Фамильные ценности, или Возврату не подлежит - Олег Рой

– Но ведь он работал с поделочными камнями… Ну или, как их там, полудрагоценными? Он же все-таки был не Фаберже… Ты же сама говорила…

Аркадия Васильевна строго, в стиле «Опять двойка?!», сдвинула брови.

– Я никогда не говорила, что он работал только, – она проговорила это слово с нажимом, – только с полудрагоценными и поделочными камнями. При таком-то размахе дела? Что за глупая мысль? Мог бы, кстати, и сам догадаться.

– Но…

– Но – это ты правильно сказал. Но – это как раз главное. Привалов – это не Фаберже, это верно. Но, знаешь ли, так про кого угодно можно сказать. Ты же не думаешь, что все, кто не Фаберже, занимались починкой сломанных сережек? Просто есть придворный ювелир, а есть все остальные. И вот среди «остальных» наш прадед занимал очень и очень высокое положение. Ну и, разумеется, богат был изрядно. Даже если бы он в самом деле работал только с… ну, скажем, недорогими украшениями – что неправда, ты и сам видел – даже в этом случае доход получался солидный.

– Но…

– Вот именно. Точнее даже «и». Он не только продавал – он покупал. И покупал, сам понимаешь, не пустяковые финтифлюшки.

– Коллекционировал? – Балька оживился. Коллекционирование – это было понятно, даже если речь идет не о спичечных этикетках, а о драгоценностях.

– Ну… и так можно сказать, – усмехнулась Аркадия Васильевна. – В некоторой степени. Но вообще-то – элементарная предусмотрительность. Драгоценности – это ж беспроигрышное вложение капиталов.

– Ага, беспроигрышное, как же! Две мировые войны, революция, комиссары, экспропр… экспри…

– Экспроприация, – сухо подсказала Аркадия Васильевна. – Мне иногда кажется, что ты, раз вставив в голову некое представление о чем-нибудь, дальше уже относишься к своему представлению, как к чему-то незыблемому, и мысли не возникает, что представления о явлениях – еще не сами явления. Не говоря уж о том, что и явления отнюдь не что-то незыблемое. Да, в семнадцатом году все российское устройство рухнуло. Прадед все это, насколько я могу судить, предвидел. И подготовился. Драгоценности – не просто беспроигрышное вложение, это еще и наиболее удобное вложение. Места почти не занимают, а в цене не падают практически никогда. Вот, любуйся.

Она почти швырнула на стол следующую пачку снимков. «Аркадии» она фотографировала около года назад, после того как коллекция пополнилась «Незабудками» – последним на сегодня «фамильным» приобретением. Фотографировала по всем правилам ювелирной съемки: на шелковых и бархатных фонах, в коробе с матовыми стенками, с правильной подсветкой.

А эта вот пачка куда свежее – Аркадия и распечатала-то снимки только вчера, решив, что так они будут убедительнее, чем на экране компьютера. На фотографиях – без всякого бархата и тем более фотокороба – жарко пылало содержимое «сокровищницы». Не все, но более-менее. Россыпь золотых николаевских червонцев – немного их осталось, не больше трех десятков, но все-таки. Самые ликвидные из «вложений». Идут чуть не по цене драгметалла, но золото есть золото. Два настоящих «империала» – в состоянии не идеальном, но приличном – вполне аукционная нумизматическая ценность. Ну и полсотни разнообразных драгоценностей: кольца, броши, подвески, ожерелья, зарукавья – все больше старинные, неизящные, даже грубоватые, зато массивные и с прекрасными камнями.

Фотографировала Аркадия «сокровища» не чтобы красоту показать – красоты особой там не было, – а чтоб «обозначить наличие».

– Оно… оно еще есть? – Балька так опешил, что даже начал заикаться. – В-вот п-прям сейчас?

– Вот прям сейчас, – передразнила Аркадия Васильевна. – На дату посмотри. И руку мою, надеюсь, узнаешь?

Фоном к «сокровищам» она выложила газету – так, чтобы были видны число и месяц, чтоб не возникало подозрений в подлинности даты снимка. Мало ли что там можно с этими цифровыми штуками намудрить, а настоящая газета – это настоящая газета. Газету – чтобы не совсем уж вульгарно выглядело – наполовину прикрыла листом бумаги. И еще придерживала очередное «сокровище» так, чтобы рука с браслетом в кадр попала.

– Г-гд-де эт-то? – Балька хлопал глазами, точно спросонья.

