Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы - Андрей Марчуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За последнее время усилился интерес к различным аспектам национальной проблематики. Можно упомянуть работу Л. Новохатько, в которой проблемы социально-экономического и культурного развития Украины в 1920–1930-х гг. увязываются с проводимой национальной политикой[1384]. Появились исследования, посвященные отдельным звеньям и институтам национального движения, например «просвитам»[1385]. Но в целом проблема до сих пор продолжает оставаться открытой – слишком узок подход к пониманию национального движения. Укоренилось мнение, будто украинское национальное движение существовало только до революции. В годы революции и Гражданской войны оно стало одной из противоборствующих сторон (это подход советской и российской историографии). Согласно украинской историографии, национальное движение, встав у руля «украинской революции», возглавили украинские народные массы, поднявшиеся на борьбу за самоопределение Украины. После того как возникла УССР, окончилась Гражданская война, движения вроде бы и не стало: ведь появилась Украинская республика, со своими органами власти, конституцией и т. п. А после 1923 г. – и широкая свобода национального развития, выразившаяся в политике украинизации и «национальном возрождении». Вот почему в исследованиях по данному периоду приоритет отдается изучению либо социально-экономической истории УССР, либо институтов государственной власти, либо сферы культуры и т. д. А между тем факты свидетельствуют, что украинское национальное движение имело место.
Все эти обстоятельства привели к тому, что историографии национального движения, развивавшегося на территории УССР в межвоенные десятилетия, фактически нет. И это вызывает понятные трудности с определением приоритетов, подачи материала и т. п. Но вместе с тем предоставляет и свободу исследователю. То, что работ по истории украинского движения в исследуемый период почти нет, не значит, что их нет по данному периоду вообще. Для удобства изложения их лучше сгруппировать по тематике. Существует немало работ, посвященных истории Украины в целом. Точку зрения советской историографии можно свести к уже упоминавшейся «Истории Украинской ССР». В настоящее время следует ждать появления новых работ обобщающего характера.
Свою точку зрения на историю Украины и украинской нации имели и украинские эмигрантские исследователи (И. Лысяк-Рудницкий, Т. Гунчак, Р. Шпорлюк, Д. Соловей, Г. Костюк), работы которых за последнее десятилетие широко издаются на Украине[1386]. Для таких работ, в первую очередь тех, что впервые увидели свет в пору существования СССР, свойственна недостаточная подкрепленность источниковыми материалами (книги Д. Соловья, Г. Костюка): в основном это пресса и официальные акты советских и партийных органов. В эмиграции проводились и более основательные исследования, хотя бы по глубине анализа и осмысления фактов (например, И. Лысяка-Рудницкого, Р. Шпорлюка). Но для всех них в той или иной степени характерен упрощенный антисоветский и антироссийский подход к освещению истории Украины, которая зачастую предстает жертвой «российско-большевистского империализма», а события тех лет изображаются с точки зрения «национальной» Украины, да еще исходя из ее «идеального варианта» (то есть такого, какой она должна была быть в представлениях националистов).
Данный подход во многом был воспринят современной украинской историографией. Необходимо дать краткую характеристику национальной концепции истории Украины. Ее фундамент составляют четыре принципа, которые красной нитью проходят через всю украинскую национальную идеологию и призваны обосновать законность появления на свет Украинского государства и украинской нации. Первый принцип заключается в стремлении представить государственность Украины (именно Украины, а не Древней Руси) и державную идею более древними, чем они есть на самом деле. Это предполагает взгляд на историю как на многовековую борьбу за создание украинской государственности. Второй принцип состоит в таком же «удревнении» украинцев как национального коллектива. Из этого следует третий принцип: оценка истории с точки зрения украинского национального движения и изображение ее как непрерывной борьбы за национальные права против чужеземного угнетения. И наконец, четвертый принцип, вытекающий из первых трех, подразумевает взгляд на историю как на извечное, непрерывное противостояние Украины и России, украинцев и русских. При этом внимание постоянно акцентируется на различиях между последними. Порой это переходит в полное отрицание общности их исторических судеб, их прошлого, настоящего и будущего. Периоды их совместной истории нередко изображаются как потерянное для украинского народа время.
