От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным - Наталья Геворкян

— Была создана депутатская комиссия, возглавляемая Мариной Салье, которая провела специальное расследование?

— Да там фактически расследования никакого не было. Да и быть не могло. В уголовном порядке преследовать было не за что и некого.

— Тогда откуда взялась вся эта история о коррупции?

— Я думаю, что этот скандал часть депутатов пыталась использовать для воздействия на Собчака, чтобы он меня уволил.

— За что?

— За то, что я — бывший кэгэбэшник. Хотя, я думаю, за этим стояли и другие мотивы. Некоторые депутаты напрямую работали с теми фирмами, которые хотели на этих сделках заработать, а им ничего не досталось, вот они и нашли злого кэгэбэшника, который мешал, и его надо было изгнать. А на это место хотели поставить своего человека.

Я считаю, что город, конечно, не сделал всего, что мог. Нужно было теснее работать с правоохранительными органами и палкой выбивать из этих фирм обещанное. Но подавать на них в суд было бессмысленно — они растворялись немедленно: прекращали свою деятельность, вывозили товар. По существу, предъявить-то им было нечего. Вспомните то время — тогда сплошь и рядом возникали какие-то конторы, финансовые пирамиды, МММ… Мы просто этого не ожидали.

Вы поймите, мы же не занимались торговлей. Комитет по внешним связям сам ничем не торговал, ничего не покупал, ничего не продавал. Это же не внешнеторговая организация.

— А выдача лицензий?

— Лицензии мы не имели право давать. В том-то все и дело. Лицензии давали подразделения министерства внешнеэкономических связей. Это федеральная структура, не имевшая никакого отношения к администрации города.

СЕРГЕЙ РОЛДУГИН:

Володя сильно изменился, когда начал работать в мэрии. Мы стали редко видеться.

Он очень занят был — уезжал из дома рано, приезжал ночью. И конечно, уставал.

Даже когда мы шашлыки жарили на даче, он ходил вдоль забора, о чем-то думал. Он где-то был в другом месте.

Он с головой ушел в санкт-петербургские дела и как-то высох в смысле души, мне так показалось. Он прагматиком стал.

МАРИНА ЕНТАЛЬЦЕВА:

У Путиных была собака, кавказская овчарка. Ее звали Малыш. Собака жила на даче и все время делала подкопы под забор, пыталась выскочить наружу. Однажды она все-таки выскочила и попала под машину. Людмила Александровна ее схватила, повезла в ветеринарную клинику. Оттуда звонит в приемную и просит передать мужу, что спасти собаку не удалось.

Захожу в кабинет к Владимиру Владимировичу и говорю: «Вы знаете… такая ситуация… Малыш погиб». Смотрю, а у него на лице ноль эмоций. Я так удивилась отсутствию какой-либо реакции, что не удержалась и спросила: «Вам что, уже об этом кто-то сказал?» А он спокойно: «Нет, вы первая мне об этом говорите». И тут я поняла, что ляпнула что-то не то.

На самом же деле он очень эмоциональный человек. Но, когда надо, умеет скрыть свои чувства. Хотя расслабляться тоже умеет.

«Соприкоснулись с прекрасным, пора отваливать»

Как-то раз в Гамбурге мы с друзьями пошли на эротическое шоу. Впрочем, вряд ли его можно было назвать эротическим — пожалуй, покруче. Но мы с женами были! Это они начали уговаривать меня: «Ну давай, своди нас куда-нибудь на что-нибудь такое…» Они первый раз оказались за границей. «Может, не надо?» — «Надо, надо, мы хотим, мы уже большие!» — «Ну ладно, вы сами этого хотели».

Пришли, сели за столик. Началось. Вышли солисты афроамериканского происхождения:

негр такой здоровый, метра под два ростом, и негритяночка, совсем маленькая девочка. И вот они не спеша раздеваются под хорошую музыку, и началось. Вдруг смотрю, жена моего друга, не отрывая глаз от этой парочки, поднялась со стула, встала и вдруг — бах! — потеряла сознание. Хорошо, ее в последнюю секунду муж поймал, а то ударилась бы головой.

Привели ее в чувство и повели в туалет — лицо сполоснуть. Поднялись на второй этаж, идем, а в это время у солистов номер закончился, они со сцены вышли и мимо нее проходят в чем мама родила. Она их увидела — и опять ба-бах — в обморок!

Вернулась, села. Я спросил: «Ну, как ты?» Пряча глаза, отвечает: «Видимо, я съела что-нибудь». — «Я знаю, что ты съела. Пошли отсюда». «Нет-нет, ничего, все нормально, все в порядке, это пройдет». Я говорю: «Нет уж, пойдем, всего насмотрелись, соприкоснулись с прекрасным, пора отваливать».

