Южный Урал, № 2—3 - Алексей Сурков

И л ь я. А что мы плохого делаем?

В е р а. Впрочем, да. Мы просто… любим. И больше ничего.

И л ь я. Любим?!

В е р а. Очень!

Они стоят, держась за руки, совершенно счастливые.

Вера припадает к плечу Ильи. Случайно она запрокидывает голову и замечает портрет, на котором Сталин и Горький. Портрет замечает и Илья, и они, смущенные, отодвигаются друг от друга.

Входит Ефимушкин. Илья и Вера, как по команде, встают.

Е ф и м у ш к и н (подходит к своему столу). Задержался.

В е р а. Я тоже… задержалась. (Прощается за руку с Ефимушкиным.) Да, Александр Егорович, ведь вы вызывали меня по делу? А я заговорила вас, простите меня, болтушку, и… Я вас слушаю.

Е ф и м у ш к и н (хитровато поглядывая на Илью и Веру). Да, собственно, дело так заметно поправилось, что нет смысла о нем и говорить.

В е р а. Тогда… до свиданья.

Е ф и м у ш к и н. Всего доброго. (Вера уходит.) Какая она умница…

И л ь я. Пожалуй.

Е ф и м у ш к и н. И красавица.

И л ь я. Вот уж не сказал бы.

Е ф и м у ш к и н. Ах, плут! (Серьезно.) До́ма-то как?

И л ь я. Так себе. (Пауза.) Василий в общежитии живет. Дома так и не появляется.

Е ф и м у ш к и н. Нужно найти с ним общий язык. Терпеливо воспитывать.

И л ь я. Трудно.

Е ф и м у ш к и н. А, думаешь, с тобой легко? (Сухо.) Зачем ты пришел?

И л ь я. Выздоровел я… На работу надо. Что мне делать… и как?

Е ф и м у ш к и н. Почему ты спрашиваешь об этом у меня? Здесь не отдел кадров.

И л ь я. Я считал, что… как коммунист, я должен…

Е ф и м у ш к и н. Коммунист, говоришь?

И л ь я. Неужели мой поступок.. Не из корысти же я, Александр Егорович. И не по глупости нашкодил… Сколько я раз просил: дайте забои. Одни добрые пожелания… За директором — Безуглый. Ну, сердце у меня и вырвалось… Обводненный забой, не обводненный — определенно это не было известно. Я и… рискнул…

Е ф и м у ш к и н. Очертя голову… Узнаю молодца по походке.

И л ь я. Для себя ли я, Александр Егорович?

Е ф и м у ш к и н. Спокойно! Без истерики… Знаю, что не для себя.

И л ь я. Не из честолюбия!

Е ф и м у ш к и н. Тоже знаю.

И л ь я. Зажимают… палки в колеса…

Е ф и м у ш к и н. Зажимают, мешают… Ты же так гордишься тем, что ты проходчик. А знаешь, какие мы проходчики? Идем сквозь многовековую толщу эгоизма и косности — особой твердости порода. Значит и выдержка нам нужна особая. А у тебя? Кандидат партии… Где твоя выдержка? Разум твой — помутился? Думаешь, дорога в партию открывается каким-то исключительным делом? Чудак!.. Если бы даже твоя машина совсем не удалась, — эта дорога тебе не заказана. А вот за такие выверты… тут и десять изобретений не помогут. (Пауза.) Ты достоин, очень во многом достоин, а все же… оступился ты…

Пауза.

И л ь я. Два года… дни и ночи… Ведь все, все — и машина эта, и работа… учеба даже, и все, что у меня дальше — для партии, без остатка…

Входит Никонов. Вернее, он врывается, усталый и радостно взволнованный.

Н и к о н о в (сразу направляясь к Илье). Здесь! Поймал… Простите, товарищи, у вас какой-то разговор? Но это неважно… То есть по сравнению с тем, что у меня… (Трясет за плечи Илью.) Я к тебе домой бегал. Да, да, туда и обратно — при моей-то комплекции… Сказали — в парткоме…

Е ф и м у ш к и н. Может, вы присядете, Иван Петрович?

Н и к о н о в (садится). Понимаете, ведь я нашел! Нашел дефект конструкции и устранил его.

И л ь я. Неужели?!

Н и к о н о в. Вот мои вычисления… (Показывает Илье листок.) Смотрите… (Илья читает про себя написанное. Хватает карандаш, проверяет вычисления.) Теперь конструкция безупречна. В серийное производство!

Е ф и м у ш к и н. Сделайте пока хотя бы несколько экземпляров.

Н и к о н о в. Недельку мы посидим в механических мастерских, потом — в забой.

И л ь я (окончив вычисления). Правильно!

Н и к о н о в. То-то же, молодой человек. (Обнимается с Ильей.) В мастерские, завтра же в мастерские. (Илья заметно смущен.) Что ты? Думаешь, за неделю не успеем?

И л ь я. Нет… я еще…

Н и к о н о в. Ты не поправился?

