Управдом - Андрей Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следователь, казалось, уснул и очнулся, только когда Травин перешел к событиям, случившимся сразу после киносеанса.
— Так почему вы с комсомольцами не пошли, или считаете для себя зазорным с рабочими людьми вечер провести? — лениво протянул Мальцев.
— Нет, — Сергей равнодушно посмотрел в окно, со следователями он сталкивался часто и душу наизнанку выворачивать не собирался. К тому же этот Мальцев не кричал, тюрьмой и расстрелом не угрожал, значит, для себя уже все решил, и то, что Сергей скажет, собственно, значение имело только для прокурора, а потом для суда. А прокурору нужны доказательства, собранные следствием, помогать в этом Мальцеву Травин не собирался. И еще, что тоже важно, кроме статьи, которую следователь упомянул, была статья, о которой ни слова сказано не было — сто шестьдесят вторая. Если совершалась кража, да еще по сговору, Мальцев должен был это внести в протокол. — Голова болела, а если бы пошел с ними, пришлось бы в собрании участвовать. Отказаться неудобно, как-никак пролетарская молодежь, энтузиасты, они ведь за общее дело радеют, ну а идти вместе — значит, вроде как согласен.
— Голова, значит, болела?
— Контузия у меня, — кивнул Травин. — После Карельского фронта, где я с беляками сражался. Не лечится ничем.
— И даже водка не помогает?
— Я же сказал, ничем. Только лечь и попытаться уснуть.
— Хорошо, — следователь чиркнул что-то карандашом на листе бумаги. — Вы пошли по улице Сазонова. Знали, что она не освещается и что в основном по ней транспорт гужевой ездит?
— Нет, я тут недавно. Думал, раз улица, значит, и фонари должны быть, и мостовая.
— Значит, считаете, что советская власть недостаточно заботится о горожанах?
— Считаю, что мы строим коммунизм. А при коммунизме все улицы будут рано или поздно замощены и освещены фонарями. И если сейчас есть отдельные недостатки, то мы их обязательно исправим.
— Хорошо, — следователь сморщился, словно лимон съел. — А потом вы прошли мимо склада кооператива «Светлый путь», где хранятся товары государственной мануфактуры.
— Я шел мимо складов, — терпеливо объяснил Травин, — и рядом с одним из них увидел людей. Подошел спросить дорогу, а они напали. Какой там именно склад был, я не знаю, это не мой участок.
— Мне картина видится иной, — Мальцев чуть наклонился вперед, — вы, Сергей Олегович, в сговоре с бандитом Панченко решили обокрасть склад с тканями. Подельник ваш ждал вас возле места назначения, вы, пользуясь служебным положением, подошли к сторожу, усыпили его подозрения, ударили по голове, а потом, пользуясь его бессознательным состоянием, вместе с Панченко совершили кражу текстильной продукции. Что-то не поделили, может, хотели все себе захапать, и с Панченко расправились. С особой жестокостью, множественные переломы, выдавленные глаза, не церемонились вы с ним. Это увидели братья Матвеевы, работники мануфактурной фабрики. Их роль пока следствию недостаточно ясна, но, скорее всего, случайные прохожие. Матвеевы решили вас задержать, вы их тоже убили из огнестрельного оружия. И потом, чтобы скрыть свое участие в преступлении, изобразили произошедшее так, словно случайно наткнулись на них. Правильно я говорю? Сознавайтесь, Травин, вы не на службе, максимум, что вам светит — десять лет, да еще судья скостит половину, а то и больше, отбудете срок в лагере, выйдете на волю с чистой совестью.
— Половину скостит? — Травин заинтересованно посмотрел на следователя.
— Только если сдадите других участников ограбления — не себе же вы столько материи решили взять.
— Заманчиво. Но нет, не делал я ничего такого, гражданин следователь. Шел мимо, случайно наткнулся на людей, спросил дорогу. Они меня попытались убить, я сопротивлялся. Никаких преступных действий не совершал, о характере совершаемого деяния догадался только тогда, когда Панченко начал мне угрожать револьвером.
— А потом вдруг засунул его обратно и с ножичком напал? Ты мне горбатого не лепи, сказки будешь прокурору рассказывать, он такое любит.
Травин пожал плечами, возражать не стал.
— Элла Прокловна, пожалуйста, оставьте нас на минуту, — попросил Мальцев.
Стенографистка послушно вышла, оставив блокнот и карандаш на стуле.
— В общем, так, — следователь тяжело вздохнул, — или ты, Травин, сознаешься во всем, и я тебе гарантирую три года, с Матвеевыми непонятно пока, может, и вправду как подельники пойдут — родственников у них нет, а самим им уже все равно. Пойдешь по сто тридцать девятой[4], получишь по полной, исправительными работами не отделаешься, тут уж извини. Но чтобы всех подельников мне сдал: и того, кто мануфактуру берет, и кто подводу дал, и кто на плоту вас ждал. Или загремишь ты на десять лет, а то и отягчающие обстоятельства найдут, как-никак ваш коммунхоз к НКВД приписан[5], а значит, можно сказать, ты при исполнении был. Выбирать тебе.
И выразительно посмотрел на распахнутое окно, мол, вон она, свобода. Но Сергей остался сидеть, не делая попыток сбежать.
— Хорошо, — подумав, сказал он. — Зовите стенографистку.
— Элла Прокловна, — крикнул Мальцев, — идите сюда, запишем добровольное признание.
Стенографистка села обратно на стул, положила блокнот на колени.
— Ну же, Сергей Олегович, облегчите душу.
— Я атеист, в существование души не верю, — Травин улыбнулся. — Еще раз настаиваю на том, что ничего противозаконного не совершал, напротив, пытался предотвратить совершение преступления. С Панченко и Матвеевыми, о которых упомянул следователь, знаком не был, видел их в первый раз, сам первым не нападал, физическое воздействие оказал только тогда, когда понял, что передо мной — грабители, и только в ответ на их действия. После того как обезвредил одного из преступников, произвел выстрел в воздух, чтобы привлечь внимание правоохранительных органов, и уже потом в двух остальных, пытавшихся напасть на меня с холодным оружием. Был тяжело ранен, потерял сознание, очнулся уже в больнице, где мне оказали медицинскую помощь. Так что, гражданин следователь, я задержан или арестован?
Мальцев недовольно нахмурился.
— Можете идти, — наконец сказал он. — Элла Прокловна, беседа с подозреваемым окончена. А вы, Сергей Олегович, из города не уезжайте, я вызову вас на допрос. Дело не закрыто.
— Конечно, — Травин поднялся. — Как только вы мне выпишете документ и повестку пришлете.
— Подпишешь бумажку в отделении милиции, — буркнул следователь. — И… Травин, если я замечу, что ты хоть где-то оступился, вот даже в самых мелочах, снисхождения не будет. Это тебе не столичное угро, где на грешки глаза закрывают, ты государственный служащий, а значит, и спрос с тебя особый. Иди, глаза бы