Если что, я там находился в качестве поводыря, знающего немецкий язык. К тому же я не первый раз был в Гамбурге и, не поверите, по долгу службы изучал их злачные места: мы в то время пытались навести порядок в игорном бизнесе Санкт-Петербурга.

Тогда я считал, не знаю, правильно или нет, что игорный бизнес — это такая сфера деятельности, в которой должна быть монополия государства. Но моя позиция противоречила уже принятому Закону об антимонопольной деятельности. Тем не менее я попытался сделать так, чтобы государство в лице города установило жесткий контроль над игорной сферой.

Для этого мы создали муниципальное предприятие, которое никакими казино не владело, но контролировало 51 процент акций игорных заведений города. В это предприятие были делегированы представители основных контролирующих организаций:

ФСБ, налоговой полиции, налоговой инспекции. Расчет был в том, что государство, как акционер, будет получать дивиденды с 51 процента акций.

На самом деле это была ошибка, потому что можно было владеть каким угодно пакетом акций и при этом ничего не проконтролировать: ведь все деньги со столов уходили черным налом.

Владельцы казино показывали нам только убытки. То есть в тот момент, когда мы подсчитывали прибыль и решали, куда можно будет ее направить — на развитие городского хозяйства, на поддержание социальной сферы, — они смеялись над нами и показывали убытки. Это была классическая ошибка людей, которые впервые столкнулись с рынком.

Позже, особенно во время предвыборной кампании Анатолия Собчака в 1996 году, наши политические оппоненты пытались найти какой-то криминал в наших действиях, обвинить нас в коррупции. Мол, мэрия занималась игорным бизнесом. Смешно было это читать. Все, что мы делали, было абсолютно прозрачно.

Можно только спорить о том, правильно ли это было с экономической точки зрения.

Судя по тому, что схема оказалась неэффективной и с ее помощью не удалось достичь задуманного, — надо признать, что она была не продумана до конца.

Но если бы я остался работать в Питере, все равно эти казино додушил бы. Я бы их всех заставил работать на нужды общества и делиться с городом своими прибылями.

Эти деньги пошли бы пенсионерам, учителям и врачам.

«С оглушительным грохотом»

ВЛАДИМИР ЧУРОВ:

Неприятный инцидент произошел у нас во время визита вице-президента США Альберта Гора, когда его встречали в аэропорту. Сотрудник генерального консульства США в Санкт-Петербурге грубо повел себя с кем-то из руководителей города. Не помню точно, что там случилось, но, по-моему, он как-то грубо оттолкнул командующего округом. И после этого последовало официальное заявление Владимира Путина, что мы в администрации города этого человека принимать отказываемся.

Разрешать конфликт приезжал посол Соединенных Штатов Америки в России. И через некоторое время отозвали не только этого сотрудника, но и генерального консула.

Путина весь дипломатический корпус очень сильно зауважал.

Второй такой политический международный скандал случился в Гамбурге в марте 1994 года. Президент Эстонии Леннарт Мери, который, кстати, был хорошо знаком с Путиным и с Собчаком, позволил себе грубые выпады в адрес России в публичном выступлении на семинаре Европейского союза. Путин был в зале вместе с другими российскими дипломатами. После того как Мери в очередной раз грубо сказал про оккупантов, имея в виду Россию, Путин не стерпел. Он встал и демонстративно вышел из зала после этих слов. Это выглядело впечатляюще: заседали в Рыцарском зале с десятиметровыми потолками и мраморным полом, и когда он шел, в полной тишине каждый его шаг отдавался под сводами эхом. В довершение ко всему огромная кованая дверь захлопнулась за ним с оглушительным грохотом. Как Путин сам потом рассказывал, он даже пытался ее придержать, но не смог.

Наш МИД потом одобрил этот поступок.

МАРИНА ЕНТАЛЬЦЕВА:

Меня всегда удивляло, что он совершенно спокойно общается с людьми очень высокого уровня, с иностранными делегациями. Обычно же, когда разговариваешь с большими начальниками, возникает какое-то чувство стеснения, неловкости. А Владимир Владимирович с любым руководством всегда держался непринужденно. Я ему завидовала и думала, как бы мне научиться этому.

Я даже потом была удивлена, когда его супруга как-то сказала мне, что Владимир Владимирович по натуре достаточно стеснительный человек и ему пришлось очень долго работать над собой, чтобы по крайней мере казаться таким непринужденным в общении с людьми.