Подчас внимание, уделяемое национальному фактору, переходит всякие разумные границы. Он делается чуть ли не ключевым моментом в истории Украины, которая все-таки не замыкается только на борьбе за формирование национального коллектива. История украинского движения и создания национальной общности и история Украины как исторической территории и народа вовсе не одно и то же. Это положение очевидно для любого серьезного и уважающего себя историка, даже если сам он разделяет идеологию этого движения. Так, даже виднейший украинский эмигрантский исследователь И. Лысяк-Рудницкий отмечал, что «под “украинской историей 19 столетия” (да и XX тоже, добавим от себя. – А. М.) можно понимать две разные вещи: с одной стороны, историю украинского национального движения, с другой – историю страны и народа»[1387].
Подмена предмета исследования является одной из главных причин чрезмерной политизированности истории на Украине, однобокого и потому неглубокого ее изучения известной частью исследователей. При этом втиснуть историю Украины (как страны и народа) в кургузые рамки истории националистического движения оказывается крайне затруднительно. Многие явления «выбиваются» из этого узкого концептуального коридора или же трактуются произвольно, исходя из оценочной шкалы национального движения. Понятно, что при этом ни о какой вариативности и нелинейности исторического процесса говорить не приходится. Подмена «широкой» истории историей «узкой» лишает исследователя возможности непредвзято рассматривать исторический процесс во всем его многообразии и противоречивости (вообще, такой подход присущ значительной части современных украинских исследований, поэтому в дальнейшем не будем останавливаться на этом). Но вместе с тем немало работ выполнено на должном научном уровне и содержит интересную информацию по изучаемой теме.
Любопытные сведения можно также найти в работах по истории национального вопроса и национальной политики того периода. В тех из них, что выходили в 1920-х – начале 1930-х гг., речь шла о состоянии национальных отношений и проводимой властями политике в этой области[1388]. Не лишенные определенной исторической ангажированности, они тем не менее содержат немало интересных фактов, статистических данных и позволяют оценить силу национального движения и степень его влияния на политику компартии. За свой подход к проблеме, не соответствующий тому, что возобладал в 1930-х гг., некоторые исследования попали в разряд не почитаемых. Но это лишь подтверждает наличие разных подходов к национальной проблеме, имевшихся в партии и советском обществе в те годы.
В более позднее время исследования по национальной политике (именно политике, а не по национальному движению) писались исходя из тезиса о дружбе народов, при котором мероприятия советской власти имели знак «плюс», а деятельность националистов описывалась при помощи слов «предательство», «измена», «раскрытие» и «разгром». Большая часть данных трудов посвящена другим хронологическим периодам. Несмотря на политизированность, эти работы обладают высокой информативностью и содержат сведения, немодные на современной Украине.
Иные идеологические оценки дают некоторые современные украинские исследователи и авторы-эмигранты. О том, насколько активно в последнее время изучаются национальная политика большевиков и проблемы украинизации, можно убедиться, ознакомившись с количеством выходящей по теме литературы[1389]. Стоит упомянуть работу эмигранта Ф. Силницкого, посвященную национальной политике большевиков в 1917–1922 гг., а также работы его коллеги эмигрантского историка Д. Соловья[1390]. Нужно отметить и труд канадского историка Б. Кравченко. Исследователь не просто изучает национальное развитие Украины на протяжении XX в., но и подводит под него социальный базис. Его интересует связь между изменениями в национальном сознании украинцев (правильно сказать, утверждением национальной идентичности в украинском варианте и формированием национальной общности) с теми переменами в УССР, которые коренным образом преобразовали социальный облик общества[1391]. Концепция Б. Кравченко весьма интересна и не так уж далека от истины, в том смысле, что решающим периодом нациогенеза он считает советское время. Но при этом в ней сквозит уже известная точка зрения на украинскую общность как на существовавшую изначально и лишь модернизированную в социальном плане. Реальность же такова, что в этот период шло становление не только социальных форм этой общности, но и ее самой.