НЛО майора Казанцева (СИ) - Рясной Илья

С одной стороны мне казалось, что это просто хаотическая какофония форм, света и звуков. С другой, это воздействовало настолько мощно, что я проваливался в иную реальность, забывая, кто я, что я и где я.

Но если я проваливался в это пространство периодически и тут же выныривал, то чужики просто окаменели. При взгляде на них, создавалось ощущение, что я попал в музей инопланетян в Розуэлле, полный манекенов алиенов.

Это действо продлилось, наверное, с полчаса. У меня затекли спина и руки. Но я боялся лишний раз пошевелиться, дабы ненароком не разрушить гармонию этого буйства стихии света и звуков.

Неожиданно все оборвалось. Вокруг больше нет бушующих иных пространств, а всего лишь скучная кают-компания. И Астр отмечает совершенно равнодушным голосом:

- Час Общей Гармонии в стадии среднего ментального погружения завершен. Результат оценивается как достаточный.

Тут я не удерживаюсь и задаю вопрос, в чем смысл этого концерта? Астр отвечает:

- Упорядочивание хаотических структур.

- Каких структур? – не отстаю я. - Сознания или реальности?

- Одно - это другое. И другое не одно.

Такой вот ребус. Поговорили, что называется. Я ощущаю какую-то беспомощность, болтаясь в мутном потоке непонятных смыслов, не в силах ступить на твердую почву знакомой логики и фактов.

К счастью, концерт не отменил философских бдений. Я вспоминаю очень старую историю и задаю давно волнующую меня тему разговора:

- С вашим кораблем я знаком не первую жизнь.

- Ты об этом раньше не говорил, - Астр, похоже, заинтригован.

- В прошлые жизни меня похищали, - поясняю я. – Точно такой же корабль. Потом возвращали на место. Целым, невредимым. И, мне кажется, немного измененным.

- Это интересно, - произносит Астр. - И на борту были именно мы?

- Как это могли быть вы, в том мире? – удивляюсь я.

- Так же как ты есть в разных мирах.

- И где я настоящий? Или в бесчисленных мирах мои бесчисленные бездумные копии?

- Настоящий ты везде. Бесконечность разума, бесконечность времени. Бесконечность дает возможность тебе пребывать везде и всегда.

- Но почему я ощущаю себя именно здесь?

- Фокус внимания. Переводя его, ты перемещаешься в другой мир.

- Мир других вибраций? – пытаюсь продемонстрировать я свою осведомленность.

- Ты невежественен, землянин, - отвечает капитан. – Запомни основы основ. Есть вложенные миры. Это наша видимая и ощущаемая Вселенная. Разные вибрации в ней позволяет занимать одно пространство бесчисленным количествам миров. То, что вы называете астралом, менталом и прочими бессмысленными словами. Там свои сложные структуры. Свои звезды, планеты и океаны энергии. При желании мы можем попытаться туда попасть, переключив вибрации или уйдя на иное энергетическое воплощение. Вложенные миры - это как ваша игрушка матрешка, где фигуры вставлены одна в другую.

- Значит, мои прошлые жизни – миры иных вибраций? – спрашиваю я.

- Нет. Твои прошлые жизни - это координатные миры. Они различаются не вибрацией, а координатами. Это та же матрешка, но стоящая рядом, а не вложенная. И туда мы никогда не сможем попасть материально. Только переместить фокус сознания. Через смерть.

- Вернемся к нашим баранам, усмехаюсь я. - Зачем меня могли похищать ваши параллельные воплощения?

- Скорее всего, это была инициация существенного игрока.

- Зачем им это?

- Нет моего знания, - произносит, как бы извиняясь, Астр. - Мы не они. Они другие. У них могут быть другие смыслы.

- А в чем вообще смыслы всей вашей деятельности? – настойчиво долблю я. - В чем необходимость сбора минералов, разделывания животных на других планетах? Зачем вы то же самое делаете на Земле бесчисленное количество раз? Неужели вашим ученым что-то неизвестно в геологии и генетике?

- Ни ваши камни, ни ваш генетический материал нам, конечно же, неинтересны, - объявляет Астр.

- А зачем вы их собираете тысячелетия подряд?

