Мятежный дух - Барб Хенди

Капюшон ее серо-зеленого плаща покоился на плечах, не скрывая длинных золотистых волос. У большинства эльфов волосы были прямые, но локоны Фретфарэ ниспадали на ее узкие плечи мягкими волнами — если только она не стягивала их ремешком на затылке.

Сегодня Фретфарэ не стала подбирать волосы, лишь заправила их за продолговатые, заостренные кверху уши.

Ее большие янтарные глаза были необычайно узки, тонкие губы плотно сжаты. Из-за чрезмерно хрупкого сложения она казалась высокой, хотя на самом деле была куда ниже прочих эльфов. Она была коварлеаса — доверенный советник, — и потому анмаглахки высоко почитали ее.

— Как ты? — спросила Фретфарэ — она всегда беспокоилась о нем.

Вельмидревний Отче с усилием поднял хрупкую костлявую руку и жестом указал на подушки, лежавшие перед его альковом.

— Хорошо. Садись.

Фретфарэ устроилась на подушках, скрестив ноги.

— Были какие-нибудь известия о нарушителях? Сгэйльшеллеахэ что-нибудь сообщал?

— Нет, но они идут сюда. Сгэйльшеллеахэ приведет к нам Лиишила.

Вельмидревний велел Сгэйльшеллеахэ — Тени Ивы — взять несколько анмаглахков и перехватить Лиишила прежде, чем это живое святотатство ступит на земли эльфов без должного присмотру. Сейчас, однако, ему и Фретфарэ нужно было обсудить дела поважнее.

— Ты поможешь мне сделать Лиишилу предложение, — продолжал он. — Предложение, о котором никто больше не должен знать.

Фретфарэ вскинула густые брови.

— Безусловно, Отче, но какую сделку можно заключить с подобной… особью? Он не один из нас, и кровь у него… порченая.

Вельмидревний Отче улыбнулся, и глаза ее засияли ответным теплом. Фретфарэ никогда не воспринимала своего собеседника как иссохший полутруп, каким сознавал себя он сам. Ее не смущали ни редкие белесые волосы, ни высохшая кожа, которая туго обтягивала длинное костлявое лицо.

— Все верно, — признал он. — В жилах Лиишила течет людская кровь, а людям доверять нельзя. Однако он идет сюда за своей матерью, предательницей Куиринейной, и именно потому я не намерен ему мешать. Куиринейна не могла действовать в одиночку, и мы должны обнаружить ее сообщников. Мы пообещаем Лиишилу что угодно, даже отдать ему мать в обмен на его услуги. Таким обещанием мы обеспечим себе его преданность… до тех пор, пока будем в ней нуждаться.

Предательство Куиринейны мучило Вельмидревнего Отче ноющей болью во впалой груди. Своей цели ее измена в итоге не достигла. Дармут после многолетних проволочек все же убит. Теперь в его бывших владениях воцарятся распри, а другие тираны Войнордов вцепятся друг другу в глотки, сражаясь за легкую добычу.

С тех пор как в незапамятные времена зародилась каста анмаглахков, сородичи Вельмидревнего относились к его деятельности с глубоким почтением. Куиринейна посеяла среди собратьев по касте сомнения и ложь. Их надлежит искоренить прежде, чем опасные веяния распространятся дальше, проникнув даже в души старейших членов касты. Или это уже случилось? Одновременно с этой тревожной мыслью в памяти Аойшенис-Ахарэ всплыло еще одно имя.

Бротандуиве — Пес во Тьме — друг покойной Эйллеан, одной из величайших анмаглахков.

Эйллеан подала голос за Фретфарэ, когда та еще девчонкой, едва получившей имя, пришла просить о чести вступить в касту анмаглахков. Казалось невероятным, что в Эйллеан можно усомниться, однако же она произвела на свет Куиринейну-изменницу, а потом отдала жизнь, спасая свою заблудшую дочь. В свою очередь, Куиринейна произвела на свет сына-полукровку.

Какой путь избрал Бротандуиве, оказавшись между этими двумя женщинами своей касты — верной Эйллеан и лживой Куиринейной?

Фретфарэ изобразила неподдельное изумление и поджала тонкие губы.

— Пообещать ему что угодно?… Хорошо, Отче, но с какой же стати нам так полагаться на полукровку? Разоблачить заговорщиков могут и наши сородичи…

Вельмидревний Отче поднял палец с пожелтевшим ногтем.

— Ради нашего народа… и ради того, чтобы он пережил грядущие опасные времена, мы должны следовать именно этой тропой. Как только Лиишил появится, приведи его ко мне. А о том, что я сейчас говорил, — молчи. Ты — моя рука за пределами этого дуба… А теперь мне нужно отдохнуть.

Фретфарэ поднялась, глядя на него с подлинно дочерней нежностью.

— Я попозже принесу еды и чаю.

Выходя из древесной кельи Аойшенис-Ахарэ, она остановилась на пороге и оглянулась на него. И, едва заметно наклонив голову, прошептала девиз своей касты:

— Во тьме и безмолвии, Отче.

Вельмидревний опустил веки, ибо слишком устал, чтобы наклонять голову.

— Во тьме и безмолвии, — ответил он.

Сознание Вельмидревнего переместилось в древесную плоть старого дуба. Он глядел, как Фретфарэ миновала задернутый занавесями выход и шагнула наружу, в будничную жизнь Криджеахэ.

Он не мог бы сильнее гордиться ею, даже будь то родная дочь, плоть от плоти его и кровь от крови.

И однако же куда больше были дороги Вельмидревнему его каста и кланы его народа. Вот почему он в далекой древности привел их сюда, в этот край. Здесь они пребывали в безопасности, отгородившись от людей с их порченой кровью, невежественным разумом и слабым духом.

Вельмидревний Отче сделал глубокий вдох, силясь побороть пришедший из прошлого страх.

И все равно волны страха накрывали его с головой.

Давно потерялся счет годам, десятилетиям, даже столетиям, но все так же свежи оставались самые яркие воспоминания о войне, которая уничтожила его мир. И о незримом противнике, который носил множество имен. Во тьме он нашептывал своим рабам и прислужникам — тем, кто развращен, слабоволен, тем, кто жаждет власти любой ценой. А когда наступали поражение и смерть, он попросту погружался в сон.

Но он вернется.

Вельмидревний знал это, верил в это, содрогаясь от ужаса. Он чуял, как Древний Враг, точно червь, прогрызает себе дорогу в недрах земных. Ему осталось только пробудиться и проявить себя так, как он сочтет возможным, — и начать новую войну.

Только на сей раз людские орды не станут, как когда-то, его покорным орудием. Вопреки всем неразумным деяниям Куиринейны и ее сообщников, он, Аойшенис-Ахарэ, позаботится о том, чтобы этого не случилось. Он изничтожит все орудия Древнего Врага, и пускай тот ярится, бессильный, в своем тайном логове. Его мудрость, его воля, его анмаглахки сохранят и защитят их народ.

Вельмидревний Отче медленно погружался в дрему, но, как всегда, неглубокую. И среди его снов был один, который вот уже много столетий приходил к нему каждую ночь.

Повсюду, насколько хватает глаз, окровавленную землю устилают изувеченные трупы. Цепенея душой и разумом, он стоит недвижно до тех пор, пока эту чудовищную картину не укроют сумерки. Лишь тогда оборачивается он — в колчане пусто, рука судорожно сжимает окровавленное копье.