Клиника «Амнезия» - Джеймс Скадамор

Отец вырос на сказках, в которых женщины рожали телят, а мужчины превращались в кондоров. Но сам он сказок никогда не рассказывал. Мать иногда просила его рассказать нам истории его бабушки, но он отвечал на это следующее: «Если желаете услышать кучу всякого крестьянского вздора, то откройте какой-нибудь учебник или попросите первого встречного кампесино, который попадется вам возле деревенской хижины, где он перетирает ячмень».

Он не читал ничего, кроме книг испанских классиков, и даже научился пришепетывать, подражая мадридскому говору. За всю свою жизнь в Испании отец был от силы лишь пару раз, да и то в командировках вместе с другими служащими строительной компании.

Ты знаешь, что все эти разговоры про революцию — чушь собачья. Согласен, метисы могут составлять треть населения нашей страны, но это не та треть, что занимает привилегированное положение в обществе; а что уж там говорить о чистокровных индейцах. Я это к чему — ты взгляни на тех, кто живет в Новом городе. Спроси кого угодно в школе или родителей твоих знакомых по спортивному клубу: они до сих пор пребывают в уверенности, что все индейцы похожи как две капли воды. Для этих людей они мало чем отличаются от животных.

Так что мой отец сильно стеснялся своего происхождения, но, кроме этого, на него огромное впечатление произвели деньги матери. Посмотри вокруг — разве такое можно купить на одни лишь докторские гонорары? Суарес и его сестра происходили из очень богатой семьи. Отцу это чрезвычайно нравилось. Я рассказываю тебе об этом исключительно для того, чтобы ты понял, что он был за человек. Он боялся самого себя, опасался, что правда о нем выплывет наружу, боялся собственной нереальности или чего-то в этом роде. Точно не знаю.

Давай-ка опрокинем еще по рюмке.

Между первой и второй… Матерь Божья, ну и крепка же эта штука! Садись ровнее. Ты меня слушаешь? Это случилось больше семи лет назад. Мне тогда было восемь. По выходным дням мы часто отправлялись в поездки на автомобиле. Родителям нравилось неожиданно срываться из города. Они ехали куда-нибудь в горы, посидеть в деревенском кафе, гулять в новом месте и все такое прочее. Мы классно проводили время, хотя я постоянно хныкал и был всем недоволен.

Однажды мы в очередной раз заехали высоко в горы. Первоначально было решено совершить пешую прогулку, однако в тот день лил сильный дождь, и вместо гор мы на машине отправились на асиенду Ла-Рена.

Это была одна из тех огромных ферм, вокруг которых вырастают настоящие деревни. Там имелись школа, церковь и даже почта. Все это предназначалось для тамошних работников и их детей. Дома и поля располагались у подножия поросших лесами гор. Воздух опьяняюще чистый.

Когда мы приехали на асиенду, там в самом разгаре был какой-то праздник. Кажется, он назывался запаро, что-то вроде индейского праздника урожая. Прекрасный повод для людей отодвинуть в сторону дела и немного повеселиться.

Батраки вот уже несколько часов старательно налегали на чичу и агвардиенте домашнего изготовления, так что многие из них уже плохо держались на ногах. По полям разгуливал бродячий оркестр, оглашая окрестности звуками музыки. Многие обитатели асиенды щеголяли в головных уборах из перьев. Повсюду были развешаны зажженные фонарики.

Мои родители были не из тех, кто будет сидеть в машине, в то время как рядом кипит жизнь. Поэтому они тоже подключились ко всеобщему веселью: что-то ели, выпивали и общались с местными жителями. Над огнем на вертеле поджаривался поросенок, рядом играли детишки. В общем, праздник удался на славу.

Я даже не знаю, как отец ухитрился так быстро напиться. Видимо, он был непривычен к крепкому самогону, который так любят пить в горах. Это самая настоящая сивуха, которая здорово бьет по мозгам. Говорят, что женщины плюют в лоханку с кукурузными зернами, после чего оставляют это пойло бродить. Такое вот дерьмо, но аборигены любят его. В самом центре того места, где происходил праздник, имелся загон для скота, а к нему пристроен сарай, где держали быков. Я сейчас не помню, как все началось, но вскоре большая часть народа сгрудилась вокруг загона, распевая песни и что-то возбужденно выкрикивая. Внутри загона я увидел кучку индейцев-батраков — для полного счастья парни решили позабавить толпу подобием корриды.

