Сценарий собственных ошибок - Олег Рой

– Инночка, я уверен, ты все это не совсем правильно поняла. Игорь не хочет ничего плохого. Он всего лишь пытается разобраться в причинах смерти нашего общего друга. А это важно, поверь. Для Игоря, Миши… для меня… Мы ведь как братья, как… родные…

Возникла пауза. Не зная, чем ее заполнить, Инна обратила внимание на телевизор. Еще до приезда Володи она включила плазменную панель и теперь принялась нажимать кнопки пульта, выхватывая наугад то один канал, то другой. По одному – новости, по другому – милицейский боевик с горами трупов и уголовным жаргоном, по третьему – документальный фильм о миграции диких уток. И реклама, реклама, реклама – чего угодно: соков, омолаживающих кремов, пива, стирального порошка, памперсов… А тут – стоп! Инна прекратила щелкать пультом при виде известного актера, о котором в последние месяцы ходили слухи, что он то ли убит, то ли слег за границей в онкологическую клинику.

«Почему вас последнее время не было видно?» – допрашивал актера интервьюер с нарочито англизированным выговором и белым ежиком поставленных дыбом с помощью геля волос.

«Я бы не хотел об этом говорить». – Голос актера звучал холодно.

«Что-то личное?» – наседал интервьюер.

«Нет. Я снимался в кино».

«А мы ничего не слышали об этом! – Интервьюер изобразил радость, оскалив белые, словно из рекламы пасты, зубы. – Значит, скоро увидим вас в новой роли?»

«Нет. Этот фильм не выйдет на экраны».

«Как все загадочно!» – развел руками ведущий, и отчего-то Инна подумала, что он наверняка «голубой».

«Это было очень выгодное предложение, – актер нехотя раскрывал безупречно очерченные губы, напомнившие вдруг Инне губы Андрея, – но одним из обязательных условий было строгое соблюдение тайны. И давайте закроем эту тему».

Инна поняла, что Володя, подобно ей, следит за интервью.

– Надо же, какого тумана понапустил, – высказался Володя об актере. – Как пить дать, никто его не снимал, а он в это время перебивался как мог. А по телевизору стесняется сознаться.

– А может, все-таки не врет? – возразила Инна. – Я слышала от соседей, сейчас у богатых людей это модно – самим кино делать. Продюсером становиться, режиссером, ребенка своего снимать или даже играть самому. Вот не так давно сериал по телевизору был, забыла название, так его один банкир полностью проплатил только потому, что захотел Сталина сыграть.

От этого переключения на другую тему обоим стало легче, и разговор потек непринужденнее. Инна вдруг заметила на руке у Володи свежую рану – левые мизинец и безымянный палец были чем-то рассечены.

– Что это?

Володя отчего-то смутился.

– Ах, это… Поранился где-то. Сам не знаю, где, как будто даже во сне… Пустяки, не будем об этом.

– Да, Володя, наверное, ты прав, а я нет… – Инна снова вернулась к интересующей ее теме. – Чувствую, что превращаюсь в стерву. – Ну вот, запретное словечко вырвалось! Теперь уж стесняться нечего… – Может, Игорь мне в последнее время и правда не изменяет? Может, это все мои фантазии? Он же твердо обещал! Знаешь, когда целый день сидишь дома одна, в голову поневоле лезут всякие мысли. Зря я бросила работу! Я ведь так любила своих учеников, и они с удовольствием посещали мои уроки. Даже десятиклассники, если у них выдавалось «окно», забегали послушать, как я рассказываю пятиклашкам о Древнем Риме, или в шестых классах – о рыцарских орденах. Для меня это было высшей наградой! А теперь я не историк, не учитель, я – никто. Просто злобная домохозяйка.

– Ну-ну, никакая ты не злобная! Ты, Инночка, просто слишком беспокоишься об Игоре. Тебе надо больше уделять внимания себе.

Инна вспыхнула, представив себя со стороны: всколокоченные волосы, запотевшие очки, покрытое неровными красными пятнами лицо… Мегера мегерой. Она прекрасно поняла, что хотели донести до нее: позаботься о том, чтобы выглядеть всегда привлекательно, и муж не станет тебе изменять.

Если бы в этом было дело! С того дня, как ее единственной профессией стала «жена выдающегося мужа», Инна не прекращает усиленно заботиться о себе. Следит за модой, одежду покупает только в бутиках. Регулярно посещает салоны красоты, раз в неделю подновляет прическу у классного парикмахера. В их новом доме целая комната заставлена тренажерами, с помощью которых Инна поддерживает упругость мышц и стройность талии, а заодно сбрасывает пар… Ну и каков, спрашивается, результат? Инна видела некоторых девок Игоря: что касается внешности, она может дать им фору. Видимо, внешность тут ни при чем. Чего он ищет? Разнообразия? Чего ему не хватает в ней? Но делиться этим с Володей было бы неуместно. Он мужчина совсем другого типа, чем Игорь, он не поймет. Да, кроме того, он и не обязан ее понимать. Принуждая себя улыбаться, Инна встряхнула головой, проверила кончиками пальцев, в порядке ли волосы. Встала, прошлась по комнате наилучшей из своих походок.

