Мой лучший враг - Эли Фрей

– Теперь ты мой враг. Мой тебе совет – убирайся отсюда. Проваливай. И на глаза мне больше не попадайся. Если ты нам попадаешься – мы убьем тебя. А если ты кому-нибудь скажешь, я поймаю тебя, разрежу тебе живот и вытащу твои кишки!

Я задрожала от его слов. Это были не его слова. Они принадлежали Зверю. Монстру. Нечеловеку. А теперь Стас повторял за ним.

Он свистнул, и ребята стали подходить к нам. В руках у них были камни.

– Проваливай, предательница! – закричал Стас. Голос срывался. Стас первый бросил в меня камень. Он попал мне в руку, и ее обожгло как огнем. – Пошла прочь! Проваливай!

Я посмотрела на тех, кого считала своей стаей. Взглянула на Стаса, потом на своих друзей… в последний раз. Он смотрел на меня и видел во мне только предательницу. С трудом волоча ноги, я поплелась прочь. В меня полетели камни. Ударами мне обожгло бока, спину, ноги. Камни попадали в руки и голову.

Я слышала, как кричал Стас. Его голос был насквозь пропитан болью.

Я ушла. Побитая, униженная, изгнанная.

Я еще много раз увижу его. Он будет преследовать, травить меня. Идти по моим следам. Но это уже не мой друг. Теперь он мой враг.

Я брела по улице, ничего не видя вокруг от слез. В голове – мрачная пустота. Я не знала, сколько прошло времени – десять минут, час два. Я шла по улицам, не соображая, куда иду и зачем.

Я много думала о том, откуда вдруг у Стаса возникло столько ненависти именно ко мне, а не к своим мучителям. А потом поняла. Он взрывался изнутри. Ему нужно было кого-то обвинить, вылить на кого-то свою злость, свою ярость. Он не мог найти тех, кто сделал это с ним. Его родители обратились в полицию, но напавших на него так и не нашли. А Стасу было жизненно необходимо кого-то ненавидеть. И он сделал меня виноватой. И, чтобы как-то оправдать свою ненависть, сам поверил в то, что я виновата во всем, что с ним случилось.

Я подошла к своему дому, когда уже совсем стемнело. Дома меня ждала бабушка. Она что-то обеспокоенно говорила мне, но я молча ушла в свою комнату, заперла дверь. Опустилась на корточки и тут увидела, что окно в мою комнату открыто. Это странно – я закрывала его, когда выходила в последний раз. Я посмотрела на кровать. И все внутри похолодело. Я встала, не отрывая взгляда от кровати. А точнее, от того, что там увидела.

Кролик. Пушистый кролик. Моя Умка.

Я как будто вошла в пол. Вошла глубоко-глубоко, под почву, меня протащило через земную кору, затем я проникла в мантию. Дальше, пройдя через расплавленное ядро и снова через мантию и кору, вышла на ту сторону. Где была та сторона? Наверное, я плескалась в холодных водах Тихого океана. Но не успела я вдохнуть побольше воздуха, как меня снова потащило вниз, на глубину, обратно. И вот я снова здесь. Вышла из-под земли.

И все это за несколько секунд.

Умка лежала на подушке, укрытая одеялом, виднелась только голова… Она не шевелилась… Не дышала… Возле нее на подушке лежала записка. Я медленно потянулась к ней. Развернула.

КРОЛИК НЕ МОЖЕТ УСНУТЬ. СПОЙ ЕМУ КОЛЫБЕЛЬНУЮ. СПОЙ, СПОЙ! СПОЙ КОЛЫБЕЛЬНУЮ ДЛЯ КРОЛИКА!

Я узнала этот почерк. Я знала только одного человека, который писал бы так. Буквы заваливались влево, а не вправо.

Стас.

Он задушил Умку.

Рядом валялась бельевая резинка. Та самая, в которую мы играли в детстве.

И я закричала. Я кричала так громко, что практически оглохла от собственного крика. В мою комнату стала ломиться бабушка.

– Тома! Тамара, открой дверь! Тома, что случилось? Томочка, прошу тебя, открой дверь!

Но я не открыла. Я бросилась к шкафу и принялась яростно выгребать из него вещи. Достала из-под кровати чемодан, открыла его, стала бросать туда одежду.

«Я больше не останусь в этом городе ни на минуту», – решение пришло мгновенно. Я делала резкие, сумасшедшие движения. Бросала в чемодан одну вещь за другой.

Я не знаю, нашла ли бабушка вторые ключи или просто выломала дверь. Я была слишком увлечена вещами. Она вбежала в комнату.

– Я не останусь здесь! – кричала я. – Я переезжаю в Москву! Бабушка усадила меня на кровать и обняла.

– Тш-ш-ш. – Она укачивала меня, как маленькую.

Она спрашивала, что произошло. Я не отвечала. Она видела, что случилось с Умкой. Но у нее не возникло подозрения, что это мог кто-то сделать. Она просто решила, что Умка умерла по какой-то «своей» причине. Может быть, подавилась, а может быть, чем-то болела. Она подумала, что это я от помутнения рассудка уложила ее на кровать и накрыла одеялом. Записку я спрятала.

