Пётр Машеров - Владимир Якутов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Мы все хотим, чтобы дети, подростки считались с нашим мнением. Но нужно уметь слушать и их, слушать серьезно и уважительно. Равным образом предостерегая юных от дурных поступков, старшие, а тем более педагоги, сами должны в первую голову являть пример безупречности в большом и малом. Вам, учителям, лучше, чем кому бы то ни было, известно, что высоконравственный стиль поведения старших, доброжелательная атмосфера, господствующая в семье, в школе, благотворнейше воздействуют на разум и сердце детей, причем воздействуют куда сильнее словесных форм воспитания. Это надо помнить всем, кто прямо или косвенно соприкасается с миром детства. Ответственность же учителей тут особенно велика. Педагогический коллектив, пусть даже достигший самых высоких результатов в обучении, будет, несомненно, нести урон в морально-этическом плане, если в его составе, допустим, окажется корыстолюбец или склочник, педагог с невысокой культурой, с низким уровнем нравственных, человеческих качеств. А такое, к сожалению, нет-нет да случается».
Что греха таить, не обошло подобное явление и Россонскую школу. Правда, оно скорее шло по любовно-лирической части. Ученица старших классов влюбилась в уже довольно не юного возраста учителя. Это был веселый, общительный и очень привлекательной внешности человек. Вокруг него всегда толпились группы парней, особенно девушек. Будучи реалистом, преподаватель не допускал и в мыслях каких-либо фривольностей со своими подопечными. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Учитель-красавец не устоял от соблазна. Дело не дошло слишком далеко. Обошлось поцелуями и обещаниями. Но и этого было достаточно, чтобы всполошилась вся школа. Сначала потихоньку шушукались ученицы-старшеклассницы, потом послышался более приглушенный разговор в учительской и, наконец, грянул громкий вопрос:
— Что все-таки случилось?
Его задал один из старожилов школы во время заседания педсовета. Никто, разумеется, не решился первым сделать вслух открытие. Опустив головы, все молчали. Выручил сам виновник. Он вышел на середину и честно признался:
— Да, я поцеловал девушку, но это был эмоциональный порыв, который уже от меня никак не зависел.
— Как сию мудрость понимать? — грозно выступал все тот же старый учитель.
— Простите, но я не хотел, и не имел в виду ничего предосудительного. Простите…
В учительской воцарилось гробовое молчание. Его прервала молодая учительница-практикантка. Она, сильно запинаясь, неожиданно выпалила:
— Любовь нельзя удержать в клетке! Нельзя, и все тут!..
— Правильно! — вырвалось у Машерова. — Она здесь налицо. И не будем дальше вести здесь полемику на такую деликатную тему.
Никто не стал возражать, и тут, к счастью, зазвенел звонок. В конце занятий к Машерову подошел возбудитель спокойствии и, крепко обняв его, прошептал на ухо:
— Спасибо, Петре, за доброту и веру в мои чувства. Надеюсь, на свадьбу придешь.
— Само собой,— по-дружески хлопнул по плечу товарища и коллегу Машеров и радостно добавил:— Да и собственная свадьба не за горами!
— Об этом чирикают все россонские птахи на каждом углу… — попробовал пошутить учитель.
— Тебе уже начирикали,— перебил его Машеров.— Топай, дружище, быстрее в ЗАГС.
— Опоздал! — парировал преподаватель.— Я туда сходил две недели назад.
Машеров всплеснул руками:
— Выходит, ты целовался с ученицей на почти законных основаниях, да?
— Именно, на почти,— вздохнул учитель.— Моя невеста не добрала до восемнадцати лет целых три месяца. Без них нас не регистрируют. К тому же, Петро, школа есть школа. Отсюда и тяжело на душе,
— Не горюй, дружище,— успокоил товарища Машеров.— Любовь нас переживет.
В это он верил без сомнения, ибо сам был, как говорят, влюблен по уши в зубного врача Полину Галанову. Она, окончив Минскую зубоврачебную школу, была направлена в Россонскую больницу. Увидев Полину однажды, Машеров уже не мог выбросить ее из своего сердца. Чтобы почаще ее видеть, он даже, набравшись смелости, ходил в больницу. Иногда приходилось имитировать боль зубов и даже садиться в кресло.
— На что жалуетесь, больной? — строго спрашивала Галанова.
— Да вот зуб болит,— врал Петр Машеров, морщась.— Нужна ваша помощь…
Так продолжалось несколько раз. Позже Петр Миронович шутил по этому поводу:
— Представляете, я к Полине Андреевне знакомиться приходил, а она в кресло садила, чтобы зубы лечить. И что вы думаете, вылечила! Потом в партизанском отряде я и горя с зубами не знал.
И не только с зубами.
Чистая и великая взаимная любовь этих людей помогла им перенести лихолетья войны и другие невзгоды, которые встречались на их жизненном пути.
ПОД КЛИЧКОЙ «ДУБНЯК»
I
Война, словно неистовый вихрь, ворвалась во все дома советских людей, принеся им горе и мучения. Она, перечеркнув все прежние мирные планы, оторвала у миллионов семей отцов, сыновей, братьев и сестер.
Страну окутало черное облако печали и растерянности. Люди вроде ждали эту страшную минуту, но застала она их практически врасплох. Машеров, видя суету и неразбериху в Россонах, побежал в райком комсомола, но там толком никто ничего не знал. Такую же картину он застал и в исполкоме райсовета. Лишь военком действовал более-менее соответственно обстановке. Он спокойно собирал и регистрировал военнообязанных и давал им сразу направление в воинские части. Но через некоторое время люди возвращались обратно и угрюмо сообщали:
— Нас нигде не принимают, отмахиваются,— и, вздыхая, добавляли: — Ни в Боровухе, ни в Полоцке мы не нужны. Везде, выходит, лишние. А все хотят воевать, бить фашистов.
А на западе уже слышалась канонада приближающегося фронта, а еще через день прервалась связь с Полоцком и Витебском.
— Создадим свой истребительный батальон и будем сражаться против гитлеровцев,— сказал Машеров.— Я думаю, что выразил мнение многих…
Его горячо поддержали комсомольцы и молодежь всего района. В считанные часы в батальон записалось несколько