– А ведь и правда, Володя, почему бы не уделить побольше внимания себе? Почему я обязана ждать возвращения Игоря и хныкать в носовой платок, точно соломенная вдовушка? Вот сейчас возьму и махну в Москву на электричке! Сто лет не каталась на электричках! Составишь мне компанию?

– Зачем же на электричке маяться? Моя машина к твоим услугам, – галантно отозвался Володя, не умеющий, однако, скрыть, что удивлен.

– Нет, только электричка! – притопнула каблучком домашних туфель Инна. – Машина у меня самой есть, и водитель… Но мне на ней надоело! Пробки, смог, бандиты-гаишники… Решено – едем на электричке!

– Инночка, извини, но я избегаю ездить на поездах, – на дне Володиного голоса затаилось напряжение, точно Инна коснулась давней незажившей раны. – Только в своей машине мне спокойно и уютно. Ты тут ни при чем: тебе бы я со всем удовольствием услужил. Просто с поездами у меня связано одно тяжелое воспоминание…

Инна задумалась, стоит ли соглашаться на машину? И когда она пришла к выводу, что – стоит, шум в холле возвестил о прибытии хозяина дома.

– Ну вот видишь, – негромко сказал Володя, стоя в просторной комнате между супругами, точно меж двумя электродами, создающими сильнейшее электромагнитное поле, – все и уладилось. Все в порядке… Я тогда поеду, а?

– Володь, останься, – попросил Игорь, слегка отодвигаясь в сторону, противоположную Инниной.

– Останься, Володя. – Инна, в упор глядя на мужа, изобразила самую томную из своих улыбок.

Из прошлого: Озерск

Владимир Сигачев родился в семье небогатой, но справной. Отец, мать, старший брат – все они звезд с неба не хватали, но на жизнь себе зарабатывали, по озерским понятиям, нормально. Благополучные, по мнению соседей, были эти Сигачевы. Не пьяницы, не дураки. Отец – технолог на химкомбинате, мать – главный диспетчер на автобазе. Брат Витька в армии был танкистом, а после легко получил место водителя автобуса. В общем, и Володе светила похожая участь, которой он, добрый и покладистый, не слишком тяготился бы, если бы не одно обстоятельство – талант. Он, сколько себя помнил, всегда что-то малевал, нацарапывал, набрасывал – на асфальте, на скучных и протяженных озерских заборах, в блокнотах, которые покупала ему мать вместе с цветными карандашами – они всегда ужасно быстро кончались. В первом классе Володя мог провести прямую линию без линейки, а это, он где-то слыхал, верный признак способностей художника. А в седьмом классе его города будущего, полупрозрачные, бликующие голубым светом в окнах, заняли первое место на областной выставке творчества школьников. Так что, в отличие от родных, он стремился достать звезду с неба.

Но звезды над Озерском стояли высоковато – не дотянешься рукой… Чтобы учиться на художника, надо было перебираться поближе к кремлевским. Обмозговывая свое будущее, Володя неоднократно приходил к этому выводу. Поэтому идею Сашки поддержал сразу же. А что ради осуществления идеи придется потрудиться – да это ведь всегда так. Семейные традиции приучили Володю не бояться никакой работы. А физической – особенно. Если со школьной наукой Сигачев не всегда бывал в ладах, за исключением черчения, рисования и, как ни парадоксально, математики, то физические нагрузки он, невысокий, но крепкий, любил. Пока руки работают – голова отдыхает. В это время у него часто рождались образы, которые потом появлялись на рисунках.

Насчет разгрузки вагонов удалось договориться как раз Володе через знакомых матери. Мать, правда, как услышала, начала причитать, но Витька и отец выступили за него единым фронтом:

– Вовке прямая дорога в Москву – нехай зарабатывает!

– Так он же надорвется, – всхлипнула, уступая, мать. В их семье было принято, чтобы женщины уступали мужчинам.

– Ничего, сдюжит. Здоровый лоб, да на нем пахать и пахать! А надорвет пупок – так он художнику и не нужен, они другим местом рисуют, – пошутил, в меру своих способностей, отец.

И потянулись изнурительные дни. С утра – школа, потом – срочно уроки, а по вечерам – разгрузка вагонов. Нет, Володя не надорвался, но было очень тяжело. Особенно пока не научился… Вроде работа несложная, а есть, есть и в ней свои хитрости! Первым делом приходится уяснить, как поднять с земли мешок или ящик – так, чтобы не сорвать спину. Повредишь позвоночник – все: на этом твоя грузчицкая карьера и закончится. Правда, старшие товарищи по работе попались ничего мужики: хоть и покрикивали, и поругивали, но зорко надзирали, чтоб не искалечили себя молодые «энтузазисты», как их здесь называли. На Сашку они особо часто порыкивали: шустрый был, бойкий, все старался сделать с наскока, с нахрапа… Володя про себя удивлялся: если он, физически хорошо развитый, утомлялся после погрузки-разгрузки так, что еле доволакивался до кровати, что же должен был испытывать Сашка? Тонкий, хрупкий, один чубчик да глаза, но жилистый. А как работает – всех заражает своим примером.