Осенний Лис - Дмитрий Скирюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да… А как вы догадались? Вы… волшебник?
— Может быть. Возьми, — он протянул девчушке лодочку. Сосредоточился, как это делала Аннабель, и мысленно скользнул вперед по временной спирали. — Держи крепче, вот так… Знай, Ассоль, однажды, когда ты вырастешь и станешь взрослой и красивой, будет день, ты выйдешь на берег моря и увидишь большой корабль с вот такими же вот алыми парусами. Он станет в гавани на якорь, на воду спустят шлюпку, и на ней к тебе приплывет прекрасный принц из далекой страны…
— Правда?! — Глаза девчушки восторженно округлились.
— Правда. И он сойдет на берег и скажет тебе: «Ассоль! Я люблю тебя. Я приплыл за тобой. Я увезу тебя в далекую страну, туда, где стоит мой замок и где разбит прекрасный сад с цветами и птицами. И мы будем счастливы с тобой всегда. Всегда!»
— А он… не будет драться? — с комичной детской серьезностью нахмурив брови, вдруг спросила та.
— Драться? — Жуга расхохотался. — Нет, конечно, нет! Ну, беги. Беги…
Он долго сидел, глядя девочке вослед, и не сразу расслышал шаги. Чьи-то мягкие ладони легли ему на плечи. Мед и полынь. Горчица с молоком… Травник вздохнул и поднял голову.
— Всме хорошо? — спросил он.
— Да. — Линора улыбнулась. Посмотрела вдаль, на весело бегущую к городу девчушку. — Что ты ей рассказывал?
— Сказку.
— Ты… предсказал ей будущее?
Травник кивнул.
— Но ведь будущее меняется, я же тебя учила. Вариантов много. Бесконечно много!
— Если очень верить, Аннабель, то все сбудется. Все. Поверь, уж я-то знаю.
— Так странно, — задумчиво проговорила та. — Я больше не могу ничего увидеть там. И кровь меня больше не тревожит. Наверное, я даже смогу когда-нибудь иметь детей. И знаешь, я люблю тебя, но это… совсем не так, как было раньше. Как ты это сделал?
Жуга тронул браслет и улыбнулся своим мыслям. Качнулись три подвески — трехлепестковый узел, круг и шар. Капли на нем отныне больше не было.
— Наверное, любовь, — сказал он. — Любовь и немного волшебства.
— Разве это не одно и то же?
И они рассмеялись.
* * *Весеннее солнце высветило узкие улочки старого Цурбаагена, прошлось по черепичным крышам, заглянуло в окна. Умытая дождем, блестела серая брусчатка мостовой. Шумел, просыпаясь, утренний рынок.
— Эй, не пройдите мимо! Попытайте счастья! Поглядите на заморскую птицу, спросите совета!
Худой, рыжий парень с котомкой за плечами и невысокая темноволосая девушка остановились у слепого зазывалы. На плече его восседала нелепая зелено-красная птица с кривым горбатым клювом и пушистым хохолком.
— А что, он тоже говорит? — спросила девушка.
— Почему это «тоже»? — удивился зазывала. — Это же папагал — редчайшая диковина! Где вы могли увидеть такое раньше? Говорит, конечно! Только не по-нашему. Как франки говорят. Но я переведу.
— Спроси его, — подначил девушку ее спутник. — О будущем.
— Ты думаешь, сбудется?
Парень улыбнулся:
— Посмотрим.
Девушка откинула за ухо выбившуюся прядь волос, шагнула вперед. Медь звякнула о глиняную миску.
— Скажи, когда мы расстанемся?
Слепой потянул за цепочку, привязанную к ноге птицы. Папагал нахохлился, склонивши набок голову посмотрел на девушку, на парня и вдруг нелепым хриплым голосом, что было мочи выкрикнул:
— Jamais!
Оправа: ГОВОРЯЩИЙ
10
«И ты поверил глупой птице?» — спросил медведь. Жуга пожал плечами.
— Я был счастлив тогда. По-настоящему счастлив. И мне хотелось в это верить.
«Счастье быстротечно».
— Да, — кивнул травник. — Я и сам потом все это понял.
