Загадки любви - Галина Врублевская

– Арт, ты зря так говоришь. Я сама расстроена, что так получилось. Мне очень хотелось побыть с тобой наедине.

Я попыталась дотронуться до его руки, но Артур убрал ее со стола и сказал, чуть скривив губы:

– Что ж, пиши по Интернету. Это у тебя лучше получается, чем непосредственное общение.

На перроне, перед вагоном, я сама обняла Артура и поцеловала его. Его губы остались неподвижны. Хотя бы не оттолкнул, и на том спасибо.

Едва состав тронулся, Артур из-за спины проводницы крикнул:

– Не забудь передать привет Люсьене! Скажи, что в следующий приезд в Питер я обязательно ей позвоню или навещу. Можно будет и втроем куда-нибудь сходить!

Значит, все же о Люсьене он думал! Еще некоторое время я стояла на платформе, глядя вслед отходящему составу. Поезд увозил от меня и Артура, и робкие надежды на счастье.

Часть вторая

Никто не является таким, каким кажется

1

После отъезда Артура в Москву я ощутила в душе кричащую пустоту: не смогла использовать такой шанс! Ничто теперь не волновало меня, не затрагивало всерьез. Я механически читала студентам лекции, вовремя сдавала руководству отчеты, но пропал драйв. Теперь даже не было охоты отстаивать право авторства на свое исследование. Мне хотелось забыть о нечистом на руку доценте, похитившем мои идеи, но отступать было поздно, потому что за конфликтом уже наблюдала вся кафедра.

Мой руководитель Николай Тимофеевич Аношин формально еще возглавлял кафедру, хотя после перенесенного инфаркта уже три месяца находился на больничном. Несмотря на свое состояние, он время от времени звонил мне, интересовался, как продвигается работа, – я рапортовала бодрым голосом, что все в порядке. Я не хотела расстраивать его и втягивать в наш с Луниным конфликт, но профессор узнал о нем от других сотрудников и попросил навестить его.

Николай Тимофеевич проходил реабилитацию в загородном санатории – туда я и отправилась однажды утром. День выдался хотя и морозный, но безветренный, что редко случается в начале зимы. Мы вышагивали по заснеженной аллее санаторного парка, среди елей, тоже засыпанных снегом, и я не знала, как начать разговор. Я поддерживала профессора под руку, и она казалась мне слабой и дистрофичной даже под защитой его грубого драпового пальто – разве можно тревожить такого больного человека? Чем мне сможет помочь он, едва держащийся на ногах?

Но Николай Тимофеевич сам заговорил на волнующую меня тему:

– Ну, рассказывайте, Дашенька, из-за чего у вас с Луниным сыр-бор разгорелся. В общих чертах я уже в курсе, но мне важно услышать ваш рассказ.

Я изложила свою историю.

– Да-а. За Луниным и прежде водились мелкие грешки такого рода, но я списывал это на его рассеянность и небрежность: забыл дать ссылку, не упомянул соавтора. Но с возложенными на него функциями по руководству кафедрой он справляется. А теперь... не знаю, что и сказать. Обкрадывать аспиранток – это слишком уж мелко. Я вот что вам посоветую, Дашенька...

Глуховатым голосом, слегка задыхаясь на морозном воздухе, профессор объяснил мне, какие документы я должна заверить у нотариуса, с каких снять копию, куда следует подать заявление. Николай Тимофеевич, хоть и был слаб, мыслил ясно и дал мне очень полезные советы.

Мы прошли еще круг по аллее, и я, поблагодарив профессора за участие в моих делах, проводила его к санаторному корпусу. Напоследок поинтересовалась, когда он рассчитывает вернуться на кафедру. Он неопределенно пожал прямоугольными, ватными плечами пальто и поднял палец вверх, давая понять, что это известно лишь Всевышнему. Но тут же многозначительно добавил, что от дел он не отходит и, находясь на лечении, даже пишет статьи.

Последняя неделя декабря, как всегда, оказалась сумбурной. Принимала у студентов зачеты, составляла планы на будущий семестр, бегала, чтобы утвердить их в ректорате. Вопрос со статьей пришлось на время отложить. И моя электронная переписка с Артуром протекала вяло. Личное мы не затрагивали, обсуждали лишь общие материи. Иногда проводили сеансы видеосвязи, и тогда, глядя на его оживленную мимику, улыбку, прищур глаз, я вновь сожалела, что не смогла переступить в себе какой-то барьер, что испытывала сомнения, когда он гостил в нашем городе.

Текучка захлестнула меня с головой, а к ней прибавились и хлопоты с машиной! Неудачно маневрируя в нашем тесном дворе, я повредила левую фару и часть корпуса моего «лимончика», так что пришлось отогнать тачку в сервисную службу и оставить там на неделю.

За последний год, приобретя авто, я отвыкла ездить в метро и теперь тяготилась толчеей в подземке. Зато новое приближение к реальности отрезвило меня. Личные неприятности и служебные проблемы показались мне мельче и незначительнее. В общем-то у меня не так все и плохо. Имеется хорошая работа, в то время как кто-то уже потерял ее ввиду кризиса; возможность ездить на эту работу с комфортом, ведь скоро отремонтируют мой «лимончик», и я смогу забыть об этом кошмарном, душном метро.

Но сознательный позитив в один миг разрушила неожиданная встреча в вагоне. Случайные встречи в метро – почти закономерность. Тут можно столкнуться и с бывшим одноклассником, и соседом, и сотрудником с прежнего места работы. И теперь я регулярно встречала здесь своих студентов, тоже пользующихся метро.

В очередной раз, машинально отметив знакомое лицо, я кивнула парню, севшему рядом на скамью вагона. Однако его ответ заставил меня «проснуться». Он сказал: «Здрасте, здрасте, тетя Даша!» Я вскинула голову, сосредоточила на нем взгляд и поняла: это вовсе не мой студент, а Вася – сын Люсьены. За полгода, что я его не видела, он заметно вытянулся, отпустил усики – неудивительно, что в первый момент я не признала его.

– Как дела, Вася? Нравится в лицее? – прокричала я ему в ухо сквозь грохот движущегося поезда. Мне было интересно узнать, не ошиблась ли я в своей рекомендации. Ведь именно с моей подачи Вася пошел учиться на повара.

– С лицеем все о’кей! Но ваш последний подарочек, тетя Даша... Лучше бы вы его оставили себе.

Я плохо слышала его слова на фоне несмолкаемого шума – разговаривать в метро вообще трудно, приходится все время напрягать голос. Все же слова о подарке удивили, так что я была вынуждена переспросить:

– Подарок? Ты о чем? Напомни, Васек!

Поезд затормозил на очередной станции, и в наступившей относительной тишине я отчетливо услышала:

– Было бы лучше, если бы Кирилл оставался с вами. Мне такой родак на фиг не нужен, и мать с ним наплачется. Я его в упор видеть не желаю.

Я ошеломленно замолчала. И сквозь грохот вновь набирающих ход стучащих колес прошелестел мой вопрос: