Города-государства Древней Руси - Игорь Фроянов

Аналогичен социальный состав и вечевых собраний, происходивших позже, в княжение Изяслава. Однажды, в 1147 г., Изяслав «созва бояры и дружину всю и Кыяны», чтобы увлечь киевскую тысячу в поход к Суздалю на Юрия Долгорукого. «Кияне» не поддались уговорам{115}. Летописный слог и в данном случае избавляет от гаданий по поводу содержания понятия «кияне». Бояре и дружинники в данном случае отпадают, поскольку летописец о них говорит особо. Остается масса горожан, придающая вечу характер всенародного совещания.

В том же году Изяслав вновь обратился к киевскому вечу, у которого просил «воев», чтобы выступить против Давыдовичей и Святослава Всеволодовича. По свидетельству Лаврентьевской летописи, на вече «придоша кыян много множство народа и седоша у святое Софьи слышати»{116}. Ипатьевская летопись сообщает: «Кияном же всим съшедшимся от мала и до велика к святей Софьи на двор, въставшем же им в вечи»{117}. Обе летописи — и Лаврентьевская и Ипатьевская — изображают массовую сходку «киян», созванных по просьбе князя Изяслава. Это один из самых ярких примеров, иллюстрирующих народный склад киевского веча.

Сообщение о вече 1147 г. замечательно еще тем, что воспроизводит порядок ведения вечевых собраний. Перед нами отнюдь не хаотическая толпа, кричащая на разный лад, а вполне упорядоченное совещание, проходящее с соблюдением правил, выработанных вечевой практикой. Сошедшиеся к Софии киевляне рассаживаются степенно, ожидая начала веча{118}. Заседанием руководит князь, митрополит и тысяцкий: Послы, словно по этикету, приветствуют по очереди митрополита, тысяцкого, «киян». И только потом киевляне говорят им: «Молвита, с чим князь прислал». Все эти детали убеждают в наличии в Киеве XII в. более или менее сложившихся приемов ведения веча. Не случайно М. Н. Тихомиров счел вполне вероятным существование уже в эту пору протокольных записей вечевых решений{119}.

Центральное место, которое занимало вече в социально-политическом механизме Киевской волости в середине XII в., определяется не только его социальным составом, но и тем кругом вопросов, который оно решало. В компетенции веча находились вопросы, касающиеся войны и мира, избрания князей. Более того, эта компетенция распространяется даже на назначение судебно-административных «чинов». Вече активно выражает недовольство деятельностью княжеских тиунов. «Ратша ны погуби Киев, а Тудор — Вышегород», — говорят киевляне. Ответ князя весьма знаменателен: «А се вы и тивун, а по вашей воли!»{120}.

Эту необычайно красноречивую формулу князь распространяет и на все другие сферы социально-политического бытия. Он целует киевлянам крест «на всей (киевлян. — Авт.) воли»{121}. Данная формула станет особенно ходкой в Новгороде Великом. Очень важно подчеркнуть, что ее применяли в Южной Руси раньше, чем в Новгороде. Она — несомненное свидетельство больших полномочий киевской общины.

Необходимо отметить стиль обращения князей к участникам вечевых собраний в Киеве, которых они именуют словом «братие», «братья»{122}. В межкняжеском общении оно подчеркивало уважение и равенство сторон. В том же почтительном значении термин «братие» употребляется и по отношению к «киянам», собравшимся на вече. Аналогичное словоупотребление имело место на вечевых собраниях других волостных городов{123}.

Нельзя упускать из виду и другую важную подробность событий 1146–1147 гг.: киевляне «устремишася на Ратьшин двор грабить и на мечникы»{124}. Грабежу подвергается имущество зарвавшихся княжеских чиновников. С такого рода грабежами мы уже встречались и встретимся неоднократно; их социальная природа нам известна.

События 1146–1147 гг. свидетельствуют о том, что процесс развития киевской волостной общины достиг высокой точки. Городская община приобрела все признаки, характерные для произошедшего становления города-государства. Эти признаки, и прежде всего самый яркий — суверенность общины, проявляются и в дальнейшем.

