В постели с врагом - Джейн Харри

— А твои родители живы? — как бы между прочим осведомился гость.

— Отец умер несколько лет назад, — тихо ответила Лилиан. — А мать второй раз вышла замуж — за вдовца, с дочерью от первого брака примерно моих лет.

— Ага! Это и есть мама несносной сопливки, — догадался Гийом. — Ты ее поэтому не любишь?

— У меня нет ни малейших причин ее не любить, — пожала плечами Лилиан. — Просто у нас с ней мало общего, вот и все.

Гийом перевернул очередную страницу — и так и впился взглядом в одну из фотографий.

— А это конечно же Эжен. До чего странно!

— Что странно? — тут же насторожилась молодая женщина.

— А то, что других мужчин я в этом альбоме не вижу. — Голос его звучал ровно и бесстрастно. — Неужели больше никто за тобой не ухаживал, моя Лилиан? Как насчет ошибок молодости? Или ты их все тоже стерла из памяти и замазала побелкой?

— Молодые люди у меня, конечно же, были, — холодно сказала она. — Но ни один из них ничего для меня не значил. Вы довольны?

Гийом вновь вгляделся в фотографию счастливого избранника.

— А Эжен для тебя дороже всех сокровищ мира — точно так же, как и ты для него, верно?

— Разумеется. Но зачем вы задаете столько вопросов?

— Затем, что хочу знать о тебе все, mon amour. Все до мельчайших подробностей.

В горле Лилиан разом пересохло.

— Но никому из нас не дано узнать ближнего своего настолько близко.

— Тогда, возможно, я буду первым.

Гийом захлопнул фотоальбом и положил его на стол. Затем поднялся, снял пиджак, швырнул его на спинку стула и, в два шага преодолев разделяющее их расстояние, завладел руками Лилиан и рывком поднял ее на ноги. Сопротивляться она даже и не пыталась. Сердце ее тревожно билось в груди, в расширенных глазах отражалась паника — и затаенное предвкушение неведомых доселе восторгов.

— А начну я с твоих губ, — пообещал Гийом.

— Нет, — вдруг испугавшись, хрипло выдохнула Лилиан, когда на плечи ей легли сильные руки. — Вы не можете… не имеете права! Вы обещали, что на сегодня я в безопасности.

— Так оно и было, ma belle? — в голосе Гийома звенел смех, но слышались в нем и иные, пугающие нотки. — Однако часы уже пробили полночь. «Сегодня» миновало, наступило «завтра». А насчет «завтра» мы ни о чем не договаривались, — и он мягко добавил: — Ты можешь запретить мне прикасаться к тебе, но от этого я не перестану желать тебя. Это не в моих силах.

Гийом де Монфор наклонил голову — и губы их слились.

4

Некий смутный голос в сознании нашептывал: оттолкни его. Дерись, брыкайся, кусайся, если нужно, прежде чем эти губы выпьют последние остатки твоей воли. Из последних сил цепляйся за свою жизнь — за свое надежное, тщательно распланированное будущее с Юджином. Призови на помощь здравый смысл…

Но было поздно, слишком поздно!

И бесполезно было напоминать себе, что у нее нет ни малейшего морального права так себя вести. Что она помолвлена, связана обязательствами с другим мужчиной, за которого вскоре выйдет замуж. Что это безумие не для нее. Но, увы, логика и здравый смысл, и даже благопристойность отступили куда-то на задний план. А самое постыдное заключалось в том, что Гийом вовсе не прибегал к силе… просто нужды в том не было. Ее губы и без того покорно и приветственно приоткрылись ему навстречу. Лилиан не могла долее скрывать терзающую ее жажду, даже если бы и хотела.

Ее разум, ее воля, ее ПРИНЦИПЫ — все они пали без боя. А руки, что сначала, протестующее, уперлись в его широкую грудь, теперь словно сами по себе крепко обвили Гийома за шею.

Поначалу поцелуй был неспешный, почти расслабляющий, как если бы Гийом всего лишь осторожно пробовал на вкус ее губы. Но с каждым мигом он требовал большего. Проверял, каковы пределы ее самообладания. И свои, если на то пошло.

Лилиан прильнула к нему так тесно, что не могла не ощущать силу его возбуждения. А каждый удар его сердца словно отзывался в каждой клеточке ее тела.

Гийом запустил руку в ее волосы, обмотал вокруг пальцев шелковистые пряди, запрокинул ей голову так, что длинная, нежная шея открылась для его продуманных, медленных ласк. Знойные губы отыскали розовую раковинку уха и вновь скользнули вниз, туда, где лихорадочно пульсировала голубая жилка.

Лилиан задохнулась от разгоревшегося в крови жаркого пламени. А губы Гийома уже исследовали трогательную ямочку у основания шеи, пальцы небрежно сдвинули бретельку платья, обнажили плечо, сомкнулись на округлой груди. Большой палец осторожно и вместе с тем дерзко потеребил затвердевший сосок. Лилиан уткнулась лбом в плечо Гийома и закрыла глаза, трепеща от новых для нее ощущений.

Остатки здравого смысла подсказывали: да, она и впрямь в жизни не испытывала ничего подобного. И даже вообразить не могла, что однажды ей захочется этого. Что она станет радоваться каждому прикосновению и жадно предвкушать следующее.

— Чего ты от меня хочешь? — глухо выдохнула она.

— Всего. — Голос его понизился до хриплого шепота, одно-единственное слово прозвучало обещанием. Если не угрозой.

Гийом вновь поцеловал ее — таким же неспешным, чувственным поцелуем, в то время как пальцы его продолжали свою игру, лаская и дразня налившуюся грудь, вынуждая молодую женщину вздыхать от наслаждения, не отрываясь от его губ. Она так и не поняла, когда именно он расстегнул молнию на ее платье, просто в какой-то момент шелковая ткань соскользнула с ее разгоряченного тела вниз, к бедрам.

Гийом восторженно прорычал что-то и снова склонился над ней. Она вздрогнула всем телом, когда влажный язык, словно огнем, обжег ее сосок.

Лилиан тихо охнула, и Гийом тут же встревоженно приподнял голову. Карие глаза его туманила жаркая истома.

— Тебе не нравится?

— Нравится… даже слишком… Нестерпимо нравится, — прошептала она.

Гийом по очереди погладил пальцем сначала правый сосок, затем левый.

— Они похожи на крохотные розочки, — негромко сказал он. — Только куда прекраснее.

А Лилиан уже лихорадочно теребила пуговицы его рубашки, стремясь поскорее расстегнуть их и коснуться горячей, поросшей жесткими волосками кожи. Гийом принялся помогать ей и, едва справившись с последней пуговицей, рывком приподнял Лилиан и торжествующе прижал к себе так, что обнаженная грудь молодой женщины прильнула к его груди.

С удвоенным пылом он припал к ее губам.

Лилиан прижималась к нему, самозабвенно и покорно, забыв обо всем, кроме требовательного, языческого повеления плоти.

Гийом вдруг резко отстранился, поставил ее на ноги — и Лилиан недоуменно замерла. А он, улыбаясь своей неспешной многозначительной улыбкой, провел ладонями по ее телу, Окончательно освобождая от платья. И завороженно залюбовался ею, наслаждаясь контрастом снежно-белой кожи и иссиня-черных кудрей. Кроме узкой полоски кремового шелка на бедрах, ничто больше не прикрывало ее наготы.