Быки, вернее, бычки были маленькими. Профессиональный тореро справился бы с ними без труда. Но индейцы — это вам не тореро: пьяные крестьяне в резиновых сапогах, опасно скользивших по раскисшей от недавнего дождя земле.

Как и следовало ожидать, зрители пришли в воодушевление. Они принялись криками подбадривать нетрезвых смельчаков, откровенно потешаясь над теми из них, кто совершал неловкие движения. Надо сказать, со стороны все это действительно смотрелось ужасно смешно. Никто не собирался убивать быков, задача состояла лишь в том, чтобы поддразнивать животных и убегать от них.

Ты знаешь, как это должно делаться. Настоящий тореро вешает на шпагу мулету, за которой начинает гоняться бык. Те парни просто изображали из себя тореадоров: бегали во всему загону, размахивая замызганными пончо. Затем выскакивали за ограждение, чтобы получить одобрительные хлопки по плечу от своих товарищей, попытаться произвести впечатление на девушек и потащить их за собой в хижину, чтобы потрахаться.

Отец в душе любил подобные индейские праздники. Вот и в тот раз он то и дело, пританцовывая в такт музыке, прикладывался к кувшину с чичей. Когда на него накатывало такое веселое настроение — или, иными словами, когда это его устраивало, — отец сбрасывал привычную маску, говорил, как это здорово быть эквадорцем, потому что любой житель этой страны вобрал в себя лучшее как из Старого Света, так и из Нового. Утонченность европейцев и духовность индейцев и тому подобное. Однако в тот день его разозлило то, как крестьяне обращались с быками, изображая из себя тореадоров.

Бык, которого они дразнили, был белым, мне это врезалось в память. Как я уже сказал, это были молодые бычки, очень боязливые. Неудивительно, что они от испуга начали набрасываться на парней, забравшихся к ним в загон. В общем, там царила полная неразбериха.

Постепенно начало смеркаться, и это тоже не шло на пользу делу. Люди стали то и дело поскальзываться. Одного парня, упавшего на землю, чуть не растоптал бык. Он еле успел убрать в сторону голову и чудом избежал копыт разъяренного животного. Толпа начала терять интерес и понемногу расходиться. Отцу не было никакой необходимости демонстрировать свое геройство.

— Эти люди творят неведомо что, — заявил он. — Это самое настоящее оскорбление лучших традиций корриды. Я покажу им, как ведет себя настоящий тореро.

И дернул же его черт объявить всем, что он хочет следующим войти в загон.

Давай сделаем еще перерыв и вернемся к текиле.

Твоя очередь.

Давай залпом!

Так на чем я остановился?

Ах да.

— Выпьем за форастеро! — сказали индейцы. Этим словом они называют любого чужака. — Форастеро покажет нам, как правильно обращаться с быками. Налейте ему еще.

Мать начала нервничать, однако виду не подавала и улыбалась. Она ни на секунду не могла представать себе, что отец способен решиться на подобное безрассудство. Не иначе как чича отбила у него ум.

Словно этого было мало, индейцы поднесли к его губам бутылку и влили в горло очередную дозу деревенского пойла. Отец даже поперхнулся и закашлялся.

— Это ему для храбрости, — сказали они, похлопали его по спине и толкнули в загон.

Отец решительно шагнул вперед. Бычок, которого крестьяне дразнили до этого, явно устал, и возле него смело отплясывали пять-шесть человек. Но какой-то молодой индеец — мне показалось, что на плантации он был за главного — сказал:

— Нет, нет, этот не подойдет. Мы лучше дадим великому тореро более достойного противника. Пусть это будет животное, приличествующее речам достопочтенного сеньора!

После этого усталого белого бычка загнали в стойло.

Я помню, что, наблюдая за этим, подумал: «Черт возьми, этого белого папа мог бы хорошо видеть в темноте». Дело в том, что уже начало смеркаться.

Трое или четверо крестьян ненадолго вошли в загон и принялись совещаться, выбирая подходящего, по их мнению, быка. Наконец они пришли к согласию и стали выталкивать из стойла более крупное и сильное животное темной масти. Я еле сдержался, чтобы не крикнуть, что это несправедливо, однако отца уже было не остановить, и мне не захотелось смущать его.

Отец стоял в центре загона. Его щегольские туфли и брюки были перепачканы грязью. Выглядел он нелепо, однако изо всех сил старался изобразить из себя истинного тореро. Толпа это поняла и принялась криками подбадривать его, а отец тем временем выполнял разминочные движения, как делают профессиональные тореро. Со стороны это смотрелось довольно комично.