Возмездие - Николай Кузьмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понял, — солидно кивнул Виссарионов. — Всё дело в том, что существовал специальный циркуляр…
— Чей, чей же циркуляр?
— Департамента полиции. Он был нам объявлен под расписку о неразглашении. Боюсь за память, но это было… было… в общем, военные действия уже начались.
— То есть в начале войны?
— Да. Именно так. Циркуляром категорически запрещалось подвергать Ленина аресту. Больше того, чины полиции обязывались оказывать ему всяческое содействие[13].
Гнетущее молчание установилось в этом затхлом зале, куда сквозь засыпаемые снегом окна с трудом пробивался скудный свет умирающего дня.
Крыленко вспомнил о своих обязанностях.
— Свидетель, а как вы объясните совершенно непонятное поведение своих начальников? Я имею в виду внезапную «засветку» своих самых ценных, самых надёжных агентов. Ведь и Азеф, и сегодняшний подсудимый… оба они разоблачались генералами, а не кем-нибудь ещё!
Собираясь с мыслями, Виссарионов повесил лобастую жандармскую голову. Он колебался. Зная, как покупается жизнь, он и без того не скупился на самые сокровенные признания. Здесь же требовалось переступить роковую черту. Этого не решился сделать выдавший Азефа генерал Лопухин — сохранив секрет, он отделался всего лишь каторгой. В данном же случае… Разве не содержатся на Лубянке арестованные генералы Белецкий, Курлов и Джунковский? На подобные вопросы лучше всех могут дать ответ именно они! (Виссарионов тогда ещё не знал, что генерал Курлов за организацию убийства Столыпина отпущен за границу, генерал Белецкий расстрелян в первый же день «красного террора», а генерал Джунковский активно сотрудничает с самим Дзержинским).
Уступая настойчивым расспросам обвинителя, Виссарионов наконец с трудом проговорил:
— Полагаю, что тут действовали соображения по масонской линии.
И наотрез отказался добавить что-либо сверх сказанного под таким нажимом.
— Имею вопрос к подсудимому, — объявил Крыленко. — Скажите, Малиновский, после всего, что вами сделано, вы не испытываете… н-ну, как бы это вам?., мук совести, так сказать!
Взгляд провокатора дернулся в сторону Ленина, безмолвно сидевшего в своем сумрачном углу. Малиновский застенчиво улыбнулся.
— Вы знаете… меня постоянно подмывало. Хотелось, очень хотелось облегчить душу. Прийти и рассказать всё без утайки.
— Так что же?
— Не смог. Уж очень они мне слишком верили!
Смотреть на Ленина было невыносимо. Он сидел с опущенной головой и что-то лихорадочно чертил. Резко треснул карандаш в его руке.
Дождавшись перерыва, он ушёл, унося свою больную опозоренную голову.
Обвинительная речь Крыленко поразила судей. Он вдруг принялся не обличать предателя, а читать проповедь о том, что помимо явного вреда тайная деятельность провокатора приносила партии также определённую пользу. Чего же набиралось больше? Судьям предлагалось взвесить это и вынести своё решение.
Последнее слово Малиновского длилось шесть часов. Пока он говорил, дважды объявлялся перерыв.
Под конец Малиновский настоятельно просил позволить ему встретиться с Лениным и поговорить с ним с глазу на глаз.
Судьи вынесли расстрельный приговор.
В камере он принялся сочинять письмо на имя Ленина. На этот раз он просил пощады, совсем не зная, что право миловать, а не казнить в республике Советов принадлежит не Ленину, а Свердлову.
Предателя расстреляли той же ночью.
Никаких документов судебного разбирательства почему-то не сохранилось. Товстуха уверял, что все бумаги были тут же уничтожены.
Зачем? С какою целью?
Ушла в небытие ещё одна жгучая ленинская тайна…
Последние годы Ленина
В 1920 году Ленин скромно, даже чрезмерно скромно, отпраздновал своё 50-летие. Пышности он не переносил, да и не имелось поводов для ликования. Страна лежала в развалинах, народ сатанел и брался за оружие. На международной арене провал следовал за провалом. Всего через три месяца после ленинского юбилея нахальные поляки захватят Киев, впереди — позор под Варшавой, кровавая Антоновщина и Кронштадтский мятеж.
Этот нелёгкий год ознаменовался ещё и трагедией в личной жизни Вождя: внезапно умерла Инесса Арманд.
Семейная жизнь Ленина до сих пор окутана пологом тайны. Прикормленные историки изображают облик Вождя в настолько нарочитом свете, что «за кадром», как и у библейского Христа, остаётся его природное мужское начало.
