Покров над Троицей - Сергей Александрович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От взрыва земля под ногами в очередной раз дрогнула, пушка подпрыгнула и откатилась. Видя, что пушкарь замешкался, повинуясь общему сосредоточенному движению, Ивашка схватил банник, намереваясь принять участие в ратном подвиге, но был грубо и обидно отодвинут в сторону.
— А ну не балуй! — рявкнул на него приставленный к орудию стрелец, выдёргивая из рук писаря древко, и добавил, грозно насупив брови, — иди, малец, отсюда, пока тебя не пришибли ненароком. Неча тебе тут делать, мал ишо!
Третий раз за короткие сутки на Ивашку обрушилась противная, скользкая обида.
«Да это же я! Я всех предупредил,» — захотел он крикнуть на всю печуру, но снова вспомнил напутствие старца — не ждать благодарности, развернулся, шмыгнул носом и покорно побрёл, а за его спиной кипела тяжелая и неблагодарная ратная работа, внешне совсем не героическая, изматывающая своей монотонностью, наливающая свинцом мышцы, превращающая голову в пустое ведро без мыслей и эмоций, с памятью незамысловатых механических движений, требуемых для продолжения сражения.
* * *
— Всё! Третий штандарт упал, — бесстрастно констатировал иезуит результаты утреннего приступа, — больше ничего хорошего не случится.
Не глядя на гетмана, папский легат тронул поводья. Конь послушно развернулся и шагом отправился к полевому стану, оставив Сапегу в одиночестве наблюдать за избиением штурмовых колонн, в беспорядке откатывающихся от такой кусачей крепости.
* * *
— Это что тебя, ядром, да? — Ивашка потрогал свежеперебинтованную голову Игната.
— Дурья твоя башка! — выдал стрелец слабое подобие улыбки, — если ядром, так оторвало бы. Стену ляшским снарядом выщербило да меня куском штукатурки и приложило, когда из стрельницы высунулся. Обидно-то как! — проворчал он плаксиво, — бой уже заканчивался. Я так аккуратно мушкет зарядил, чтобы пальнуть подальше, и только выглянул…
Ивашка понимающе кивнул, хотя в душе заворошилась зависть. Игнат стрелял, воевал, а его от пушки погнали.
— Слушай, Иван! — перешел на шепот стрелец, — ты дюже грамотный, мог бы от меня письмо хорошее девице одной написать. Я лежал и думал, убьют меня дурака — она ничего и не узнает… А так весточка останется.
— А сам чего?
— Так не разумею я грамоты. Некогда учиться было. Сызмальства в мастерской отцу помогал и в деле ратном. Он ведь у меня десятник стрелецкий… Был…
— Хорошо, — кивнул Ивашка, — кому писать-то собрался?
— Так Дуняше, — удивился Игнат несообразительности писаря.
— Ах вот оно что…
Ивашка резко поднялся со скамейки. В ушах зашумел тёмный лес, ладошки вспотели и непроизвольно сжались в кулаки.
— Ты чего? — удивился Игнат.
«Так она же моя! »- захотелось Ивашке крикнуть в лицо стрельцу, но вместо этого вырвалось глупое и неуместное.
— Так она ж неходячая теперь…
— На руках носить буду! — огрызнулся Игнат.
Ивашка, наконец, пришел в себя, унял дрожь в чреслах, уселся в ногах друга.
— Я тоже…
— Ах вот оно что, — стрелец понимающе кивнул и отвернулся, — ну, тогда не надо. Тогда извиняй, брат…
Ивашке почему-то стало безумно неловко. Болящий воин, побывавший под огнем, смотревший в глаза смерти, просит его о такой малости — грамоту духовную составить, а он тут хвост петушиный распушил…
— Ты вот что, брат, — осторожно произнёс писарь, потрогав стрельца за плечо, — ты не так всё понял. Не могу я за тебя письмо написать — знает Дуняша мой почерк… А давай я тебя грамоте обучу, и сам тогда сможешь любую запись составить, какую захочешь.
— Ух ты! Точно? Не брешешь?
— Вот те крест!
— Да ты… Да я… Всё для тебя сделаю, что ни попросишь.
— Всё? — строго переспросил Ивашка.
— Вот те крест! — с готовностью ответил стрелец.
— Научи меня из пищали твоей стрелять! — прошептал писарь, опустив голову и глядя исподлобья. — Я тоже хочу супостата бить!
— Добре! — ответил Игнат без тени улыбки, — будет тебе наука стрелецкая. Всё покажу, что сам знаю. Но и ты меня, брат Иван, не подкачай. Хорошо учи! Я тогда еще одну грамотку составлю и отошлю Папе Римскому, поведаю, что творят его слуги в Отечестве нашем. Может проймёт… А не проймёт, так и сам со своей пищалью к нему наведаюсь. Тогда разговор совсем другой будет…
* * *
(*) Для того, чтобы добраться до колоколов Духовской церкви, требовалось подняться на 10-метровую высоту по приставной или веревочной лестнице. В старину звонари были избавлены от этого рискованного занятия благодаря тому, что звонили в колокола с земли, раскачивая веревками длинные шесты — «очепы», прикрепленные к деревянным валам в пазах арок звонницы. Таким образом, звонари раскачивали не колокольные языки, а сами колокола, закрепленные на валах и издававшие звон при ударе о неподвижные языки. Описанный способ звона продержался на Духовской церкви до середины XVII в.
(**) Скуфейка — повседневный головной убор православного духовенства и монахов. Имеет и другие названия — ермолка, тюбетейка, фес, еломок, шуточно — наплешник.
Мисюрка — воинская шапка, с железною маковкою или теменем (навершие) и сеткою (кольчуга)
(***) Турусы — осадные башни на базе обычных телег.
Историческая справка:
Первые русские пушки, называвшиеся «тюфяками» или «огнестрельными нарядами», изготавливались кустарным способом из листов кованого железа, которые при помощи кузнечной сварки соединялись на деревянной цилиндрической заготовке. Стволы укреплялись на передвижных деревянных станках.
Пищаль затинная — это тяжелое крепостное дульнозарядное ружье. Свое название пищаль затинная получила от древнерусского слова «тын» — ограда, укрепление. Это оружие предназначалось для обороны крепостей, и позднее его стали называть крепостным ружьем.
Глава 9
