Шанна - Кэтлин Вудивисс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы можете обвинять меня сколько вам угодно, но, как рыцарь королевства, я подлежу не ниже чем высшему суду его величества в Лондоне.
— Возможно, — задумчиво отозвался майор Картер, — достаточно будет и Вильямсбурга.
— Я не пожелаю иметь дела с вашим убогим колониальным правосудием! — прорычал Гэйлорд. — Мой отец сделает так, что мои права будут защищены.
— О нем-то и идет речь. Лорд Биллингсхэм прибыл в колонии, чтобы… как бы это сказать… чтобы усовершенствовать систему нашего правосудия, так, кажется, он говорил. Лорд набрал себе состав суда, и именно он будет слушать ваше дело в первой инстанции.
Гэйлорд стоял с полуоткрытым ртом, взгляд его стал каким-то отсутствующим. Он уселся на табурет и уставился в одну точку, затем губы его шевельнулись, и он едва слышно произнес:
— Старый Гарри-вешатель. — Плечи его поникли, и от надменных манер не осталось и следа.
Минуту спустя Джордж вошел в дом и прямиком направился через всю гостиную к графину с бренди. За ним следовали Натаниэль и Джереми, чьи широкие улыбки обещали хорошие новости, а Питни и майор помогали усталому Траерну расположиться в своем кресле. Он буквально упал в него и стал рассматривать грязные бинты на своей больной ноге. Шанна с Рюарком вошли, обнявшись, в гостиную последними, их лица сияли радостью.
И опять в этой зале зазвучал веселый смех. Все снова и снова пересказывали друг другу случившееся, и каждый добавлял свое, пока не исчерпались воспоминания. Один Орлан Траерн сидел в своем кресле в довольно мрачном настроении и потягивал ром и горькое пиво, о которых позаботился Питни. Среди всеобщего веселья Эргюс вошла с подносом, полным пирожков. Увидев шотландца, она изумленно воскликнула:
— Джейми! Джейми Коннерс!
Тот обернулся и уставился на служанку. Все последовали его примеру.
— Эргюс? — медленно произнес он с расширившимися от изумления глазами. — Бог мой! Эргюс! Моя единственная настоящая любовь! — Лицо его вспыхнуло под взглядом поклонившейся ему удивленной женщины.
— Господи, сколько лет прошло, как ты уехал, и за все время ни слова! Ни полсловечка!
Эргюс отвернулась от него, предлагая пирожки Питни. Ее любовью пренебрегли, и она решила, что заставит этого человека дорого заплатить за примирение.
— Я… я… — заикаясь, начал бедняга, — я не знал, где тебя искать, когда меня, наконец, отпустили.
Ответа не последовало, и Эргюс спокойно обносила пирожками всех присутствовавших. Однако когда Шанна перехватила ее взгляд, она встретила в нем мягкую улыбку и поняла, что при разумном покаянии шотландец смог бы вернуть то, что когда-то потерял.
Шанна подошла к отцу.
— Болит нога, папа? — ласково спросила она.
— У меня все болит, — проворчал он, — сижу ли, стою ли, мне больно. Мне нужно лечь, может, станет полегче. Меня совсем растрясло на этой проклятой лошади.
Шанну разбирал смех, и она не могла сдержаться, хотя устремленный на нее взгляд отца был суровым.
— О, папа, подумать только, что все это из-за меня. — Она наклонилась и поцеловала его в лоб.
— Ба! — Траерн оживился в своем кресле, словно его отпустила боль, и заговорил, обращаясь к вставшему рядом с Шанной Рюарку: — У меня начинают болеть все косточки, когда она смеется без всякой причины. Берегитесь, сын мой, вы с ней еще наплачетесь.
— Я знаю, — рассмеялся Рюарк, — но не променяю ни на что эти слезы.
Шанна взяла мужа за руку и ласково сжала ее, потом села на подлокотник отцовского кресла и обняла отца за плечи.
— Я чувствую себя между двумя зверями. Слева — дракон, а справа — рычащий медведь. Должна ли я всегда бояться ваших клыков?
— Береги ее и ребенка, мой мальчик! — Настроение Траерна улучшилось, и он коротко рассмеялся. — Береги ее и ребенка!
— Об этом все мои мысли, сэр. — Рюарк встретился глазами с Шанной, и его взгляд, вспыхнувший любовью, был верным подтверждением этому.
Рюарк стоял у окна, глядя на сероватые полоски зари, расходящиеся по небу. Давно проснулась и лежавшая на кровати Шанна. Он подошел и снова скользнул под одеяло.
— Какой ты холодный, — сказала Шанна.
— Согрей меня!
Они тесно прижались друг к другу.
— Прошел почти год… — пробормотала она.
— Да, и с каждой новой зарей, — прошептал он ей в ухо, — нам приходилось раньше расставаться. Но теперь с этим покончено.
Они замолчали. Рюарк провел пальцем по локону, упавшему на ее плечо.
— Я убил твоего дракона, любовь моя?
— Моего дракона? Нет, и я больше не желаю говорить об этом.
Шанна обвила руками шею Рюарка.
— Пусть дьявол возьмет всех этих сиятельных рыцарей королевства. Иди ко мне, дракон Рюарк, опали меня своим огнем и согрей меня. Наш день только начинается.
Эпилог
Орлан Траерн сидел в небольшой церкви на острове Лос-Камельос и рассеянно слушал проповедь пастора. Мысли его были далеко отсюда.
Остров казался ему в последнее время каким-то пустынным. Чего-то здесь не хватало. Жизнь продолжалась, как обычно, замедляя свой ритм в жаркие дни и ускоряя его, когда приходила пора сбора сахарного тростника или лесосплава. Работали заводы, приумножая его богатства. Собственно, все это и было как раз то, о чем он всегда мечтал, но почему-то радости от этого он не испытывал.
Он думал о дочери и ее муже. Ребенок уже, наверное, родился, но пройдут недели, прежде чем он получит радостное сообщение об этом событии. Траерн взглянул на небольшой, выполненный масляной краской портрет жены, Джорджианы, который висел рядом с семейной ложей в церкви, думая о том, как обрадовалась бы она этой новости. Она наверняка настояла бы на том, чтобы быть вместе с Шанной во время родов. И сквайр представил себе улыбку жены и ее спокойный, все понимающий взгляд.
Думая о дочери, он невольно уносился мыслями к жизни в колониях, и его сердце билось по-юношески, когда он представлял себе выгоду от новых рынков. Ему все больше и больше хотелось окунуться в атмосферу рыночной площади, с пачкой денег в кошельке и грузом товаров на пристани. Он представлял себе, как прокладывает локтями путь через толпу, слышал возбужденный гомон торгующих, ритмичные выкрики аукциониста, ощущал внутренний подъем от удачной сделки.
Даже Питни в последнее время не находил себе места, и то и дело поговаривал о том, как бы уехать с острова искать удачи на новых землях. Траерн догадывался, что он полюбил широкие просторы Виргинии и чувствовал себя на острове скованным и ограниченным в возможностях. По дороге в церковь они увидели причаливавший к острову корабль, и когда Питни свернул с дороги, направляясь на пристань, чтобы его встретить, в глазах его горел огонь охотника за приключениями.