Логическая история цивилизации на Земле. Дополнительные доказательства моей теории (Часть 1) - Борис Синюков

Естественно, я обращаю ваше внимание, что Г. Успенский (1843–1902) был, грубо говоря, на 30 лет младше И. Гончарова (1812–91). И первый был в основном писателем — публицистом демократических кровей, а второй — писателем — «фантастом» и вдобавок цензором, может быть даже и Успенского, так как ни одного известного, личного письма они друг другу не написали. В почти 50–летнем временном разрыве они побывали в Сибири, Успенский — в Западной (1888), а Гончаров (то, что он описал) — в Восточной (1844). Добавлю, что Гончаров был преданный слуга России, а Успенский — ее страдалец.

Но все это не имеет значения. Оба они — очень наблюдательные люди. И отразили все, что видели, довольно основательно и, главное, вдумчиво. И оба находились в плену традиционной истории, особенно в плену ее идиотской официальной хронологии. Поэтому думали, исходя из них. А я думаю, исходя из своей собственной концепции истории, и они оба очень мне помогли в ее дополнении и обосновании.

Раньше было принято писать подробно, иногда даже муторно, но точно. Нужные мне зерна попадаются как и курице в навозе, не особенно часто. И я их буду склевывать там, где они попадутся, совсем не обращая внимания на всю кучу. Зернышко — факт, все остальное предмет критики специально этому обученных людей.

И еще одно. Я написал ранее две статьи, «Исторические «прививки» и «лекарства»» и «Новоазиатская формация». Желательно их тоже прочитать.

Китайцы, первый заход

(И.А. Гончаров. «Фрегат «Паллада», т.2)

«У китайцев нет национальности, патриотизма и религии — трех начал, необходимых для непогрешительного движения государственной машины. Есть китайцы, но нации нет; в их языке нет даже слова отечество, как сказывал мне один наш синолог.

Все это странно, хотя не совсем ново, если вспомнить браминскую Индию и языческий Египет: они одряхлели, и надо было занять им сил и жизни у других, как истощенному полю нужно переменить посев. Вы знаете, что сделалось или что делается с Индией; под каким посевом и как трудно возрождается это поле для новых всходов, и Египет тоже. Китай дряхлее их обоих и, следовательно, еще менее подает надежды на возрождение сам собой. Напутствованные на жизнь немногими, скоро оскудевшими при развитии жизненных начал, нравственными истинами, китайцы едва достигли отрочества и состарились. В них успело развиться и закоренеть индивидуальное и семейное начало и не дозрело до жизни общественной и государственной, или если и созрело когда — нибудь, то, может быть, затерялось в безграничном размножении народной массы, делающем невозможною — ни государственную, ни какую другую централизацию».

Прерву длинную цитату, которую намеревался привести целиком, ибо сразу же накопилась целая куча моих выделений текста (курсивом — важное, жирным курсивом — сверх важное). И вам будет неудобно заглядывать далеко наверх, когда я буду их интерпретировать.

Национальность, патриотизм и религия — три совершенно искусственных столпа (начала) государства как такового, народу они нужны как собаке пятая нога, и именно поэтому я считаю, что все это придумано торговым племенем специально для того, чтоб создать себе ареал обитания. Примерно как в брежневские времена было создано «спецохотохозяйство» «Завидово» — для «спецохоты» коммунистических бонз и их неразборчивых гостей. Как выведены «спецсобачки» пекинесы для развлечения жен китайских императоров. Само Завидово (слово — то какое «завистливое») выступает в роли «Отечество — это я». Все это вместе — государственная машина, до которой простому народу — дела нет.

Собственно это же подтверждает и сам Гончаров, упоминая Индию и Египет, ибо там тоже создана такая же самая государственная машина. Только он это никак не объясняет, а надо бы объяснить. Как это так получается, что в разных краях «спонтанно» конструируются почти одновременно одинаковые машины управления народом? И, главное, почему и для чего это поле необходимо засевать, возрождая? Надо сперва разобраться, почему оно заросло бурьяном?