«Ты разочаровался в ней?»
— Нет. Я и сейчас ее люблю. Просто… мы уже не вместе.
«Вампиры редко любят только одного. Радуйся: ты первый на моей памяти, кто смог полюбить вампира и остаться живым».
— Я знаю, — тот вздохнул. — Но только что-то мне невесело. Что до остальных людей… так Иваш и сейчас, вроде, жив-здоров. А меч и сейчас со мной. — Жуга извлек клинок из ножен. В красноватом свете закатного солнца серое лезвие отливало багрянцем. — Видишь? — Он провел раскрытой ладонью по лезвию. — Уже и не режет. Привык он ко мне, что ли? Или просто под вечер чудит…
«А ты не пробовал от него избавиться?»
— От меча? Да. Пробовал. Ведь он хотел ее убить. Наверное, я лишь тогда сумел его обуздать, когда сумел ему противиться.
«Еще бы! Такой меч доверяют лишь тому, кто не поддастся искушению. Иначе, помнишь, что произошло с клинком по имени Хануд?»
Некоторое время оба молчали.
«Тот человек… из камня, — сказал медведь, — я встречал ему подобных. Друид с севера. Смерть они сделали своей профессией. Девчонке повезло, что она встретила тебя».
— Я оказался плохим защитником. Да и Роджер погиб.
«Кто ты такой, чтоб осуждать чужую смерть? Что она может дать тебе? Чему научить?»
— Я научился ненавидеть. Но это было после.
«Месть, безразличие, — задумчиво проговорил медведь, — страх и боль, дружба, отчаянье, сострадание, искушение, любовь… Что было после?»
— Ревность.
«Чья?»
Жуга грустно усмехнулся.
— Уж точно — не моя.
СТОРОЖА СТОРОЖЕЙ
— Начнем с того, что ты не человек.
Рыжий парень прекратил затаптывать сброшенный на пол тлевший гобелен с изображением единорога и двух рыцарей и обернулся к говорившему.
— Что?
Маг Бривеллиус («Белая магия, талисманы, наговоры и снятие порчи за умеренную цену», как уверяла вывеска) протер очки, водрузил их обратно на нос, окинул взором разгромленное помещение и с неудовольствием воззрился на стоявшего перед ним рыжего паренька. Из двух хрустальных линз в его очках уцелела лишь одна, от чего взгляд волшебника стал каким-то беспомощным и до нелепости сердитым.
— Я сказал, — с нажимом повторил он, — что, похоже, ты не человек.
Парень пожал плечами:
— Вы не первый, кто мне такое говорит.
— Вот как? — маг потеребил остатки бороды. — Хм… Хм… Любопытно было бы узнать, кто, и при каких обстоятельствах сказал тебе об этом.
Тот поднял рыжую голову.
— Назвать имена?
— Н-нет, думается мне, что это все равно не поможет. Хотя… Хм…
— А вы-то с чего это взяли?
— А ты еще спрашиваешь? — Бривеллиус гневно сверкнул уцелевшим окуляром. — Или хочешь сказать, что простой хрустальный тест на магический талант может привести к… к…
Маг замешкался и, не найдя от гнева подходящих слов, обвел широким жестом разгромленную комнату:
— Вот к этому?!
На полках с разными бутылками и банками цветного и прозрачного стекла царил хаос. Две полки из пяти и вовсе рухнули, повсюду в полумраке блестели битые осколки. Две толстые пузатые колбы упали прямо на ковер, и гнусное их содержимое, смешавшись, образовало посреди комнаты едкую дымившуюся лужу. Каминная доска дала трещину. Обугленный стол валялся кверху ножками. В углу дотлевал гобелен. В довершение всех бед висевшее под потолком саженное чучело ящерицы, которую маг в начале их беседы горделиво обозвал «крокодилой», оторвалось и теперь висело вниз головой, медленно крутясь и ухмыляясь оскаленной пастью. Из лопнувшего живота зеленой твари клочьями торчала набивка. В разбитое окно то и дело заглядывали любопытные прохожие, косились на поломанную мебель, на лужи на полу, и торопливо шли прочь, от греха подальше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