Городская община Киева — доминанта в социально-политической жизни. Так, в Ипатьевской летописи сохранились примечательные описания под 1150 г. Князь Юрий Долгорукий перед лицом наступавшего Изяслава Мстиславича, «не утерпя быти в Киеве», спешно бросил город. Но Изяслава опередил Вячеслав, который «вшел в Киев» и обосновался на «Ярославли дворе». Тем временем приехал Изяслав, и киевляне «изидоша навстречу князю многое множьство и рекоша Изяславу: „Гюрги вышел из Киева, а Вячеслав седить ти в Киеве, а мы его не хочем“»{125}. Изяслав через своих посланцев просил Вячеслава перебраться в Вышгород. Тот заупрямился: «Аче ти мя убити, сыну, на сем месте, а убии, а я не еду»{126}. Изяслав Мстиславич, «поклонивъся святой Софьи», въехал на Ярославль двор «всим своим полком, и Киян с ним приде множество». Киевляне, которые, видимо, были вооружены, стали проявлять раздражение по отношению к Вячеславу. Видя это, Вячеслав счел за лучшее удалиться{127}. Городская община и на этот раз определяет, какому князю княжить в городе. Вот почему князья стремились задобрить городскую общину. Уже не раз упоминавшийся Изяслав, прогнав Юрия Долгорукого из Киева, устроил в честь победы над соперником обед, на который были приглашены горожане в большом количестве{128}. С «киянами» встречаемся на пиру у князя Вячеслава{129}. Они же пируют и у Святослава Всеволодовича{130}.

После смерти Изяслава киевляне передали стол его брату Ростиславу. «И посадиша в Киеве Ростислава кияне, рекуче ему: „яко же и брат твои Изяслав честил Вячеслава, такоже и ты чести. А до твоего живота Киев твой“»{131}. Уже В. И. Сергеевич справедливо увидел в этих словах киевлян полное осознание того, что им принадлежит право избирать князей. «Ростислав не может назначить себе наследника, кроме конечно, случая соглашения с киевлянами. Если такого соглашения не последует, они изберут по смерти его кого захотят», — писал ученый{132}.

То, что избрание князей было делом обычным и прочно укоренилось в сознании людей того времени свидетельствует и процедура ряда, который должен был заключаться между князем и городской общиной. Подробно эта процедура описана при освещении событий 1146–1147 гг. Есть в летописи и другие примеры. Когда в 1169 г. после смерти Ростислава киевляне пригласили на княжение Мстислава Изяславича, прибывший князь «възма ряд с братьею, и с дружиною, и с кияны»{133}. Вскоре, однако, он вынужден был уйти из Киева. По возвращении в 1172 г. на киевский стол ему пришлось вновь «взять ряд» с киевлянами{134}.

Не заключить ряд, не обговорить с городской общиной всех условий княжения было в те времена делом противоестественным. Замечателен в этом смысле эпизод, описанный в летописи под 1154 г. Князь Ростислав, находясь в походе против Юрия, узнал о смерти своего соправителя и дяди Вячеслава.

Ростислав вернулся в Киев, роздал имущество монастырям, церквам и нищим и вновь устремился к ратным подвигам{135}. Он прибыл «в полкы своя» и «нача думати с Святославом Всеволодовичем и с Мстиславом со Изяславичем, с сыновцем своим, и с мужи своими», предложив им предварительно поход на Чернигов. Мужи же встретили это предложение с нескрываемой тревогой и даже «боряняхуть ему поити Чернигову». Они предостерегали Ростислава: «…бог поял строя твоего Вячеслава, а ты ся еси еще с людми Киеве не утвердил, а поеди лепле в Киев, же с людми утвердися…»{136} Ростислав не внял совету мужей и горько за это поплатился.

Как видим, в основе социально-политической организации киевской волости лежала непосредственная демократия, при которой за народными массами оставалось решающее слово. Демос мог играть такую роль, опираясь не только па налаженный вечевой механизм, но и на сильную военную организацию.

В течение XII — начала XIII вв. полки воев, именуемые в летописи «киянами», играют ведущую роль во внешних войнах. Только в битве на Калке киевлян пало более 10 тыс.{137}.

Киевские вои определяют исход и межкняжеских столкновений. Возвращаясь к событиям 1146–1147 гг., вспомним, что Игорь был разбит Изяславом Мстиславичем именно по той причине, что киевское войско изменило ему, перейдя под «стяг» Изяслава{138}. Не менее красноречив и другой эпизод, произошедший с тем же Изяславом Мстиславичем, когда он уговаривал киевлян идти с ним на Юрия и Ольговичей: «Кыяном же не хотящим, глаголющим: „Мирися, княже. Мы не идем“. Он же рече, ако мир будеть, пойдете со мною, ать ми ся будет добро от силы мирити, и придоша кыяне»{139}. Это значит, что шансы заключить выгодно мир имел тот князь, за которым шла масса воев. В спешке покинув поле боя, «кыяне», «переяславцы» и «поршане» определили поражение Изяслава{140}.