Заплатить за все (СИ) - Зайцева Мария

— Нет, мне пора, — я решительно встаю, подхватываю валяющееся неподалеку ситцевое платье на пуговках, застегиваю. Белье, лежащее тут же, просто засовываю в карман, решив не тратить время на одевание.

Горелый наблюдает за мной, мрачнея с каждой секундой все сильней и сильней.

Затем молча поднимается, поправляет одежду, придерживает меня за локоть:

— Днем что делаешь? Я приду.

Ну да.

И опять не просьба…

Черт, сил нет выяснять отношения, но надо. Лучше здесь, прямо на берегу… Во всех смыслах.

— Горелый… — я ловлю себя на том, что вообще не помню его имени, только кличку, но не напрягаюсь, пытаясь вспомнить, смотрю на его здоровенные пальцы на своем предплечье, не дергаюсь, инстинктивно понимая, что, начни отбиваться, и Горелый просто перейдет в фазу завоевателя и утащит меня, чего доброго, прямо на плече к себе в логово. Вот в деревне-то обрадуются эксклюзивному зрелищу! Никакого канала “Россия” не надо! — Слушай, я тебе благодарна за помощь… И утешение… — глаза Горелого становятся совсем темными, а пальцы каменными… Блин, а если реально не выпустит? У меня там Яська скоро проснется… Мысли о дочери придают сил, и я продолжаю, — но думаю, на этом мы закончим. Если ты рассчитываешь… на повторение представления… или даже абонемент… То зря. Это была разовая акция. Считай, я тебя отблагодарила.

Последнее явно было лишним, потому что Горелый усмехается неожиданно жестко, а затем молча тянет меня на себя и, не давая возможности воспротивиться, грубо закрывает рот поцелуем.

Совсем не ласковым, но, собственно, он и до этого не в романтику со мной играл.

Его настойчивые губы опытны и умелы, и у меня подкашиваются ноги, а внутри все ноет и побаливает: то ли тело вспоминает, как ему хорошо было совсем недавно, то ли добавки просит.

Упираюсь ладонями в широченные плечи, с каким-то затаенным восторженным ужасом понимая, что Горелый реально сейчас меня просто утащит… Или прямо тут еще один раунд благодарности запросит… И почему я не нахожу в этом ничего жуткого? Извращенка…

Но мысли эти глупые в голове оформиться не успевают до конца, когда Горелый отпускает меня.

От неожиданности пошатываюсь, и он медлит убрать лапы полностью, придерживает. Но уже без того дикого напора, агрессии, что были совсем недавно.

Хватаю губами воздух, ощущая, как все внутри пульсирует, словно… мало мне! Словно еще хочу!

А Горелый неожиданно мягко ведет по распухшим губам пальцем и басит спокойно:

— Я нихера не театрал, прокурорша, так что абонемент мне нахер не нужен…

Я толком не понимаю, о чем он сейчас, не связываю наговороенный ему минутой ранее бред с этими словами. Да и в голове шумит изрядно.

Просто смотрю удивленно на него, поражаясь прежде всего своей дикой реакции на происходящее.

А Горелый, сполна насладившись моим смятением, продолжает:

— Я тупо куплю театр, поняла?

Моргаю непонимающе, палец с губ скользит вниз, по горлу, машинально сглатываю… И взгляд Горелого становится темным и насыщенным:

— И все спектакли в нем будут мои…

После этого он внезапно отпускает меня и быстро уходит в сторону подлеска неподалеку. А я, пошатавшись на подламывающихся ногах, неловко оседаю обратно на траву.

Сердце колотится, губы сохнут и болят, все внутри сжимается… А в голове его слова про театр, спектакли и куплю…

Бред какой, боже мой…

И я…

Как я вообще во всем этом очутилась?

И что делать дальше?

Глава 15

— Карина Михайловна, я понимаю, что изначальной договоренности не было…

— Вот именно!

— Но вы должны учитывать изменившиеся условия…

— Не должна!

— Должны! В конце концов, что вам не нравится? В кои-то веки до нашей школы есть кому-то дело…

Тут я изо всех сил пытаюсь сдерживаться и не начать матерно комментировать, до чего, верней, до кого именно в школе есть дело внезапно объявившемуся спонсору, сейчас ударными темпами строящему спортивную площадку и расчищающему (не в одно лицо, само собой, а с помощью нехилой такой бригады квалифицированных, нагнанных из столицы рабочих) место под открытый и крытый бассейны…

Такой протест внутри зреет, такой матерный, жуткий протест!

