Кости холмов - Иггульден Конн

– Осторожней, Джучи, – громко предупредил его Чагатай. – Он и тебя может подрать.

Джучи сердито насупил брови. Он хотел возразить, но передумал, не желая хвастаться быстротой реакции в присутствии истекавшего кровью отца.

– А ты охотился в Корё на тигров? – вместо этого спросил Джучи.

– В столице Корё тигров нет, – пожал плечами Чагатай и замолчал. Под буравящим взглядом Джучи говорить было трудно. – Я поохотился бы, если б увидел там хоть одного.

– Вряд ли, – ответил Джучи, хмуря брови. – Что-то я сомневаюсь, чтобы Джелме стал рисковать жизнью мальчишки. Вон чудище какое.

В толпе раздался смешок, и лицо Чагатая налилось злостью. Всего несколько мгновений назад он владел толпой, но отец, а потом брат отняли у него эту власть. Теперь надо было защитить оскорбленное достоинство. В пятнадцать лет юноша, естественно, вел себя агрессивно и готов был накинуться на любого, кто бросал ему вызов.

– Джучи, думаешь, что ты сможешь сразиться с тигром? Я много дал бы, чтобы посмотреть на это.

Джелме едва успел раскрыть рот, чтобы прекратить спор, но Джучи было уже не остановить.

– Твои условия, брат, – сказал он. – Я преподам твоей кошке урок вежливости. Как-никак киска ранила моего отца.

– Это пьяная глупость, – вставил слово Джелме.

– Отчего же, пускай попробует, – быстро ответил Чагатай. – Ставлю сто повозок из моей доли корейской дани. Слоновая кость, металл, золото, дерево. – Юноша махнул рукой, словно все это сущий пустяк. – Если прикончишь тигра, все это добро – твое.

– Ты встанешь передо мной на колени на глазах у всего народа, – выставил свое условие Джучи.

Ярость переполняла его, доводя до безрассудства. Глаза пылали злобой на Чагатая, но юноша только глумливо хихикнул в ответ:

– За это тебе придется сделать больше, чем убить тигра, братишка. За это тебе придется стать ханом. Или даже больше того.

Джучи схватился за рукоять меча и обнажил бы клинок, если бы Джелме не взял юношу за запястье.

– Вы что, собираетесь драться как дети на глазах у людей? Да еще во время праздника в честь моего отца? Этот тигр – дар правителя Корё хану. И только он может решать, что с ним делать.

Глаза Джелме горели от гнева, и Чагатай потупил взор, тотчас присмирев. За годы обучения он прошел через суровые наказания и не раз выслушивал строгие нотации полководца. Привычка подчиняться усвоилась им хорошо.

Выслушав разговор сыновей, Чингис наконец заговорил:

– Я принимаю этот дар.

Желтые очи хана, казалось, были точно того же цвета, что и глаза рычащей за их спинами громадной кошки. Братья склонили головы, пока отец не дал волю рукам. Когда хан был пьян, то легко мог ударить за один только взгляд.

– Тяжеловооруженные воины могут встать в круг, – подумав, продолжил Чингис, – пусть держат мечи и копья острием внутрь круга. И тогда пусть кто-нибудь сразится со зверем, если захочет.

– Тигры – самые опасные животные из всех, что я видел, – с напряжением в голосе добавил Джелме. – Вокруг женщины и дети… – Он запнулся, встав перед выбором между необходимостью повиноваться и безрассудством, которое, как казалось, замыслил Чингис.

– Тогда отправь детей и женщин назад, генерал, – ответил Чингис, пожимая плечами.

Воспитание Джелме не позволяло ему вступить в пререкания, и он смирился перед неизбежностью. Чагатай тоже не осмелился поднять на него глаза.

– Слушаюсь, мой господин. Мои люди свяжут тяжелые доски в кольцо, а доски можно подпереть катапультами.

Чингис кивнул, не вникая в детали решения поставленной задачи, и повернулся к Джучи. Доведенный своей несдержанностью и гордыней до отчаяния, тот стоял недвижим. Даже Чагатай, похоже, был сильно напуган и теперь имел вид провинившегося ребенка. Решения принимал Чингис, остальные – их выполняли.