И л ь я. Я не знаю, как тут со мною…

Н и к о н о в. Ну, ну, молодой человек! Сейчас я с директором. Он здесь, в коридоре, коменданта общежития распекает… (Никонов выходит, а затем входит с Фуреговым.)

Ф у р е г о в (задерживается в дверях и кричит в коридор). Каждую неделю менять постельное белье! Повесить портреты, гардины, поставить цветы… Там живут молодые рабочие, наш золотой фонд!

Н и к о н о в. Я не думаю, чтобы Николай Порфирьевич в такой ответственный момент…

Ф у р е г о в. Какой тут еще момент?

Н и к о н о в. Я устранил дефект конструкции.

Ф у р е г о в. А? Как?..

Н и к о н о в. Так, что наши четыре бура будут входить в самую твердую породу, в колчедан, как в простую глину. Двенадцать тысяч оборотов в минуту!

Ф у р е г о в. И на долго этот восторг?

Н и к о н о в. Навсегда.

Ф у р е г о в. Дай-то боже.

Н и к о н о в. Теперь — мастерская, потом — шахта… И я не могу без Ильи Максимовича.

Ф у р е г о в. Что же вы хотите? Чтобы я допустил к работе лихача? Кто гарантирует, что завтра он не повторит своей мальчишеской выходки?

Е ф и м у ш к и н. Я.

Ф у р е г о в. Что?

Е ф и м у ш к и н. Я гарантирую… Иван Петрович, будьте добры зайдите пожалуйста с Буториным в парткабинет.

Никонов и Илья выходят.

Ф у р е г о в. Не быть ему бригадиром, простым бурильщиком не быть! Не в шахту, а на конный двор, милости просим.

Е ф и м у ш к и н. Стоп, не зарывайся. (Пауза.) Ты, оказывается, наложил-таки лапку на министерский наряд.

Ф у р е г о в. Решил инструмент расходовать экономно.

Е ф и м у ш к и н. А как же многозабойное обуривание, постройка буровых агрегатов?

Ф у р е г о в. Будем двигать. И люди найдутся. На Буторине свет клином не сошелся. Осмотримся, соберемся с силами — и будем двигать. Новаторский метод! — кто посмеет зажимать? Новому, передовому — самую широкую дорогу.

Е ф и м у ш к и н. Интересная деталь… Когда люди хотят скрыть свою неприглядную наготу, они напяливают на себя самые передовые лозунги. Юлишь, Порфирьич, юлишь.

Ф у р е г о в. С моей-то простотой? Зол ты, Егорыч, зол на меня.

Е ф и м у ш к и н. А и не скрываю. Зол. Очень зол! Сними лапу с наряда. Дай новаторам дорогу.

Ф у р е г о в. Инструмент ломать? Забои топить?

Е ф и м у ш к и н. Если бы мы обеспечили Буторину два подготовленных забоя — аварии не произошло бы. Ты обещал ему несколько забоев — что ты ему дал?

Ф у р е г о в. Защищаешь?

Е ф и м у ш к и н. Нет, я его не защищаю. Ты это еще увидишь. Я требую внимания к новому. Я требую пересмотра нашей системы эксплоатации месторождения. Судьба проекта Щадных и этой новой машины — это и судьба нашего рудника.

Ф у р е г о в. Думаю и я о судьбе рудника, Егорыч. Рудник для меня все: и жизнь тут моя и все мои радости. Думаю… Иногда поспорю с тобой или вот — с Буториным… поспорю, а на душе так гадко… Вижу ведь и пользу квершлага, даже каким-то уголком души верю и в эту машину. Но, понимаешь, боюсь… Сегодня, сегодня — ни дохнуть, ни охнуть. А квершлаг — это ведь еще для завтра…

Е ф и м у ш к и н. Слушай, Николай Порфирьич, скажи мне по совести, чем ты помимо службы занимаешься?

Ф у р е г о в. Помимо службы? Не знаю даже, бывает ли у меня такое время. Ну, если выпадет минутка — семья… Туфельки там всякие… А почему ты так это вдруг?..

Е ф и м у ш к и н. А ты читаешь?

Ф у р е г о в. Что?

Е ф и м у ш к и н. Книги.

Ф у р е г о в. Каждый день, перед сном… Вчера, например, так и уснул с «Белой березой». Захватывающая вещь.

Е ф и м у ш к и н. Так-так… А что-нибудь другое раскрываешь? Ну, скажем, из классиков марксизма…

Ф у р е г о в. А как же! Разве без этого можно? И сталь покрывается ржавчиной, если ее не чистить.

Е ф и м у ш к и н. Хлестко сказано. Что же ты в последнее время изучаешь? Прости мое любопытство.

Ф у р е г о в. Гм… ну, вообще… И Ленина, и Сталина. У меня весь Маркс и Энгельс…

Е ф и м у ш к и н. В шкафу на полке?

Ф у р е г о в. А где же им еще?..

Е ф и м у ш к и н (стучит себе пальцем по голове). Более обязательное место.

Ф у р е г о в. Мне кажется, ты хотел говорить о Буторине?

Е ф и м у ш к и н. Давай пока о Фурегове… Что ты будешь делать завтра? Пятилетка-то кончается.