И с одной стороны, вроде, все отлично, и дело благое, и, судя по масштабу и скорости, Горелый явно планирует не останавливаться на полпути, а с другой… Вот ведь гад! Гад просто!

Чувствую, его слова про покупку театра — вообще не шутка ни разу!

И это пугает…

— Я не могу оставить дочь.

— Почему, я не понимаю? Ваша Ярослава вполне самостоятельный ребенок, она спокойно сможет два дня провести без вас! Да я сам за ней присмотрю, если уж на то пошло! И с моей Варварой они подружки…

— Нет.

— Да что ты кобенишься? — предсказуемо выходит из себя директор школы Виктор Дмитриевич, переходя на ты, — чего тебе не так? Полностью оплаченная поездка в Питер! Шикарные условия! И детей только двадцать человек! Сказка, а не условия!

— Вот сам и едь, Дмитрич, — тоже перехожу я на более личное общение, — а я не могу. В конце концов, думаю, много кто есть желающий…

— Но хочет он именно тебя! — уже рычит мой начальник, краснея щеками и глазами.

— Вот именно! Не стыдно тебе?

— Нет! У меня школа такими темпами скоро превратится в лучшую в области! И дети в Питер съездят! Не стыдно! И тебе не должно быть стыдно! И вообще, Карина… Пора бы уже замуж тебе… Тем более, такой человек предлагает…

— Дмитрич… Ушам не верю…

— И не верь! Дурой только не будь. Мужик вокруг тебя уже месяц прыгает, а ты все нос воротишь…

— Да с чего ты взял?

— А ты думала, в деревне живешь, никто ничего не знает? Все без глаз?

— Черт…

— Вот-вот!

— Все равно… Я не поеду. Не поеду!

— Ну хорошо, Карина Михайловна, — опять переходит на официальный тон директор школы, — но учти, детям уже про поездку сказали. Они, блять, готовятся! — да уж… Ненадолго его официальщины хватило… — И, если не поедут, — угрожающе уже продолжает Дмитрич, — то я молчать не собираюсь… Скажу, кому они за это спасибо должны будут…

— Нечего меня шантажировать! Я не шлюха!

— Так никто и не говорит… — тут же опять меняет пластинку хитрый лис, — наоборот… Все радуются за тебя… Бабы завидуют… Ты бы знала, какие весь этот месяц вокруг твоего бородача хороводы водят…

— Он не мой!

— А вот это зря. Не знаю, чего он в тебе нашел, характер у тебя откровенно поганый, нрав вздорный, глаз дурной… Но мало ли, вкусы разные бывают. А ты бы не кочевряжилась, а радовалась, что любитель на такую ведьму нашелся!

— Дмитрич! Вали отсюда!

— Я-то пойду… А ты подумай, Карина, подумай…

Я смотрю в удаляющуюся спину директора школы и в бессильной злобе кусаю губы.

Поминаю незлым тихим словом Горелого, разумеется.

Вот ведь сволочь бородатая!

И настырная, к тому же!

Ну вот казалось бы, получил же свое! Добился! Поимел меня не только в своих влажных зековских фантазиях, а в реале! Да еще и не один раз! Да еще и с удовольствием обоюдным, как и обещал! Я ведь реально под ним текла и стонала!

Все, мечта исполнилась, план мести сработал! Вали отсюда! Дай мне спокойно пережить свой позор!

Так нет же!

Горелому после нашего спонтанного секса на травке у озера, основательно сорвало башню, судя по дальнейшим его действиям.

Ну вот какой нормальный, деловой человек, ни разу не альтруист, будет кидать столько денег не на свое дело, и не на бизнес, а на какую-то полуразрушенную деревенскую школу?

И, главное, не просто так чуть-чуть помог, стены, там подновил, мебель купил и прочее, а прямо-таки основательно взялся за дело!

За сентябрь в здании школы сделали ремонт, полностью обновили классы, закупили такое оборудование, что наши учителя, привыкшие к мелку и природным наглядным материалам, сделанным из навоза и палок, только изумлялись. Параллельно строился стадион со специальным покрытием и тренажерами, и вот теперь бассейн… Доделать его должны были на днях, на торжественное открытие нового спортивного комплекса для детей был приглашен губернатор и первые лица области. Я представляю выражения на этих лицах, особенно при подсчете средств, не ушедших в нужные карманы, а направленных на такое благое дело, и невольно улыбаюсь.