- Наши контролеры и мастер-сподвижники динамических ментальных процессов ищут таким нехитрым образом в генетическом и клеточном материале, а также в минералах, точки связи с объемами кристаллизации материи, а также источники развертывания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Развертывания чего? – спрашиваю я, ощущая, что ступаю на зыбкую, но где-то знакомую по роду деятельности Старьевщика почву.

- Существенных причин, несущих сдвиг действующей реальности.

- Зачем это вам?

- Попытка контролируемого развития Бытия.

- Понятнее не стало, - кривлюсь я.

- Тебе незачем это понимать. Тем более к нашей Миссии это не относится.

- А что относится к нашей Миссии? Что ищем мы?

- Мы ищем маркеры.

- Какие маркеры? – не понимаю я.

- У всего живого и неживого есть место и значение в энергетической и информационной паутине Галактики. Кто-то – маячок. Кто-то – просто фон. Кто-то – существенный игрок, как ты. Кристалл, кусок камня, частичка живого существа. В них может быть то, что нужно нам - спрессованный информационный пакет. Найти и извлечь его – большое искусство и очень высокая технология.

- И какая информация из них нам нужна? – спрашиваю я.

- Направление, - отрывисто отвечает Астр.

- Поясни, - прошу я, молясь про себя, как бы ни спугнуть капитана. Наконец-то разговор входит в поле, где лежат ответы на ключевые вопросы.

- Когда штурман указывает нам… - начинает вещать Астр, похоже, вняв моим пожеланиям, настраиваясь на пространную лекцию.

Но он не договаривает. Его прерывает обрушившийся Гонг тревоги.

Как-то странно – иная цивилизация, иной мир. А тревогу, как и у нас, объявляют тревожным звуком. Только звук этот куда круче наших сирен и гудков. Он возникает отовсюду. Звучит одновременно как раскат грома и комариный писк. Пронизывает все существо. Его невозможно проспать. Его невозможно игнорировать. Он мигом прочищает сознание. Он как ушат холодной воды и львиная доза тонизирующего вещества. После пяти секунд этого тревожного призыва ты уже на максимуме внимания и мобилизации. Ты готов работать, бороться и выживать.

Когда Гонг глохнет, наступает тишина. Не менее тревожная. Я почти физически ощущаю, как натягивается нить, на которой подвешена моя жизнь.

Потом мир рассекает страшный грохот. Уши закладывает.

По-моему, я даже на миг отключаюсь. Тут же прихожу в себя. Мне кажется, что «Квантовый порог» только что раскололся на части. И непонятно только, почему мы еще живы.

Сознание проясняется. И я с изумлением вижу, как по полу кают-компании ползет густой серый туман. Странно. Он появляется только в прыжковом режиме. На субсветовой скорости его не бывает. Неужели мы провалились в гиперпространство? Но как?

Серый туман поднимается и густеет.

Я оглядываюсь. Удар выбил из колеи всех. Астр с трудом возвращает себе сознание, оглядывается. А потом грозно, как античное божество, требует:

- Управление на меня!..

Глава 15

В миг кают-компания превращается в подобие рубки. Стены пропадают, открывая глазу пространство, через которое мы несемся. Из пола поднимаются рабочие кресла с элементами управления и окутывают чужиков.

Серый туман за пределами корабля, обычно ровный и непроницаемый, идет какими-то клочками, как облака за иллюминатором самолета, пробивающегося сквозь фронт непогоды. Периодически по нему пробегают красные и коричневые полосы.

Ощущение такое, что мое тело распирает давлением изнутри, как будто я попал в разряженную атмосферу, а то и в вакуум. В голове приглушенный гул. Уши заложены.

Когда внутреннее давление во мне усилилась настолько, что казалось, еще немного, и я взорвусь, корабль снова вывалился в трехмерность.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Зажглись звезды. А совсем рядом в пустоте тяжелела гигантская масса. Я ее сперва почувствовал всем своим существом, а уже потом рассмотрел.

На что это было похоже? На символический рисунок резерфордовского планетарного атома, в центре которого аккуратное круглое ядро, а вокруг эллипсы траекторий электронов. Только здесь не было изящно вычерченных линий. Вокруг ядра вились замкнутые ленты, и были они какие-то разлохмаченные – будто гнилую ткань порвали на лоскуты. Красные, оранжевые, зеленые, с неприятным оттенком. От них отваливались ошметки и завивались какие-то волосинки. Они производили ощущение чего-то живого и крайне отталкивающего.