Мир приключений, 1983 - Александр Беляев

«…однако враг, применив недавно изобретенную бомбу нового типа, принес ни в чем не повинным женщинам, старикам и детям новые, чудовищные по своему зверству, невиданные в истории человечества страдания.

Шестьдесят процентов города Хиросимы разрушено до основания. Число погибших превышает сто пятьдесят тысяч человек. Восемьдесят тысяч домов уничтожено.

Бомбардировка города Нагасаки принесла еще семьдесят тысяч жертв.

В создавшейся ситуации выход для нашего народа может быть только один: продолжать решительную священную войну в защиту нашей священной земли и чести нации. Все воины, от генерала до солдата, как один человек, неся в себе дух Кусунока и воскресив боевую доблесть Токимунэ, должны идти только вперед — к уничтожению наглого врага!» — громогласно закончил диктор.

В зале загремел гимн «Выйдешь на море — трупы плывут…». Но Акира не шевельнулся.

Урод подошел к нему и наклонился, всматриваясь.

— Акира-сан! — позвал он. — Акира-сан!

И тронул его за плечо. Лейтенант мягко, словно кукла, повалился на бок.

Он опустил босые ноги на пол и сел. Рука сама поднялась заслонить глаза от этого света, который никогда не угасал. Сияние слабело, когда Акира засыпал, и разгоралось вновь, стоило чуть разомкнуть веки. Проклятый Корабль следил за ним сам, без помощи часовых.

Урод стоял у стены и смотрел на лейтенанта своими черными пуговицами, время от времени опуская массивные верхние веки, закрывавшие весь глаз. Раньше Акира такого не видел.

Ему удалось вспомнить все, что произошло накануне. Но сам он словно разделился. Один лейтенант Акира глядел откуда-то со стороны через огромное увеличительное стекло на другого лейтенанта Акиру. И его потрясало, как может тот, другой, думать обо всем, что узнал, так тупо и вяло, так бесстрастно и долго.

И был еще третий. Он встал с ложа, его качнуло, но он устоял. Отбросив церемонии, лейтенант натянул свой костюм, не обращая внимания на Урода. Глотнул из стакана, поданного стеной, привычной жижи и повернулся к Уроду.

— Сегодня я сам хочу говорить с вами, — произнес Акира, подняв взгляд на чужое лицо.

Урод смотрел на него молча и неподвижно. Но в обычной замороженности лейтенанту почудилось что-то новое, непонятное и потому угрожающее. Он ждал обычного вежливого ответа, что-нибудь вроде «Я вас слушаю, Акира-сан», но Урод молчал. Неизвестно, ждал ли он продолжения, медлил с ответом или просто думал о своем, не слушая собеседника. Он молчал, глядя то ли на Акиру, то ли мимо…

Сглотнув тягучую слюну, лейтенант повторил резко и громко:

— Сегодня я сам хочу говорить с вами!

— Я слушаю вас, Акира-сан, — наконец ответил Урод. Он сел и жестом пригласил Акиру сделать то же самое. Лейтенант остался стоять.

Он не был готов к этой беседе. Но время не позволяло ждать. Судьба оставила ему единственную возможность выполнить воинский долг, и никакого выбора отныне.

— Вы сами слышали все, — с трудом сказал лейтенант, — и доказывать вам, на чьей стороне и почему вы должны вступить в сражение, я не стану. Ваша помощь решит все.

Акира говорил спокойно, только все время дергал подбородком, как бы ослабляя тугой воротник мундира.

— Вы знаете, в какой беде моя страна. Я знаю, какой мощью обладает ваш Корабль. С вами мы одержим победу над всем миром! — Лейтенант облизнул губы. — Когда враги нападают на дом, гость сражается рядом с хозяином. Когда гость спасается в чьем-то доме, на его защиту встает хозяин. Я не жду, что вы последуете обычаям чужой для вас страны. Мне остается только одно — просить вас встать на защиту моей земли, императорского дома, несчастного народа. И я смиренно умоляю вас — встаньте в наши ряды! Помогите нам!..

Лейтенант перевел дух и взглянул на Урода.

Серое лицо было таким же каменным, глиняным, деревянным, каким оно было всегда, кроме тех редких мгновений, когда Урод улыбался. И лейтенант ощутил глухую ярость. Он, как дурак из сказки, просил скалу отойти… Когда Урод заговорил, он уже знал, что услышит.

И Урод сказал:

— Вы просите меня о невозможном. Я не смогу помочь вам, даже если захочу…

— Значит, вы и, не хотите? — спросил Акира, побледнев.

Урод нетерпеливо провел ладонью перед лицом:

— Это совсем не просто, Акира-сан. Во-первых, я не воин. Мой Корабль приспособлен для исследовательских целей. Во-вторых… Я представляю мой народ, но не заменяю его… Поймите, Акира-сан, мое вмешательство ничего не решит — наоборот, оно все запутает! Наш Устав не позволяет нам даже активной обороны. При нападении снаружи Корабль стартует на дегравитаторе, чтобы ущерб был минимальным… — Урод помолчал. — У меня был друг. Мы вместе росли и учились, и он тоже стал Искателем. В одной из экспедиций он обнаружил планету, населенную полудикими племенами, стоящими на низкой ступени развития. Когда он вышел из Корабля, на него напали. Убивать он не хотел, да и не имел права. А других средств защиты оказалось недостаточно. Он еще успел дистанционно поднять Корабль и вывести его на стационарную орбиту, где мы и нашли его полгода спустя… Вот так, Акира-сан…

Акира молчал. Потом, отвернувшись от Урода, произнес:

— Вы отказываетесь помочь. Тогда немедленно отпустите меня! Я обязан исполнить свой долг!

Урод встал и тихо положил ладонь на его локоть. Акира стряхнул его руку со злобой, которую уже не пытался скрыть:

— Слышите, вы, отпустите меня!

Урод отступил и взглянул на лейтенанта так, словно видел его впервые. Тот стоял, чуть наклонившись вперед. Стиснутые кулаки дрожали у бедер. Но под спокойным взглядом Урода он невольно расслабил сведенные мышцы. Он охватил голову руками, изо всей силы закрывая лицо, чтобы этот проклятый не видел его позора, его постыдных слез…

Тогда Урод сказал, впервые негромко и печально:

— Ведь я понимаю вас, Акира-сан. Через две десятых суточного цикла Корабль стартует. Вы будете доставлены на родину…

5

Сейчас я покажу, как умерщвляет себя воин! Да послужит это образцом для вас, когда кончится ваше воинское счастье!

Со стороны изголовья ложе было обтянуто чем-то вроде белой, ткани с коротким ворсом. Лейтенант невольно отдернул руку — в пальцы ударил слабый электрический заряд. Он тихо выругался и стал отдирать ткань. Она поддалась неожиданно легко, хотя синие искорки то и дело кололи руку, а ложе норовило свернуться.

Оторвав с полметра, лейтенант сложил полосу вдвое. Надо было еще нарисовать круг. Закрыв глаза, лейтенант поднес ко рту ладонь и впился зубами в мякоть у большого пальца.