Шальная магия. Здесь (СИ) - Анна Агатова

— А если я, то что? Уйдёте?

И так это было сказано… И руки так уперлись в складки на боках туловища, похожего на копну сена… Так, будто женщина готовилась дать бой. И лицо стало таким, что…

…Люба замерла. И улыбнулась.

Как-то на рукодельном сайте она набрела на чудесные вязанные игрушки. Это были малюсенькие медвежата, которые в женской ладони тонули, как в озере, такие милые, пушистые, с грустными бровками и глазками-бисеринками, с застенчиво сложенными лапками, каждый со своим характером. Она долго перебирала фотографии, любовалась ими, сравнивала и восхищенно недоумевала — как же можно создать подобную милоту?!

И, конечно, полезла искать, кто ещё таким занимается, как вяжутся мишки, как называются, какие особенности и хитрости процесса.

И нашла.

Тот вечер ей вспоминался каким-то детско-сладким, ванильно-зефирным, легким и до слёз восхитительным — столько красоты, миниатюрных воздушных чудес, возвращения в светлое, радостное детство и огромной любви к своему делу она давно уже не видала. И уже выныривая из этой сиропной сказки, наткнулась на фото той самой мастерицы, с медвежат которой начала этот вечер.

И остолбенела.

Казалось, что создавать подобные милые чудеса может только человек добрый и замечательный, невероятно красивый, улыбчивый и обаятельный, и что по свету в его глазах узнаешь его из тысячи. А тут…

Нескладная женщина, худая, измождённая, похожая на анорексичку, с огромными выпуклыми глазами, накрашенными ярко и вызывающе, с приподнятой над выступающими крупными зубами верхней губой и приоткрытым ртом. Так иногда выглядели дети с насморком, которых спешащие на работу мамочки заводили в детский сад, не задумываясь над тем, чтобы померить температуру или предупредить об аллергии у ребенка. У этой же дамы из покрасневшего длинного и костистого носа не текло, нет. Из него выглядывал пирсинг.

Люба перестала улыбаться, у неё дернулся глаз, и она поспешно бросилась искать другие фотографии этой женщины. Ну, может же такое быть, что неудачный ракурс? Неважное самочувствие там, не выспалась или в самом деле заложен нос?..

Но нет. С каждой новой фоткой было только хуже. Выпуклые глаза всегда были прикрыты и всегда накрашены вызывающе и даже попугайски. Всегда приоткрыт рот. Выглядывающие крупные передние зубы тоже были всегда. А ещё были тонкие, костистые пальцы с длинными, яркими же ногтями, будящие воспоминания о пауках на длинных-длинных ножках.

Люба присматривалась и присматривалась к этому лицу. Некрасивое? Отталкивающее? Встала и подошла к зеркалу, потрогала свой нос, следя, как в отражении её самые обычные пальцы без маникюра скользят вдоль черт самого обычного лица. Повернула голову вправо, влево. И хмыкнула, подивившись — да, она обычная, и нос, и глаза. Но… чего только в жизни не бывает?

И Люба вернулась к мишкам, такими замечательным, такими живым и мультяшным. В этот раз поразилась ещё и тому, с каким вкусом и выдумкой сделаны фотографии — то внутри кукольного домика, маленького, но совершенно настоящего, и от этого ещё более сказочного, то на клумбе среди цветов, будто нарочно выросших такими, чтобы сделать вязанных малышей ещё милее, или вовсе на дорожках парка, лавочках, камнях. Но где бы ни было сделано фото, получалось мило, чудесно, притягательно. И эти произведения кричали о том, что принадлежат не просто мастеру, а невероятно талантливому художнику. Только этим талантливым художником была женщина, похожая на усохшую ветку с пирсингом в насморочном носу.

Это чудовищное несоответствие долго не укладывалось в голове, царапая нежеланием верить, что талант, способный видеть и делать прекрасное, может сам быть настолько некрасивым.

Но всё же уложилось. Нескоро, но уложилось.

И потому сейчас…

…Альбина поняла — её проверяют. Наверное, не однажды те, кто не смог принять факта, что красоту создаёт совсем не красавица, уходили отсюда. Вот как Фёкла Фроловна — она как раз потянула дочь за рукав. Потянула и подергала. И направление, в котором она хотела уйти, точно указывало на выход.

Но Альбина бережно отцепила матушкины пальцы от своего локтя и улыбнулась мадам Зу широко и радостно. Да, она способна это принять. Не впервой.

И улыбка на круглом лице, напоминавшая в тусклом свете потолочной лампы оскал маньяка, в одно мгновенье превратилась в обычную, дружелюбную улыбку немолодой, чересчур полной женщины. А узкая щелочка левого глаза на мгновенье сомкнулась.

Кажется… Альбине подмигнули?

Да, точно, подмигнули!

А значит, приняли.

Матушка снова ухватилась за Альбину и легонько дергала за рукав, видимо, не заметив перемен в портнихе. Дочь, развеселившись, глянула на мать и свободной рукой накрыла и сжала её пальцы. Сказала тихо, но выразительно:

— Мама, мы остаёмся. Нам надо делать заказ.

Портниха наклонилась вперёд и оттолкнувшись, вдруг поехала вместе со стулом в сторону, чем-то щелкнула, и комната вмиг осветилась ярким слепящим светом. Гостьи от неожиданности даже зажмурились и прикрыли глаза.

А когда проморгались и увидели, что было вокруг, матушка замерла с приоткрытым от удивления ртом, а Альбина засмеялась по-детски искренне и радостно — они стояли в комнате, три стены которой были заставлены полками с разными тканями, а одна — завешена манекенами в самых разных нарядах: готовых и не очень, ярких и бледных, длинных и коротких, но все, каждый по-своему, прекрасны.

— Не темнота в комнате мешает видеть красоту, а темнота в голове, девочка моя, — повернувшись на своём подвижном стуле, сказала портниха, казавшаяся чем-то чужеродным в простой и грубой одежде рядом с выставкой изысканных нарядов, и снова качнулась, только уже вперёд, и подкатилась к Альбине и её матери.

— Так что будем шить, девочка моя? — спросила ласково и посмотрела немного снизу вверх. — Платье, да? Бальное?

Альбина кивнула, не в силах сдержать улыбку. Мадам Зу теперь казалась доброй волшебницей, которая зачем-то притворилась злой колдуньей.

— Да. Для первого бала, — ответила, рассматривая наряды, выставленные на стене, и предвкушая чудесное приключение.

Надбровные дуги с редкими, будто размазанной по коже, бровью приподнялись вверх, а правый глаз под нависающим веком снова прищурился.

— Обычное бальное для обычного первого бала? — уточнила мадам Зу.

Альбина совершила чудо, опередив уже открывшую было рот матушку:

— Для чудесного первого бала! Самое лучшее. Волшебное!

Мадам Зу откинула назад голову, рассматривая девушку, воткнула неведомо откуда взявшуюся сигару в рот, выпустила клуб ароматного дыма, качнулась и покатилась на стуле вокруг, предупредив:

— Не двигайтесь, девочка моя.

Альбина кивнула и покосилась на мать. Та растеряно и недовольно глянула сначала на хозяйку заведения, потом на сигару, задымившую так, что воздух мгновенно потерял прозрачность, затем и на дочь.

Но говорить ничего не