Инесса Арманд появилась в жизни Ленина в 1912 году. Это была женщина независимого поведения. Она трижды побывала замужем, имела пятерых детей. Перед знакомством с Лениным у неё был бурный роман с братом последнего мужа… С первых минут знакомства Ленин попал под обаяние этой женщины и совершенно забыл о том, что он женат. Началось семейное счастье втроём. В те времена Инесса преподавала в партийной школе Лонжюмо, затем занимала руководящий пост в Московском губсовнархозе, состояла сотрудницей журналов «Коммунистка» и «Новая работница». В кремлёвской квартире их комнаты находились рядом. Инесса носила не свою фамилию, а называлась на тогдашний партийный манер «товарищ Петровой».
Становилось всё заметней, что Инесса тяготилась пресным существованием с нездоровым человеком, да ещё и перегруженным государственными заботами. Из пламенных революционеров не получаются пламенные любовники. Она вырвалась на отдых в Нальчик, уехала одна, и там, подхватив холеру, скончалась почти скоропостижно. Хоронили её в Москве, на Красной площади. Ленин находился в обморочном состоянии. Крупская отпаивала его лекарствами. Опасались даже за его рассудок.
Потрясение было настолько сильным, что Ленин стал на глазах сдавать, слабеть. Он потерял сон, осунулся, пожелтел. Не помогал уже и много раз испытанный активный отдых.
В эти месяцы Ленин невероятно ожесточился и, словно в отместку за удары судьбы, сыпал грозными распоряжениями: «Расстрелять!»
Лечащим врачом Вождя Революции был Ф. А. Гетье, главный специалист Боткинской больницы. Ему никак не удавалось поставить точного диагноза. Симптомы указывали на развивающийся склероз сосудов головного мозга. Перспективы открывались удручающие, и Гетье страшился высказать их вслух. Он часто советовался с Троцким — они были близки и дружили, что называется, домами. Троцкий насмешливо фыркал. Какой склероз? 50 лет считается для политика цветущим возрастом.
Гетье преклонялся перед Троцким и с неприязнью относился к Ленину. В марте 1921 года, прослушав выступление Ленина на X съезде партии, он сделал запись в дневнике:
«Глупая речь Ленина на съезде. Я не понимаю, как этого пошлого нахала считают за умного человека?»
После напряжённых дней съезда Ленину стало хуже. Гетье посоветовал привлечь зарубежных специалистов. Из Германии приехали профессора Борхерт и Клемперер. Вердикт их был страшен: прогрессирующий паралич. Ленина увезли в Горки и заперли там навсегда. В Москву он теперь только наезжал. Ему было строжайше прописано сократить рабочий день.
Следующий год выдался чрезмерно напряжённым. Завершался сложный процесс образования Союза Советских Республик, разразилось скандальное «грузинское дело», состоялся очередной XI съезд партии.
В мае организм Ленина не выдержал. Он свалился в коридоре и потерял сознание. Последовал правосторонний паралич. Врачи, однако, не теряли надежды, и к осени Ленин поправился настолько, что 13 ноября он выступил на IV конгрессе Коминтерна, а неделю спустя — на пленуме Исполкома Моссовета. Это было последнее выступление Вождя. 18 декабря последовало настолько сильное кровоизлияние в мозг, что в Кремле возникла паника. В спешном порядке собрался специальный пленум Центрального Комитета партии.
Суета кремлёвских правителей напоминала переполох в курятнике, когда с неба, но слишком низко вдруг раздаётся грозный клекот. Люди, облечённые самой большой властью в республике, походили на петушков, встревоженно галдящих, перекликающихся, даже хлопающих крыльями. Свалившееся испытание срочно потребовало от них совершенно неординарных мер. Болезнь, человеческая немощь… Здесь не помогут ни Красная Армия, ни ВЧК. Бесполезны и бессильны любые карательные меры. Неожиданная болезнь Вождя слишком унизительно напомнила этим бесцеремонно-властным людям, что от обыкновенных телесных недугов не защищает ни один высокий пост.
Что от них требовалось? Принять решение. И они его приняли, возложив строжайшее соблюдение режима заболевшего Вождя на товарища Сталина. В протоколе записано:
«На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки».
Режим… Это значило: избавить мозг Ленина не только от постоянных перегрузок, но даже от нагрузок обыкновенных. Иными словами, обеспечить ему покой, полное отстранение от всего, что может вызвать малейшее напряжение, волнение, расстройство. Идеальное ничегонеделание, полнейшее безмыслие — вот самое лучшее лекарство для поражённого мозга Вождя.
