2 - Герой - 2 - Сергей Антонов

— Хорошо, что я не алкоголик, — сказал Нурминен хрипло и немедленно выпил. Хелен Джей с жалостью, сменившей во время рассказа ярость, как-то очень по-бабьи, подперев щеку рукой, смотрела на него.

— Уволить тебя, что ли? — спросила она. — Ты столько вынес!..

Нурминен, не отрываясь от бутылки, протянул к ней через стол фигу.

— Вот вам, Хелен Джей, — сказал он засим, дыша ртом. — Теперь — хрен. Поздно.

— А это, — Ларкин кивнула на опустевший сосуд, — долго ещё продлится?

Нурминен сделал две попытки пожать плечами, и пожал.

— Да наверно все уже, мадам, — сказал он. — Нешто мы не понимаем! Мы ж со всем нашим решпектом… За нами дело не станет, мадам Ларкин, не подкачаем, не сумлевайтесь…

— Если бы на твоем месте был кто другой… — сказала, качая головой Ларкин. — Молчи, Волчара… все знаю. И постарайся не хамить. В любом случае — все пока живы.

— Какалов, видимо, никогда не сможет ходить, — сказал Баймурзин. — Я у него утром был.

Ларкин вздохнула.

— Посмотрим… — проворчала она.

А Нурминен подхватил со стола ещё одну бутылку.

— Иди-ка ты, милок, пить отсюда, — приказала Хелен Джей. — Даю тебе ещё день. Релаксируйся — как сказал профессор. Потом изволь протрезветь. Надолго! Сагат… Волчара ваш, насколько у вас хватит времени на него… Я подумаю до завтра, а вы, проф, постарайтесь до завтра уже что-нибудь придумать. Вы ж у нас гений. И приведите Волчару в… э… состояние покоя.

— Боюсь, что тут я бессилен, — сказал Баймурзин кротко. — Хелен, я не пью. Рекомендую Трех Президентов. Он пьет. Кроме того, обеспечение психической целостности высшего командного состава Аякс входит в его прямые обязанности. Вызвать его с Массачусетса?

— Никаких Трех Президентов. Все, проф, забудьте обо всех. Я, вы и это, — она показала на горестно глядящего на нее Нурминена. — Нурминен, убирайся. Видеть тебя не могу.

— Это моя квартира, — нагло сказал Нурминен. Хелен Джей огляделась и приподняла брови. Баймурзин хихикнул.

— Когда, Сагат, я слышу ваш смешок, — сказала Ларкин устало, — моя рука тянется к пистолету.

— Ну, не настолько уж я и культурен, — возразил Баймурзин.

— Минимум вы стали на себя напяливать, — сказала Ларкин. И верно: Баймурзин, предпочитавший обходится без одежды вообще, из уважения к Ларкин все-таки натягивал при ней на худые чресла шорты.

— Да, — сказал Баймурзин горделиво. — Кроме того, на мне ещё и контактные линзы. Так что я отнюдь не гол. Со всем, как метко заметил наш пьяный хакер, нашим решпектом. Где-то я это читал…

Ларкин поднялась, вытащила из настольного регистратора обойму с отчетом Нурминена и показала ее Баймурзину, вопросительно сделав лицом. Баймурзин качнул головой, отказываясь: на память он никогда не жаловался.

— Жду открытия, Сагат, — сказала Ларкин.

— Я гений, но не бог, — сказал Баймурзин мягко. — Однако, кое что у меня есть что сказать уже сейчас. Сказать? Или — до завтра?

Хелен Джей снова села.

— Говорите.

— Сказать я имею то, что доклад Эйно Нурминена ни в чем меня не разубедил. Я настаиваю на своем, Хелен. Рекомендация, совершенно официально: принимая решение, Хелен, помните мои слова, и, по возможности, все.

— Тьфу! — сказала Ларкин. — Я-то думала… Ладно. До завтра.

— До завтра.

Нурминен, оглушенный слоновьей порцией спиртного, тупо слушал их — не понимая ни единого слова.

Ларкин сильно потерла руками лицо, испачкала ладони в губной помаде, нахмурилась, достала платок, стерла помаду с губ, с ладоней…

И вышла вон.

— Хотел бы я услышать слова… — смутно сказал Нурминен, пытаясь исполнить процедуру вежливости: вставанием проводить начальника.

— Сидите, Эйно, — сказал Баймурзин. — Она уже ушла. Ваш порыв пропадет впустую.

Однако, гений ошибся. Нурминен не мог вот так, сразу, остановиться и продолжил процесс, и тут дверь раскрылась и Ларкин появилась снова.

— Ого! — сказала она. — Хорошо, Эйно. Садись.

Нурминен сел вбок, мимо кресла.

— Точность — вежливость королей… — пробормотал Баймурзин, помогая Нурминену подняться с пола.

— Садитесь ближе, — сказала Ларкин. — Решение принято. Будете слушать меня очень внимательно, абсолютно все запоминать, спорить со мной запрещаю, все равно ничего не добьетесь. Сагат, включите свою жужжалку.

— Да, Хелен, конечно, включаю, — сказал Баймурзин с несвойственной ему поспешностью. Коряво, на соплях и изоленте собранный приборчик появился, словно по волшебству, у него в руке.

— Защищено, — доложил Баймурзин.

— Слушайте меня, вы, двое, — сказала Ларкин. — Небольшая декларация. Известно, что Галактика потеряла за время войны с НК шесть густонаселенных планет, так?

— Но… — пискнул сильно протрезвевший Нурминен. Голос его плохо слушался.

