Конец «Гончих псов» - Анатолий Иванкин

— Да, войдите, — пригласил властный голос.

Первое, что бросилось Карлу с порога кабинета, — это огромная груда мяса, упакованная в генеральский мундир. Красное квадратное лицо выше лба переходило на конус. Короткая шея сидела на широченных плечах. А то место, где обычно у людей бывает талия, охватывал широченный ремень, застегнутый на первую дырку.

«По сравнению с ним Геринг покажется изящным красавцем», — мелькнула шутливая мысль, несмотря на серьезность момента. Карл видел Шперрле впервые и не знал, что у него столь несимпатичная внешность.

Командир легиона «Кондор» поднял на Карла поросячьи глазки со светлыми ресницами и внимательно осмотрел с головы до ног. На лице генерала Шперрле не было ни интереса, ни желания вести беседу с лейтенантом. Углы его большого рта были дугообразно опущены вниз. Нижняя губа брезгливо топорщилась.

«У самого тупого фельдфебеля из Дрезденской школы на физиономии проглядывает больше интеллекта», — думал Карл, вытянувшись перед этим Гаргантюа. Но внешность бывает обманчива. В этом человеке с обликом и манерами мясника скрывались безжалостный, хитрый ум, недюжинная смелость и блестящие организаторские способности. Гитлер знал, кого послать в помощь Франко.

— Садитесь, лейтенант, — предложил Шперрле, нарушив затянувшуюся паузу.

Карл аккуратно опустился в кресло, стоящее посреди кабинета. Он сидел вполоборота к Шперрле и к приставным столикам, за которыми разместились еще несколько человек офицеров и штатских.

Карл внутренне почувствовал, что на нем сфокусировались взгляды всех присутствующих.

Скользнув глазами по приставным столикам, он увидел генерала Фалькманна — заместителя Шперрле, полковника Лотара фон Рихтгофена — начальника штаба легиона, майора Гуго фон Эккарта, капитана Келленберга и еще каких-то офицеров и штатских, один из которых носил золотой партийный значок.

— Что вы ответите, фон Риттен, если мы вам предложим отправиться сражаться в Испанию против коммунистов?

— Я готов сражаться за Великую Германию везде, куда меня пошлет фюрер, — ответил Карл, вскочив на ноги.

— Отлично! Вы член нашей партии?

За него ответил Гуго фон Эккарт:

— Экселенц, это летчик, о котором я говорил вам. Он кандидат в члены НСДАП. Его рекомендуют Бальдур фон Ширах и я.

— Вот как! Келленберг, где летная книжка лейтенанта?

Тот взял со своего стола одну из книжек и положил перед генералом Шперрле.

— Позвольте, экселенц, мне два слова, — попросил оберштурмфюрер СС, сидящий рядом с Гуго.

— Да, да, оберштурмфюрер, предупредите лейтенанта о секретности нашего разговора.

Пока Шперрле листал летную книжку, Карл выслушал от эсэсовца предупреждение о том, что все здесь происходящее является государственной тайной.

Затем Шперрле задал еще несколько вопросов и отпустил Карла:

— Готовьтесь, лейтенант, к поездке.

Глава пятая

Андрей проснулся на рассвете. Взглянул на будильник. По времени можно было еще «придавить» пару часиков, но он решил первый день службы в новой части начать пораньше.

Прихватив полотенце и туалетные принадлежности, он потихоньку, чтобы не беспокоить соседей, вышел на улицу. Гарнизон еще спал, только на углу несколько женщин продавали молоко. Пройдя мимо кирпичных трехэтажных домов начсостава, стоявших в тополиной роще, он спустился с крутого берега к реке.

Над лугом и водой стелились полосы тумана. Андрей зябко передернул плачами. В футболке было прохладно, и сразу расхотелось купаться. Он пробежался по тропинке вдоль берега и нашел удобное место для купания.

Вода в реке еще не успела прогреться с зимы. Для купального сезона было явно рановато. Но Андрей, пересилив себя, нырнул в обжигающе-холодную глубину и несколько минут бурлил воду «кролем».

Домой вернулся бодрый, с хорошим настроением.

Около восьми, как обещал, зашел Вихрев. По дороге в столовую, отвечая на многочисленные вопросы Андрея, вводил его в курс дел и событий.

Андрею бросился в глаза образцовый порядок. На столиках стояли цветы, и обслуживали их аккуратные подавальщицы в одинаковых форменных платьях. В авиашколе, где питалось множество людей из постоянного и переменного состава, такого не было.

