Хоровод - Родриго Гарсия-и-Робертсон

Анна стала осторожно повторять движения Девы-голубки. Витою за витком, внутрь и наружу, она медленно кружилась по камере. Спираль начала сужаться, Анна отняла руку от стены. Мелодия волынки, в которой радость сливалась с печалью, проникала под мрачные своды башни, осеняла крест-бойницу и звала за собой. Звук то поднимался ввысь, то затихал, мотив выводил в воздухе священные витки.

Стараясь кружиться на левой ноге и едва опираясь на правую Анна неотступно следовала за голубкой. Голубка сложила крылья, и Анна убрала руки за спину, вспомнив, как кружилась Элисон на зеленой траве у разрушенной старой церкви.

Боль стихла, ноги сами несли Анну, она самозабвенно проникала все дальше и дальше в лабиринт, не помня уже о костре и смерти. Страхи остались позади, ее тело двигалось, оно жило, душа пела. Близился рассвет. Силы покинули графиню. Она упала на солому и заснула под убаюкивающие звуки музыки. Голубка вылетела в каменную щель, расправила крылья и унеслась навстречу огненным лучам солнца. Анна сквозь дрему пробормотала слова прощания и погрузилась в глубокий, без сновидений, сон.

Наутро, когда в камеру явились стражники, им пришлось долго расталкивать ее. Открыв заспанные глаза, Анна увидела над собой их раздраженные лица — этим мужланам никогда не доводилось видеть, чтобы приговоренный к казни спал так безмятежно.

Анна привела себя в порядок, отряхнув солому с платья и пригладив волосы, давно не знавшие расчески, а затем ей связали руки.

— Одна морока с этими ведьмами, — пробурчал кто-то из стражников.

Ее свели вниз на мощеный внутренний двор, где уже ждала запряженная телега с Элисон и телом Макнаба. Связанные руки не дали женщинам обняться. Анна поцеловала Элисон и сказала, как хорошо, что можно наконец-то распрощаться с темницей. Дрожа от рассветного холода, в одной замызганной белой рубахе до пят, Элисон слабо улыбнулась в ответ.

— Тебе являлась Мария? — спросила Анна. Девушка покачала головой.

— Ах да, конечно, ты ведь знаешь этот танец.

Элисон посмотрела на Анну, как на помешанную, но та, словно не заметив этого, придвинулась ближе, чтобы их связанные руки могли встретиться.

— Иди сюда и держи меня за руку, пока мы будем разговаривать.

Анна почувствовала прикосновение к ладони. Странным было это касание, Анна не сразу поняла, что на руке Элисон недостает двух пальцев.

Телега медленно тронулась с места и загромыхала по булыжнику, потом по доскам подъемного моста. Женщины стояли, тесно прижавшись друг к другу, не разнимая рук, глаза в глаза. Анне приходилось напрягать голос, чтобы стук колес не заглушал ее слов. Она не видела ничего вокруг, кроме тусклой, вымученной улыбки обескровленных девичьих губ. Рука Элисон была влажной, несмотря на утреннюю прохладу. Так они выехали на площадь.

Тело Макнаба сняли и привязали к столбу. Джедбургский священник влез на телегу, держа в руках веревку.

Анна отвернулась, впервые заметив угрюмые лица толпы. В глазах людей на площади любопытство мешалось со стыдом, горожане оставили свои теплые постели, оторвались от утренних трудов, дабы поглядеть, как двух женщин сожгут живьем.

Но кое-кто спозаранку уже неплохо поработал: дрова и вязанки хвороста лежали наготове у столбов, чтобы огонь горел пожарче. Священник из Джедбурга последний раз попытался разочаровать толпу. Он предложил Элисон веревку, которую в народе называли «легкой смертью». Если она отречется от своего колдовства и станет молить Церковь даровать ей прощение, ее повесят перед тем, как сжечь.

Элисон что-то зашептала, Анна напрягла слух, чтобы разобрать ее слова. Девушка стояла с опущенными глазами, с трудом разлепляя запекшиеся губы. Священник наклонился к ней поближе и приказал говорить громко и ясно, а иначе ей не миновать костра.

Элисон что было сил плюнула ему в лицо.

Священник отскочил, как ошпаренный. Анна расхохоталась. Он посмотрел на приговоренную, будто она его ограбила. Затем утерся и повернулся к Анне, теребя свою веревку.

Продолжая смеяться, Анна начала свой танец. Она крутнулась на здоровой ноге, взметнув солому, устилавшую телегу, и поймала взгляд Элисон. Ошарашенная девушка вначале смотрела непонимающе, затем тоже стала медленно двигаться. Сперва Элисон топталась на месте, будто проверяя себя. Но постепенно приноровилась к ритму Анны, и обе женщины, смеясь, закружились в танце. Будто телега была их сценой, и кроме нее в целом мире ничто не существовало.

Со стороны коновязи, где были оставлены лошади толпившихся на площади людей, раздалось пронзительное пение волынки.

Лицо священника перекосила безумная гримаса. Ноги его задергались в такт музыке. Он неуклюже взмахивал руками, не выпуская из них пеньковой веревки, вовлеченный в круговерть танца на телеге.

Магическая сила танца заворожила всех собравшихся. Подмастерья лихо отплясывали со своими хозяевами. Стража побросала топоры и пустилась в обнимку — самые догадливые подхватили подвернувшихся джедбургских теток.

Музыка звучала все громче и пронзительней.

Расталкивая возбужденную, позабывшую обо всем на свете толпу, к телеге пробирался всадник. Еще две лошади шли в поводу. Джок Армстронг длинным клинком перерезал веревки, удерживавшие тело Макнаба, и одной рукой перекинул его через седло. Подведя пони к телеге, Джок просунул лезвие в щель сбоку и перерезал путы, связывающие обеих женщин.

Анна помогла Элисон взобраться в седло и сама села верхом. Раздувая щеки, Джок играл все громче. Жители Джедбурга словно обезумели. Они прыгали, кружились, вертелись, кто во что горазд. Одеяние священника широко развевалось, шляпа давно слетела, по лицу градом струились крупные капли пота.

Пони спокойно миновали разгулявшуюся толпу и понесли всадников через спящие поля. Анна не сводила с Джока влюбленных глаз. Ей подумалось, что на сей раз не танцевал-то сам Джок.

© Rod Garcia-y-Robertson. The Spiral Dance. F&SF, February 1990.

«Сверхновая американская фантастика», 1994, №2, с.5-55

Перевод Т. Петровой.

1

Перевод Е. Любимовой.

2

Рил — быстрый шотландский танец.

3

Перевод О. Воздвиженской.

4

Кларет — церковное красное вино.

5

Перевод А. Михашовой.

6

Стихи в переводе О. Воздвиженской.