Судьба императора Николая II после отречения. Историко-критические очерки - Сергей Петрович Мельгунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, Мясникову была предоставлена будто бы «полная свобода действия». Оставалось найти какой-нибудь предлог для выполнения плана. Этот предлог был дан выступлением в двадцатых числах мая чехословаков на ст. Пенза и одновременно в Челябинске… Хотя до Перми было еще далеко, но Мясникову этого факта было достаточно, чтобы «начать действовать». «И он очень торопил Москву…» «Между 24 и 27 мая председатель пермского совета получил приказ, подписанный Лениным и Свердловым, ликвидировать вел. кн. Михаила Александровича и его секретаря Джонсона». Осуществление приказа возлагалось на Мясникова. Столь определенное утверждение вызывает большие сомнения. С начала мая ведется «секретная» переписка с Мясниковым по партийной линии, и вдруг официальный приказ по советской уже линии на имя «председателя совдепа» за столь ответственными подписями, как председатель Совнаркома и ВЦИК! Напрасно, однако, думать, что Ленин и Свердлов действительно оставили для истории столь убийственный для них документ – его, конечно, нет в тексте Гана. Но зато легко установить, каким путем расследовавший «пермское злодеяние» пришел к такому выводу. В Омске 12 февраля 19 г. был допрошен телеграфный чиновник пермской почтово-телеграфной конторы Белкин, который показал (беру текст, как он воспроизведен у Гана): «Я в этот день (27 мая) дежурил на прямом проводе. Часов в шесть пришел в контору Мясников и сказал, что ожидает телеграмму из Москвы. В этот момент началась передача депеши. Подробностей не помню, но речь шла об утверждении плана и полномочии Мясникова. Подписали депешу Свердлов и Горбунов. Мясников приказал мне отдать ему телеграфную ленту, что я и исполнил».
По свидетельству Белкина, телеграмма была за подписью двух официальных лиц – председателя ВЦИК и секретаря Совнаркома, т.е. секрет еще больше расширялся и становился официальным правительственным актом. Невольно приходится заподозрить, что «план» не мог касаться убийства вел. кн. Михаила, которое заранее намеревались скрыть. По «плану», разработанному Мясниковым, предполагалось, что «в Пермь будет послана тройка верных людей, которых там никто не знает. Они явятся к вел. князю в качестве мнимых посланцев от монархистов-заговорщиков якобы для того, чтобы спасти его и вывезти на лошадях через Сибирь в Японию. Как только беглецы выйдут за город, начнется погоня, беглецы кинутся в лес, и там они будут пристрелены». Исследователь должен был обладать материалом большой секретности для того, чтобы начертать такие подробности. Он знает даже, что Москва (куда план, очевидно, был предварительно сообщен) долго колебалась: убить ли Джонсона? Ленина пугала перспектива угроз Англии. Предполагалось первоначально только ранить его при погоне и оставить у него впечатление неудавшегося побега, но потом мысль эта была оставлена. Решили прикончить и его. Автор, как всегда, не вскрывает источников, откуда он мог извлечь детали секретных обсуждений. Можно найти намек, неопределенный и необъясненный – как будто бы в его распоряжении был дневник самого Мясникова. Он говорит о какой то «исповеди», сделанной Мясниковым «через несколько дней после убийства». Вот эта «маленькая страничка»: «День выдался удивительно теплый и солнечный, какие бывают редко на Каме в это время. День этот казался мне буквально целой вечностью. Ежеминутно я вынимал часы, меня сильно лихорадило, не помогла и водка. Моментами меня брали сомнения: зачем нужна была вся эта церемония с инсценировкой побега, почему надо делать исключения для Романова, затрачивать столько сил и труда, да еще рискуя провалиться, когда можно было провести это дело обычным путем через аппарат Чеки, поступить так, как мы поступали со всеми буржуями. В пермской тюрьме сидят несколько сот офицеров, купцов и священников, которым не трудно пришить дело и заодно с ними покончить. Я роптал на Москву, все еще продолжающую непонятную мне политику, которую я считал лишним сентиментализмом. Во время революции надо рубить». Выходит так, что весь «план» разработан был не Мясниковым, а «Москвой». Трудно отрешиться от представления, что все это домысел и что «исповедь» обычная фальсификация, порожденная богатым воображением исследователя, сумевшего из слухов и туманных намеков арестованных чекистов воссоздать исторический эпизод в формах уже фантастических.
Вернемся, однако, к прерванному изложению исследователя «пермского злодеяния». На следующий день после получения телеграммы из Москвы, окончательно санкционировавшей предстоящую расправу с вел. кн. Михаилом, в Пермь прибыла командированная из Екатеринбурга тройка. Она была снабжена мандатом Белобородова и Войкова. В мандате рекомендовалось оказывать товарищам Корсуновскому, Лушкину и Парфенову содействие в возложенной на них «чрезвычайной миссии». Перечисленные лица были как раз теми людьми, которые, по изысканиям Гана, помогали Мясникову произвести «похищение» вел. кн. Михаила424. Мы совершенно не можем быть уверены, что «мандат», подписанный Белобородовым и Войковым, реально существовал, что во всяком случае его видели те, кто производил изыскания. Ведь все-таки по меньшей мере странно, что лица, которые должны были из предосторожности скрытно явиться в Пермь и по предписанию из центра совершить потаенное убийство, снабжаются специальным «мандатом» почему-то из Екатеринбурга, со своеобразным предписанием или рекомендацией оказывать «содействие возложенной на них чрезвычайной миссии». Если допустить, что «мандат» действительно существовал, но отнюдь еще не будет доказано, что перечисленные в нем лица и являлись помощниками Мясникова в убийстве, ген. Дитерихс на основании следственного материала, бывшего в его распоряжении, убийцами считал совсем других лиц, а именно членов «мотовилихинской следственной комиссии» – Плещева, Берескова и Жужковича. Если признать реальность «мандата», подписанного председателем екатеринбургского совета и его комиссаром продовольствия и снабжения, то при сопоставлении с телеграммой из центра за подписью Свердлова и Горбунова об утверждении какого-то «плана», о чем говорил