Андрей ощущал на себе взгляды летчиков, завтракавших за соседними столиками, и изредка сам посматривал то туда, то сюда в надежде увидеть знакомое лицо.

Внимание Андрея привлекли два командира, сидевшие через три стола от них. У одного на френче поблескивал рубиновой эмалью орден Красной Звезды. Лицо властное, неторопливые движения уверенного в себе человека. Он молча слушал сидящего рядом плотного бритоголового человека с мохнатыми черными бровями.

— Кто там сидит? — Андрей показал глазами на заинтересовавшего его командира.

— Который повыше — командир бригады Николаев, — ответил Вихрев, — а с бритой головой — полковой комиссар Нестеренко. Комбриг летает как бог, но крут и очень привержен дисциплине. Советую, если в чем оплошаете, лучше ему на глаза не попадаться… Комиссар у нас из кавалеристов. Летать научился только на У-2, но зато человек правильный и доступный. К нему люди идут охотно со всеми своими заботами. Он вас обязательно пригласит на беседу.

Андрей не мог скрыть своего удивления: комбриг был молод, лет тридцати с небольшим, да и комиссару еще не было сорока. А Андрею будущее начальство представлялось людьми солидными и почему-то с такими же окладистыми бородами, которые он видел на портретах Гамарника[19] или Отто Юльевича Шмидта.[20]

После завтрака на построении был зачитан приказ о назначении лейтенанта Рогачева командиром звена истребительной авиабригады, и он был представлен личному составу. Так началась его новая служба, мало похожая на ту, лрпвычную, что осталась в Борисоглебской авиашколе.

Андрей не обольщался мыслью о том, что свидетельство об окончании курсов командиров звеньев с «хорами» и «очхорами»[21] по теоретическим дисциплинам, а также записи допусков к тренировочным и инструкторским полетам на И-16 и УТИ-4 сделают его с первых дней полноправным командиром летного подразделения.

Но действительность превзошла его самые худшие опасения. Он никогда не думал, что путь к кабине боевого самолета окажется столь тернистым.

Когда командир эскадрильи наметил Рогачеву программу ввода в строй, он почувствовал себя банкротом, угодившим в долговую яму. Оказалось, что он должен пройти врачебно-летную комиссию, сдать зачеты по всем документам, регламентирующим правила летной работы, изучить район полетов в радиусе двухсот километров от аэродрома базирования — так, чтобы по памяти нарисовать все площадные, линейные ориентиры и населенные пункты, сдать зачет по правилам восстановления потерянной ориентировки в приграничном районе, зачеты по знанию конструкции матчасти самолета, двигателя, вооружения и инструкции по технике пилотирования самолета И-16… И еще многое-многое, вплоть до парашютного прыжка со старого, доброго приятеля У-2.

Сдача всех зачетов и экзаменов ознаменовалась не слишком значительным, но приятным событием. Начальник склада ОВС[22] выдал ему роскошный хромовый реглан, зимний меховой, демисезонный и летний комбинезоны, шлемы, унты, шерстяное белье, фетровые носки, очки «бабочка» и многое другое вплоть до навигационного снаряжения: линеек, ветрочета, планшета… Словом, за один раз он все не мог забрать со склада, и ему пришлось относить свою экипировку в два захода.

А с полетами Андрею повезло больше. Комэск, слетав с ним на УТИ-4 для проверки пилотажа, остался доволен. Когда на земле Андрей подошел к пему, чтобы получить замечания, комэск снял шлем и, приглаживая редкие волосы, сказал:

— Нормально, товарищ Рогачев. Кое-что ты делаешь не так, как я. Но ученого учить — только портить. Летать ты умеешь. Поэтому бери свой аппарат, — он указал на И-16 с хвостовым номером «4». — Сделаешь два полета по кругу, на отработку точности приземления и полет в зону па пилотаж.

К июлю месяцу Андрей Рогачев полностью вошел в строй и начал водить на учебные задания свое звено — тройку новеньких, еще пахнущих заводской краской самолетов И-16, которыми заменили бывшие ранее на вооружении бригады бипланы И-15 бис.

У Андрея было прекрасное настроение. Сегодня его радовало все: и вечер, который он провел в обществе Марины, и чувство нежной близости, возникшее между ними.

На завтра намечались полеты в первую смену, поэтому они с Мариной ушли с танцев еще до того, как военный оркестр заиграл «Прощальный вальс».

У дома под ветлами немного посидели на скамейке, наблюдая, как блекнут последние краски заката. Андрею очень не хотелось уходить, но он помнил о том, что завтра в пять утра он обязан быть на аэродроме.