– Убьешь этого зверя – и тогда твой брат, возможно, преклонит пред тобой колени, – спокойно произнес Чингис. – Люди будут смотреть на тебя, мальчик. Может быть, они увидят в тебе хана?

– Или труп, или и то и другое, – ответил Джучи без колебаний.

Он не мог отступить, зная, что отец и Чагатай ждут от него проявления слабости. Джучи поднял глаза на тигра и понял, что большая кошка выйдет победителем из этой схватки, только его это почему-то мало заботило. В семнадцать лет он мог не задумываясь поставить на кон даже собственную жизнь. Сделав глубокий вздох, он пожал плечами.

– Я готов, – ответил Джучи.

– Тогда сделайте круг и поставьте клетку внутрь, – распорядился Чингис.

Джелме отправил своих людей за досками и веревками, а Джучи знаком подозвал Чагатая. Не придя еще в себя окончательно, младший брат все же легко соскочил на землю. От прыжка телега с клеткой качнулась, и в тот же миг раздалось рычание, от которого по коже побежали мурашки.

– Для схватки с тигром мне понадобится хороший меч, – сказал Джучи брату. – Твой меч.

Силясь скрыть свой триумф, Чагатай сощурил глаза. Джучи не сможет устоять против тигра. Чагатаю было известно, что корейцы ходят на тигра не менее чем ввосьмером, и то это были специально обученные ловцы. Он смотрел сейчас в глаза мертвецу и с трудом верил такой удаче. Поддавшись внезапному порыву, Чагатай снял с ремня меч, что подарил ему отец три года назад, и протянул брату. Лишившись клинка, Чагатай испытал чувство потери, но сердце его ликовало.

– Меч снова станет моим, когда эта зверюга отгрызет тебе башку, – произнес Чагатай тихо-тихо, чтобы больше никто не услышал.

– Посмотрим, – ответил Джучи.

Не удержавшись, он снова взглянул на животное в клетке. Заметив направление его взгляда, Чагатай рассмеялся.

– Джучи, я тебя обманул. Никогда не признаю ханом внебрачного полукровку, – заявил Чагатай и ушел, чувствуя на спине полный ненависти взгляд старшего брата.

На закате место для поединка было готово. Под бдительным взором Джелме на траве установили мощные буковые и дубовые доски, крепко связанные веревками, и подперли их со всех сторон платформами катапульт. Получившаяся таким образом арена составляла сорок шагов в поперечнике, но не имела ни входа, ни выхода. Джучи должен был перелезть через ограду и открыть клетку самостоятельно.

По приказу Джелме по всему периметру круга зажгли масляные светильники, и собравшийся люд облепил со всех сторон ограждение, подойдя к нему как можно ближе. Поначалу казалось, что увидеть схватку со зверем смогут лишь те, кто влезет на ограждение, но Чингису хотелось, чтобы зрелище видели все, поэтому Джелме придвинул телеги и установил на них сосновые лестницы, прочно скрепив их наподобие пирамид. Словно муравьи, люди лезли на эти башни, и время от времени какой-нибудь пьяный увалень падал с них на головы тех, кто стоял внизу такой плотной массой, что земля скрылась из виду.

Лучшие места у арены заняли Чингис и его полководцы. К исходу третьего дня празднований они были сильно пьяны, и паче всех, почти до беспамятства, напился сам хан. Весь день прошел в чествовании Арслана, монголы много пили за его здоровье и желали старому воину долгих лет. И все же молва о поединке ханского сына с невиданным зверем давно разнеслась по их стану, и все были возбуждены близостью смерти. С последней повозкой из улуса на Орхоне прибыл Тэмуге. Он и принял большую часть ставок, сделанных воинами на сроки поединка. Ставить на Джучи никто не решился. Никто не верил, что он победит в этой схватке с полосатым кошмаром, который хлещет хвостом и пожирает одним только взглядом.

Когда опустилась ночь, единственным светлым пятном на черной равнине была эта арена, точно золотое окно, окруженное всем монгольским народом. Без лишних распоряжений мальчики барабанщики начали отбивать военные ритмы. С обеда Джучи отдыхал в юрте Джелме, и теперь народ с нетерпением ждал появления ханского сына.