Я больше не ходила в школу. Кричала маме по телефону, что не хочу здесь больше оставаться. Мама забрала документы и увезла меня в Москву.

Я поступила в новую школу. В новой школе у меня было не так много друзей – тяжело вливаться в коллектив, когда ты новенькая, а все вокруг дружат уже давно. Они просто не замечали меня. Максимум, что я могла получить от них, – беглый, равнодушный взгляд. Было очень обидно. Я задумалась – относилась ли я к новеньким так же, когда училась в своей старой школе? Скорее всего, да. Потому что я совсем не помнила новеньких своего старого класса.

Но все равно я была рада и переезду, и новой школе. Я далеко от всего этого кошмара. Здесь меня никто не тронет.

Мама с дядей Костей все так же продолжали ездить к бабушке на выходных. Но я отказывалась. Мне устраивали допросы. Выясняли, в чем причина моего изменившегося настроения и нежелания ездить в город, который раньше я просто обожала. Меня таскали по психологам, но все без толку. Я молчала как партизан. Родные решили, что дело в смерти моего любимца. Он умер там, в том городе, в моей комнате, и его смерть до того на меня повлияла, что я не могла больше находиться в бабушкином доме. Чтобы увидеть меня, бабушке с дедушкой самим приходилось ездить к нам.

Мама хотела купить мне нового кролика, но я категорически отказалась. Нет. Хватит с меня домашних питомцев.

Я старалась не думать о Стасе. Надеялась, что тогда, у Бункера, я видела его в последний раз. Как же я ошибалась… Мысли о нем упорно лезли в голову. А по ночам я просыпалась в холодном поту от ночных кошмаров. Я изо всех сил сжимала зубами краешек одеяла и захлебывалась в беззвучном крике.

Мне снились монстры и чудовища. Они обступали меня со всех сторон и тыкали в меня горящими палками. А потом они исчезали. И появлялись кролики. Милые ушастые создания. Десятки и сотни серых кроликов. Они лежали в своих маленьких колыбельках и не могли уснуть. Они пищали, пищали, и этот писк сводил с ума.

Я пела им колыбельную, и кролики переставали пищать. Они умирали.

КРОЛИК НЕ МОЖЕТ УСНУТЬ.

СПОЙ ЕМУ КОЛЫБЕЛЬНУЮ.

СПОЙ, СПОЙ! СПОЙ КОЛЫБЕЛЬНУЮ ДЛЯ КРОЛИКА!

Глава 12

Время шло. Плохое постепенно стало забываться. И через полгода скрепя сердце я согласилась навещать своих прародителей. И мы стали ездить к ним на выходных, совсем как раньше, до школы. Мы ездили на машине. Каждый раз, когда машина останавливалась у дома бабушки, я открывала дверцу, в панике осматривалась по сторонам, быстро выбегала наружу и мчалась к калитке. Никаким образом я не хотела пересекаться со Стасом.

В Москве я так и не обрела друзей. Наученная горьким опытом, к дружбе я теперь относилась с большой опаской. Но я не скучала, так как с головой погрузилась в учебу. Быстро пробилась в ряды хорошистов. А потом и количество четверок стало уменьшаться и сократилось до трех. Четверки по русскому, биологии и истории. С русским у меня всегда была беда, а с историей и биологией просто не сошлись характерами с учителями. Они любили милых улыбчивых девочек, которые к ним подлизываются. И мое угрюмое лицо им определенно не нравилось.

Я стала ходить на бальные танцы. Это занятие меня очень увлекло. Я посвящала танцам много часов в неделю. Поначалу мне не очень нравилось – моим партнером по танцам была очень говорливая девочка, у которой сильно пахло изо рта. Но потом к нам пришел новенький мальчик, и его поставили в пару со мной. Мальчик мне понравился. Он стал моим партнером, потому что я была самая низкая в группе. А мальчик был на полголовы ниже меня.

Увлекалась я и чтением. Все вечера сидела за книгами, вновь и вновь переживая чужие жизни.

С Дашкой мы часто переписывались по Интернету. А когда я приезжала к бабушке, она приходила ко мне в гости. В хорошую погоду она звала меня погулять, но я отказывалась. И мы сидели в саду. Я звала ее в гости к нам в Москву, но она каждый раз огорченно говорила, что родители не отпустят ее.

По Интернету она сообщала мне основные новости – о себе, о классе в целом. И о Стасе. Позже, прочитывая историю сообщений, я с удивлением отметила, как же меняет нас время.

«Знаешь, Стас пришел в школу какой-то другой. Все это заметили. У него что-то с ухом, там огромный шрам. Смотреть противно. И говорят, что он этим ухом ничего не слышит. Правда, когда кто-то спрашивает его об этом, он очень злится. И сразу лезет драться. Поэтому его никто не спрашивает больше».