвартес», как называл замок на свой, латинский лад, маг ушедший.

Гарри помог Северусу дорубить дуб до конца, почувствовав, что стало сил магических меньше и у него. Но он всё же кое-как помог и с левитированием деревьев к самому Хогвартсу, как называли его теперь оба мага. И это согревало душу Поттера, что един он с любимым даже в помыслах.

Но совсем выдохлись и Северус, и Гарри, за левитацией дерев двух больших. Да и день клонился уже к позднему закату. Пора было аппарировать к воротам Некитахуса, дабы стражника не тревожить зазря.

Поужинали волшебники с размахом, съев треть свиной туши и яичницу из полутора дюжин яиц. И наелись, уже без разбора, кому что нравится или нет, хлеба кислого.

Вечером Северуса до того измучила изжога, что приказал он рабу принести кружку молока от благородного хозяина прежнего. У них с Гарри не было в хозяйстве коровы, и слава Мерлину! Её же доить надо трижды в сутки, а у раба сейчас будет и без того хлопот невпроворот.

Перестирать всю одежду благородных хозяев, готовить для них яичницу и каши. Северус приказал Кох‘арну ещё и отвары подавать из вяленых бараньих обрезков.

А магам пора бы уже начать строить крышу, обыкновенную для крепостей ромейских, плоскую, на балках поперечных. Но из-за увлечения сегодняшнего делом иным совсем, доставлено лишь два дерева из десятка необходимых.

Они рано легли спать и заснули, как младенцы, сном крепким, здоровым, сытым и, слава Мерлину Северуса и Всевышнему Гарри, спокойным…

… Ремус Люпин набирался градусности в пресловутой «Башке Борова». Анекдоты все, как один, казались ему излишне грубыми для утончённого слуха любимого Люца, хоть сам Рем и покатывался со смеху, особенно над ситуациями, описывающими совокупление мужиков-натуралов. Нет, правда, нельзя было не смеяться над их неумелостью, неловкостью и неуклюжестью, а всё туда же, в очко!

Как описывалась только одна лишь поза. Один на спине, а второй забрасывает ему ноги на плечи со второго, пятого, седьмого раза, а после тот мужик, который сверху, не может подняться с таким офигенным грузом на плечах и валится набок, заваливая и нижнего мужика. Как они долго, под откровенные и очень смешные матюги, которые невозможно передать Люцу, не повредив его чувство собственного достоинства и неприятия матерщины вовсе, стараются расплестись, а им не удаётся. Наконец, кто-то из неудачливых любовников двигает другому по башке ногой или стукает изо всей дури рукой, чтобы второй лучше разбирался со своими нижними конечностями, да пьянь поскорее покинула голову.