Несомненно, Гончаров считает 150 лет назад, и сегодня так считает большинство народа, задумывающегося на эту тему, что Великобритания несет эти самые семена для засевания Индии «добром». Я же скажу, что единственное, что засеяно в Индии англичанами — это английский язык, благодаря которому освободившаяся Индия сегодня зарабатывает только на программном обеспечении 40 млрд. долларов в год (данные В. Рыжкова, депутата с Алтая). А вот было бы в Индии Второзаконие в буддизме, она бы это делала на своем родном индийском языке, или на всех сразу индийских языках, ибо там их много как в нашем Дагестане.

Но самый главный вывод Гончаров сделал правильно, я тоже не успеваю его повторять в своих работах и в тех же или иных выражениях: освободиться сами народы от людоедского собой правления не могут, еще менее подают надежды на возрождение сами собой.

А что такое немногие нравственные истины, с помощью которых китайцы едва достигли отрочества и состарились? Как что? Первозаконие, разумеется, о котором я не устаю повторять. Вернее, путаница в голове, возникающая на его основе. Читайте другие мои работы. Первозаконие, естественно, создавалось не для быстрого старения, а только лишь для подчинения народа торговой элите, отчего ей стало жить очень хорошо. Но в том — то и дело, что от избытка хорошей жизни (разврат называется) наступает по — нынешнему застой, замусоривание полей. И требуются новые, подразумеваемые Гончаровым семена, которые в свою очередь, как — мертвому припарки, что показала колониальная практика.

Дальше Гончаров, как истинный современный радетель «великой и неделимой» г — н Рогозин, начинает напропалую врать, и у него получается, что успело развиться и закоренеть индивидуальное и семейное начало, каковое в действительности развилось еще у инфузорий. Во всяком случае, когда разлучают семейную пару французских улиток и одну особь увозят на другой берег Атлантики и там укалывают булавкой, то другая особь на французском берегу этого же океана вздрагивает при каждом уколе подруги. Телеграф даже такой использовали на основе азбуки Морзе. И это есть любовь — второе всепоглощающее чувство после еды и основа индивидуального семейного начала. И оно выше всех государств и религий вместе взятых.

При этом глупость можно было бы простить, а вот выводов из нее — никогда. Ибо у Гончарова получается, что возникшее как черт из табакерки, притом именно от безвластия элиты семейное начало, делает невозможной — ни государственную, ни какую другую централизацию. Ведь на первый взгляд именно так и кажется любому, без внимания, прочитавшему эти слова. На это и сделан расчет, что читать будут невнимательно. Между тем, именно торговое племя, без сомнения, не ложащееся в супружескую постель без любви, особенно мужчины, ибо так у них устроен организм, и выдумали государство. Оно им понадобилось, как я уже писал, для беспрепятственности прибыльной торговли. Поэтому совершенно бессовестно ставить государство выше любви. Это ведь дураку понятно. Если, конечно, ему объяснить, а не заводить его в тупик как предшественник Рогозина. Однако, продолжу цитировать «про китайцев», не забывая кое — что выделять.

«После семейства, китаец предан кругу частных своих занятий. Нигде так не применима русская пословица: «до бога высоко, до царя далеко», как в Китае, нужды нет, что богдыхан собственноручно запахивает каждый год однажды землю, экзаменует ученых и т. п. Китайцы знают, что это шутка, и что между правительством и народом лежит бездна. Законов, правда, множество, а исполнителей их еще больше, но и это опять — таки шутка, комедия, сознательно разыгрываемая обеими сторонами. Законы давно умерли, до того разошлись с жизнью, что место их заступила целая система, своего рода тариф оплаты за отступления от законов. Оттого китаец делает, что хочет. Если он чиновник, он берет взятки с низших, и дает сам их высшим. Если он солдат, он берет жалованье и ленится, и с поля сражения бегает. Он не думает, что он служит, чтобы воевать, а чтоб содержать свое семейство. Купец знает свою лавку, земледелец — поле и тех, кому сбывает свой товар. Все они действуют без соображений о целости и благе государства, оттого у них нет ни корпораций, нет никаких общественных учреждений, оттого у них такая склонность к эмиграции. Провинции мало сообщаются между собою; дорог почти нет, за исключением рек и несколько каналов. Если надо везти товар, купец нанимает людей и кое — как прокладывает себе тропинку. Затем уже китайцы равнодушны ко всему. На лице апатия или мелкие будничные заботы. Да и о чем заботиться? Двигаться вперед не нужно: все готово…»