— Заткнись. Я не как начальник сейчас с вами разговариваю. Я вас вербую, что-то вроде этого. Эти шесть миров, уничтоженных в самом начале войны — не на моей совести, поскольку я тогда была ещё сопливой шлюшкой с джойстиком в ручонке. Но сейчас я — Большой Шеф Запада, и я принимаю их на свою совесть. Красиво? Но правда. И попрошу без обсуждений, поскольку вы меня знаете. Вопрос: хочу ли я потерять хотя бы один мир теперь?

Пауза.

— Ну?

— Не хотите? — предположил Баймурзин.

— Хорошо быть гением, — сказала Хелен Джей. — В точку! Не хочу. Вопрос. Дано: Странная планета. Двести миллионов гуманоидов, согласно данным разведки Аякс, украденных НК и помещенных ими же в сферу моего, как Большого Шефа Запада, влияния, и моей же ответственности. Моя проблема. Статус проблемы?

Пауза.

— Я определяю эти двести миллионов как заложников, — сказала Ларкин. — Я принимаю их под свою защиту. Не обсуждается. Технозомби, имплантанты, пятая колонна, — требуха. Тем более, что имплантант — следует из отчетов медиков — удаляется без последствий.

— Простите, Хелен Джей, но вы очень узко смотрите на проблему, — сказал Нурминен, поражаясь, как такие круглые и банальные периоды могут слетать с его языка. — Имплантант может быть отвлекающим маневром, а враждебные программы могут находиться, например… глубже. В подсознании, в генах, это вполне представимо. Профессор, а?

— Эйно, мадам смотрит как раз очень широко, на самом разрыве штанов, — очень серьезно сказал Баймурзин. — Вы мыслите, как специалист. А она мыслит, как женщина. Не перебивайте, мадам, раз уж вы нас вербуете. Дайте договорить. Я вполне понимаю мадам Хелен, Эйно. Проблема не в целесообразности, а в этике, и, как совершенно правильно мадам думает, в статусе Странной планеты.

— Слушай меня, Волчара, — сказала Ларкин. — Ты пропустил со своей релаксацией, что меня вызывают на Столицу. С отчетом. Раз. У меня, на моем корабле, торчат казаки Сухоручко, и, судя по всему, собираются торчать и впредь. Два. И удалить их со «Стратокастера» у меня нет никаких оснований. Три. Полным ходом, вопреки всем оперативным резонам, но по моему распоряжению готовится массовое вторжение в Пыльный Мешок. Кто-нибудь, где-нибудь слышал о цели миссии? Что это? Спасательная операция? Или профилактическая очистка пространства «Погоста» до глубины вакуума 0,9? Это был вопрос, на который отвечу я. Я не знаю, поскольку у меня имеется приказ Сухоручки об организации вторжения и о привлечении к операции казачьих частей регулярного флота Министерства Обороны. А мой милый Ёся со вчерашнего дня — исполняющий обязанности Министра Обороны СМГ. Это ты тоже пропустил, Директор, сынок. И я сильно сомневаюсь, что в состав армады вторжения войдет хотя бы один пассажирский транспорт для эвакуации людей со Странной.

Пауза.

— Далее. Я улетаю на Столицу одиннадцатого, через полторы недели. С Президентом и остальными встречаюсь числа 12, 13, 14. Не знаю, как там пойдет… Чандрагупта, все-таки считает себя эпигоном Ганди… очки нацепил… Возможно, хотя вероятность мала, мне удастся что-то ему доказать. Вряд ли. Все дело в том, что меня ест Сухоручко. Он — умница, он видит, насколько я всерьез и к сердцу принимаю войну. А теперь он видит, что — спасибо Маллигану и Какалову, — у меня появилась возможность открыть проход на Ту Сторону, и нанести контратаку. И я хочу это сделать. И я обладаю опытом, средствами и людьми. Шансы я сама оцениваю как шестьдесят за меня. В любом случае — войне конец, не сегодня, так завтра. Вопрос. Кем я буду после конца войны?

— О, — сказал Нурминен, представив себе. — Авторитетная вы будете женщина. Так, Хелен, все, вы меня завербовали.

— Меня убьют, ребята, — сказала Хелен Джей. — Через несколько дней. Я не смогу закончить войну. Война вообще не будет никогда закончена.

Такого не ожидал даже Баймурзин.

— Это просто, как трусы за рупь десять, — продолжала Хелен Джей. Казалось, она испытывает удовольствие от своих слов. — Вчера я была полезна, как аспирин от мигрени. Но завтра я превращаюсь уже в сыворотку против очень, очень полезной болезни, — помнишь, Эйно, сынок, что я тебе говорила? О такой войне, как моя, цивилизация Галактики могла только мечтать… Необременительная, локальная и в высшей степени консолидирующая. В Галактике военное положение, к которому все привыкли и считают нормальным порядком вещей, полноценная демократия невозможна, и это святая правда, поскольку больной организм нельзя подвергать тренировкам, готовя его к Олимпийским Играм. Поди плохо! Но мне плохо, и в этом все дело. И я сильна, и это для меня — смертельно. Меня убьют в ближайшее время. Ксавериус мне это рассчитал с единичной вероятностью. Почти стопроцентно. Слушайте меня, вы, двое: если после аудиенции у Чандрагупты меня отправят в отпуск — я уже мертва. Меня не спасти никак. Так что — пока — считаем мою поездку разведкой боем, без обратного билета. Это приказ, — так считать. Переваривайте, у вас две минуты.