В канун Хэллоуина - Маргарита Шелест

— Кто? — в глубине души я его понял без объяснений, и ещё глубже я не хотел их подтверждения. Я не хотел знать. Видя брата на грани срыва, я не хотел знать, но уже тогда знал.

— Он приходил ночью за ним, — Дейв кивнул на стол, а я чувствовал, как кровь в ногах превращается в вату.

— В смысле, Дейв? — вопрос был скорее машинальным, чем уместным.

— Скажи, — не отрываясь от амулета, продолжал брат, — ты тоже плохо спишь? С той самой ночи, да? Ты же тоже просыпаешься? Просыпаешься… Просыпаешься, зная, что ты не один?

В голове за секунду пронеслись все ночи. Это было самое точное объяснение моего состояния. Я чувствовал, что я не один. Каждую ночь я чувствовал присутствие, от которого падал пульс в венах и сердце пропускало удары.

— Этого не может быть, — вялая надежда списать на ночной кошмар заведомо была провальной, но я хотел попробовать, — может, просто сон?

Но отрицать очевидное было уже глупо.

— Дейв… а… как именно?

— Как наказание из преисподней… Будем сегодня спать вместе…

Как я ни пытался, Дейв не мог объяснить или не хотел. Он хотел убедиться, что не сошёл с ума, поэтому следующую ночь было решено спать в одной комнате.

День прошёл в кромешном молчании, брат ещё и ещё раз перерывал свои записи в поисках хоть какого-то объяснения происходящего, я же пытался собраться с мыслями и настроиться на предстоящую встречу, если, конечно, такая будет. Но я знал, что будет. Я чувствовал это противное чувство, что теперь всё будет по-другому и вернуться назад уже не получится. Тогда в разрытой могиле был путь в один конец. Отмотать время, переделать решение, изменить ход событий, пересыпать песок времени в часах назад — ничего не получится. Как часто мы так опрометчиво вершим судьбу и так глупо губим жизни. У нас с Дейвом был именно этот случай.

Сумрак наступал как неотвратимое наказание, меня буквально потряхивало, хоть я и старался держать невозмутимый вид, холодный комок уже сидел у меня в груди. Его хотелось выплюнуть, выблевать, выкричать, но была тишина. На брата было больно смотреть, в глазах потух тот самый огонь, который вёл его по жизни, не давая сдаться и отступить назад.

— Послушай… Этот амулет, — нарушил гробовую тишину Дейв, стоя у окна, — его надо будет вернуть… Верни его.

— Мы вместе его вернём, если ты хочешь.

— Дело не в том, что я хочу… Его надо вернуть… Только это не поможет, — Дейв засмеялся нездоровым, истерическим, леденящим смехом, словно пытался оставить последнее слово за собой, последний смешок над жизнью. Мне стало жутко.

— Ничего не поможет, но ты верни… верни.

Такой улыбки я никогда у него не видел — это улыбка сумасшедшего перед казнью, который смирился с ней и теперь презирает всё живое, отождествляя себя уже с другим миром.

Дейв, как никто, знал, что смерть не конец жизни, он не раз мне говорил это. Он говорил, что с его знаниями он не умрет никогда, но после смерти ему будет сложнее. На все мои расспросы он отмалчивался, оставляя меня в глупом неведении, как ребёнка, которому рассказывают про аистов и капусту. Меня это бесило, задевая самолюбие, я шёл за ним в старые склепы, помогая перебирать трухлявые кости, не раз проводил рождественский вечер на кладбище вместо семейного ужина, а он не мог мне признаться.

Мы молча сидели, наблюдая, как Луна выкатилась на чёрное небо и льёт свой липкий, невыносимый стальной свет. Чувство паники зашкаливало, перекатываясь в дрожь в ногах, перехватывая дыхание, понижая температуру тела. Было абсолютно тихо, только камин трещал уже почти догоревшими дровами, я даже стал понемногу дремать под монотонное пощёлкивание древесины. Смотря из окна на крыши соседних домов, где уютно горел свет, напоминая о жизни, которая в таком маленьком городишке не останавливались даже по ночам.

Ночь расползалась по маленьким узким улицам, своими чёрными щупальцами обвивая каждый дом, каждый переулок забирая в свои объятия. Как только стрелки часов дотронулись до отметки трёх, как по таймеру, я открыл глаза, и ужас в секунду сковал каждый капилляр в моём теле, словно каждый сосуд наполнили льдом. Это скользкий страх, который накрывает за долю секунды и холодной водой разносится по телу, лишая возможности двигаться. То, что я увидел, будет сниться мне до конца дней. Сама преисподняя поднялась на землю. Над Дейвом склонился полуразложившийся труп, который ещё несколько дней назад я видел лежащим в могиле. Бледно-синяя кожа, с впалыми чертами лица, горящими глазами, будто в них горели угли из ада. В оборванной одежде, весь в сырой могильной земле, он намертво сомкнул руки на шее брата. Дейв даже не сопротивлялся, он ещё днём смирился с участью, на его лице застыла последняя ухмылка над собственной судьбой.

От ужаса я потерял сознание (наверное, это и спасло меня от помешательства и сохранило рассудок), а когда очнулся, в окно уже заглядывали холодные лучи дневного осеннего солнца. Я был один. В какой-то момент я даже подумал, что всё было просто ночным кошмаром, всё просто приснилось. Но на полу около кровати брата была земля, а вот Дейв бесследно пропал. Паника накатила на меня новой волной, мешающейся с отчаянием, безысходностью и распространяясь по венам.

Я остался один, один в доме, в чужом городе, в жизни и, казалось, во всем мире, оно забрало брата, но амулет был ещё у меня. На ватных ногах я зашёл в спальню Дейва, где в сейфе брат хранил все находки, которые он наотрез отказался оставлять дома и, уезжая, забрал с собой. Проклятая вещица, погубившая наши жизни, лежала между ними. Отчаяние смешалось со злобой, и в какой-то момент я даже захотел просто уничтожить его. Но только в память о последней просьбе Дейва я всё-таки решился отнести проклятый кулон к его не менее проклятому владельцу. К вечеру, влив в себя не меньше бутылки виски, осознание потери притупилось, но всё ещё сжимало внутренности в тугой узел.

Я вышел в ночь, под чёрное небо, на котором не было ни одной звёзды, которая хоть как-то могла разбавить темноту. Мне показалось, что сегодня яркость фонарей гораздо меньше. Я знал путь: через три квартала, по брусчатой дороге, мимо маленькой пекарни — на старое кладбище. Закрыв осторожно дверь, я знал, что закрываю ее навсегда. Кинув последний взгляд на дом, который приютил нас, и сожалея, что где-то