Литургические заметки - Сергей Желудков

    Это — из кондака преп. Романа Сладкопевца (перевод проф. Н. Д. Успенского). Отрывки переносят нас в VI век в эпоху становления византийского церковного Богослужения, когда творцы песнопений свободно исполняли в храмах свои все новые и новые произведения, из которых многие не вошли потом в церковные книги. В данном случае это была песенная проповедь в стихах — комментарий на евангельскую притчу о десяти девах (по Матфею, гл. 25). По-гречески «элеон» (елей, масло) и «элеос» (милость) в винительном падеже звучат одинаково. Неразумные девы не имели в сосудах елея — не имели в душе милости, любви, и потому не были допущены на праздничный пир. В приведенных отрывках — часть речи Жениха из-за запертой двери. «Не люблю бессердечного девства», — это было обличение, как выразилась уже в наше время незабвенная монахиня Мария, монашеского «самоспасения».

Такая полемически-острая стихотворная проповедь не могла удержаться в церковном Богослужении, она уступила место в литургических книгах произведениям не столь талантливым, но более соответствующим стилю, как сказали бы мы теперь, «бесконфликтного» благочестия. В наших, то есть в византийских кондаках, стихирах, канонах — очень мало комментариев к евангельской проповеди и очень много догматики.

23

«...Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус. Другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: пока не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его — не поверю.

После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди их и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим.

Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог Мой! Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны не видевшие и уверовавшие». По Иоанну, гл. 20

Христос приглашает Фому Неверующего исполнить жестокие слова свои и грубым осязанием как бы вновь растравить раны Учителя. «Принеси перст твой семо»... Потрясенный Фома не делает этого и отвечает словами раскаяния и любви: Господь Мой и Бог мой!

Таково содержание Евангелия. Мы не узнаем его в службе «Анти-Пасхи» (Неделя о Фоме):

    ... он же ощущая рукою Твое сугубое существо, со страхом вопияше верно...  О  преславного  чудесе!   Огню  сено  коснувшеся спасеся: вложив бо Фома во огненная ребра руку Иисуса Христа Бога, не спалися осязанием...  Прикоснувыйся рукою ребром нестерпимым Близнец Фома, не опалился прикосновением, но пребысть язвы осязая известное...

И т. п.

 В Евангелии — упрек Христа, в службе — похвала Фоме за «доброе неверие». В Евангелии Фома отказываетпся от неверия, в службе лезет «любопытною десницею» щупать раны Христа. В Евангелии — любовь, в службе — страх... Вот уж, действительно, Анти-Пасха.

Мы привыкли к ходячему мнению, что в византийской церковной поэзии сохраняется будто бы самое верное, самое православное восприятие Евангелия и Христианства. Служба Недели о Фоме — пример обратного порядка. Тут же вспоминаются «Богородичны» со спорным домыслом преп. Иоанна Дамаскина о Материнстве без материнских страданий («Его же неболезненно ужасно породи»). В службе 16 августа отражена вне-евангельская легенда о нерукотворном образе... В целом можно сказать, что в византийской поэзии догматические выражения действительно формально безупречны. Но в то же время она оставляет иногда чисто художественное впечатление скрытого «монофизитства». Впрочем, по справедливости надо признать, что таково же всегда и остается отношение к Личности Христа в Церкви, где Он открывается нам не во временном человеческом уничижении, а в вечной Божественной славе... Это тема уже не литургическая.

Литургически же не надо было так искажать Евангелие. «Блаженны не видевшие и уверовавшие», — вот новая «заповедь Блаженства», столь актуальная для нас сегодня. Ее не заметили византийцы.

 «... Удивительно, сколько незаслуженного внимания уделяется у нас стихирам евангельским, при полном пренебрежении вдохновенными творениями Иоанна Дамаскина и других духовно одаренных песнописцев. Ведь у нас даже рассылаются специальные указания о том, что стихиры евангельской ни в коем случае нельзя пропускать; внимание к этой стихире рассматривается как показатель уставной зрелости». Из письма. 1959

Эти евангельские стихиры так плохи, что неохота их переписывать. Вот для примера одна из них — пятая:

    О премудрых судеб Твоих, Христе! Како Петру убо плащаницами единеми дал еси разумети Твое Воскресение: Луце же и Клеопе спутешествуя беседовал еси и беседуяй, не абие Себе являеши; темже и поносим бываеши, яко един пришельствуяй во Иерусалим и не причащался в конец совета их. Но иже вся к создания пользе строя, и яже о Тебе пророчествия открыл еси, и внегде благословити хлеб познался еси има: еюже и прежде того сердца к познанию Твоему распаластася: яже и учеником собранным уже ясно проповедаста Твое Воскресение, имже помилуй нас.

    По-русски:

Как премудры Твои решения, Христе! Петру лишь плащаницею Ты дал познать Твое Воскресение. Спутешествуя Луке и Клеопе, Ты ведешь беседу с ними, не сразу открывая Себя им. Зато Ты слышишь от них укор, что Ты, вероятно, один из пришельцев в Иерусалим и безучастен к событиям, только что совершившимся в городе...

    ... Нет, не стану переписывать дальше. Как же это бездарно, какая искусственная манера обращения во втором Лице, едва ли не поучение Христу от автора. Нельзя было бы хуже отозваться на одно из самых благодатных евангельских чтений — о Явлении на пути в Эммаус... Нет, не надо этого ни петь, ни читать — не надо перегружать службу плохими стихирами.

— Как плохими стихирами?! Они преданы нам от святых подвижников.

— Да нет же, автор этих стихир никакой не подвижник — это византийский император Лев VI (X в.), имевший церковные неприятности за многоженство. Он занимался сочинением стихир и собственной властью вводил их в церковное Богослужение. Вообще же неправильно определять достоинство художественного произведения из мнений о личных качествах автора. У того же императора Льва есть сравнительно хорошие стихиры на поклонение Кресту.

—  Пусть так; но евангельские стихиры приняты Церковью и потому для нас священны.

— Да когда же, спрашивается, каким соборным актом одобрила Церковь те или другие стихиры? Без собора плохие стихиры проникли в церковное Богослужение, без собора они и исчезнут. И как обходилась Церковь девять веков без евангельских стихир императора, так великолепно обойдется без них и в дальнейшем...

— После того, как пела их тысячу лет!

— Это не увеличивает их ценности. Мы не можем обманывать себя: стихиры отвратительны. Пели их певцы, а Церковь терпела. Таков уж был этот период истории: Византии стало не до стихир, творчество оскудело, а потом и совсем остановилось, и так все это последнее наличие стихир, канонов и прочего застыло и окаменело в литургических книгах. А Русь смиренно приняла все это — хорошее и плохое — как равноценное, священное... Ныне пришло время критической ревизии, когда мы ясно увидели, что это, попросту сказать, исторический хлам, который мешает нам явить подлинные драгоценности во всей их красоте. Попробуйте так составить и так исполнить «словесную службу», чтобы все в ней было назидательно и прекрасно, все достойно этого наименования: Богослужение. Попробуйте — и вы едва наберете три, четыре стихиры на всю всенощную. Остальные — мешают... Евангельские стихиры — только пример тому и частный случай. Циркуляр же о непременном исполнении именно евангельских стихир — показатель недостаточной церковной культуры.

25

«Исполним утреннюю молитву нашу...» Почему утреннюю, ведь мы произносим это вечером? И наоборот, в Великом посту, накануне праздников Рождества, Богоявления мы вечерню служим утром. Эта неправда недопустима в церковном Богослужении.

«Всенощное бдение» составилось в свое время простым сложением служб вечерни, утрени и Первого часа, соответствующего нашему седьмому часу утра. Сегодня мы управляемся со всем этим за вечер, и таким образом само название это — «всенощная» совершенно условно. В действительно всенощном Богослужении имело какой-то смысл произнести одну просительную ектению вечером и через много часов произнести такую же просительную ектению на следующий день утром. Но нет решительно никакой нужды повторять в одном вечернем Богослужении две одинаковые великие ектений, две одинаковые сугубые ектений, две одинаковые просительные ектений. «Паки, и паки»... Малая ектения после кафизм и на каноне имела смысл во всенощном бдении. Это было приглашение к молитве после уставных чтений, во время которых все сидели. Сегодня в русской «всенощной» эти приглашения не имеют смысла.