– Не важно, – сухо отрезала Аркадия Васильевна. – Важно другое. Где бы это все ни было, это должно по наследству перейти к тебе. Не прямо сегодня, а – когда меня не станет. Ну, или когда я смогу убедиться, что ты – достойный продолжатель нашего рода. Да, я наблюдала, как ты дедовские работы рассматривал, как у тебя глаза горели, вижу – ты настоящий Привалов. Это меня радует. Но вот легкомыслия в тебе пока что многовато. И вот это меня смущает. Ну а вдруг меня прямо завтра на небеса возьмут? Как я могу все бросить на человека, в которого не верю?

– Бабуль, да я… да ты… Ты же молодая еще, чего ты вдруг про наследство? Ты же не можешь всерьез говорить про «завтра на небеса»!

– Беда не в том, что человек смертен, беда в том, что он внезапно смертен, – усмехнувшись, процитировала[3] Аркадия Васильевна. – Мне не хочется отравлять свои последние дни – даже если этих последних дней хватит еще на двадцать лет – не хочется проводить их в беспокойстве о будущем нашего рода. Хотелось бы уже сейчас убедиться, что мне есть кому все семейное достояние передать. В общем, так…

Аркадия Васильевна положила ладонь чуть повыше запястья – на браслет, сильно, точно прощаясь, сжала теплые завитки – и решительно щелкнула замочком. Изящный обруч лег на столешницу с легким стуком. Она глядела на него, словно видела впервые в жизни – удивительная все-таки вещь. Ажурная цепочка сложного плетения, увитая не то листьями и цветами, не то морскими звездами и водорослями из сада подводной царевны, не то фантазиями на тему арабской письменности. Слишком изящный, чтобы украшать запястье Шехерезады, и слишком материальный, чтобы оказаться сонным видением. Знакомый до каждой своей мельчайшей черточки – и всегда немного другой.

Она подтолкнула браслет в сторону Бальки:

– Я подготовила завещание. Ты получаешь все, если выполнишь условие. Решишь поставленную перед тобой задачу. Задача будет такая. Браслет выставляется на продажу. Не задорого. Собственно, ценность его больше семейная. Весит он не слишком много, камней и вовсе нет, ну работа, конечно, изумительная, но без соответствующей исторической легенды или хотя бы клейма Фаберже даже самая искусная работа не так уж много стоит. Поэтому продаваться он будет за вполне доступную цену. Но… браслет этот непростой. Та, кому он достанется, будет носить его всегда. И вовсе не потому, что по соответствующему закону не подлежат возврату, – чуть усмехнувшись, она процитировала наизусть знакомый любому товароведу перечень товаров, не подлежащих возврату и обмену, – «изделия из драгоценных металлов, с драгоценными камнями, из драгоценных металлов со вставками из полудрагоценных и синтетических камней», ну и так далее. Все это так, и в то же время совсем не так. Этот браслет почти сто лет хранил нашу семью, и теперь он опять должен проявить свои волшебные свойства. Когда он будет выставлен на продажу, ты на некоторое время встанешь за прилавок. Михаил тебе поможет. Девушка, которой достанется этот браслет, должна через месяц стать твоей женой… ну или хотя бы невестой, – чуть нахмурившись, уточнила Аркадия Васильевна. – Род Приваловых должен продолжаться. И браслет в этом поможет.

– А если браслет купит мужчина? – довольно скептически хмыкнул Балька.

Аркадия Васильевна пожала плечом:

– Вообще-то ты будешь стоять за прилавком, и вполне в твоих силах сделать так, чтобы браслет не ушел в мужские руки. Но даже если… Браслет женский. Значит, покупатель кому-то его подарит. Твоя задача усложняется, только и всего. Тебе придется отбить у него эту женщину. Что тут непонятного?

– Да не, все понятно, – недовольно хмыкнул Балька. – Вот прямо всю жизнь мечтал разбить чью-нибудь семью. Ну да ладно. Когда-то надо попробовать себя в роли Дон Жуана. А если у меня не получится?

– Если за месяц условие выполнено не будет, сработает следующий пункт завещания – наследником становится Михаил. – Она подняла руку, которая без браслета казалась странно пустой, и остановила начавшего подниматься Мишу, жестом призывая к молчанию. – Полным наследником.

Балька вздохнул:

– Куда ни кинь, всюду клин. А третьего варианта не предусматривается? Ну, бывает же форс-мажор. Вдруг я завтра ногу сломаю?

– Есть и третий вариант. Форс-мажорный. Если вдруг браслет так и не будет продан или вернется в салон – хотя драгоценности возврату не подлежат, но мало ли как повернется – все состояние уйдет в благотворительный фонд Катерины Бобринской-Воротынской. Точка. Кстати, при втором варианте развития событий браслет тоже должен вернуться в семью. Как вы – да, оба, и ты, Балька, и ты, Михаил, – как вы его вернете, роли не играет. Отыщете и выкупите у нового владельца. Да хоть украдете. Тебе что-то еще неясно или тебя что-то не устраивает? – Она повернулась к внуку.