Всё ещё чуунин (СИ) - Кицунэ Миято

Даже мне вообще-то очень сложно определиться, как я отношусь к тотальной и поголовной гибели клана Учиха. Я видел кое-что в технике пророчеств, но всё это было очень неявно, покрыто мраком, домыслами, иллюзиями и тому подобным. Итачи мне рассказывал, но не о причинах, а о своей вине. В любом случае прошлого не вернуть, их не воскресишь, и только оба моих непутёвых брательника себя в гроб загонят, но ничего не докажут и ничего не смогут исправить. Тут только, получается, надо думать о будущем. Прошлое слишком тёмное и жуткое, высасывающее энергию и всё светлое из души. Хотя мои братья сопротивляются, но надолго ли хватит их сил. Саске пока не переступил черту. Итачи дали шанс вернуться. Всё так непросто… И это я стараюсь даже не думать о своём третьем индийском брате-акробате.

Саске осторожно, словно ядовитую змею, взял папку. Я стоял близко и успел заглянуть, не стесняясь при Хокаге воспользоваться шаринганом, чтобы срисовать написанное. Впрочем, Саске не стал прятать от меня листы дела, видимо, посчитав, что если нас пригласили вдвоём, то я тоже могу подсмотреть. Он замер, читая мелкий текст, написанный почти сплошняком. На первой странице была фотография ещё совсем молодого Итачи. Просто небо и земля, каким он был и каким стал. В АНБУ Итачи был зачислен в одиннадцать. Совсем мелкий, и на фото ребёнок: фамильные черты присутствуют, но он выглядит каким-то трогательным и таким… чистым и наивным. То ли такое впечатление от фото, то ли из-за разницы в выражениях лица, то ли всё оттого, что я довольно хорошо знаю онии-сана. Показатели для одиннадцатилетнего просто вау. Да даже средненький чуунин бы обзавидовался. Зачислен в команду, списки миссий. На следующем листе фото постарше. Тринадцать лет. Примерно столько же, сколько генинам, которые выпускаются из Академии. У него более чётко пролегли эти его складочки, морщинка между бровей и уже какая-то тоска в глазах. Капитан АНБУ, собственная группа. Списки миссий, большинство из которых — на ликвидацию. Показатели, приписки о ранге доверия. Последней записью переведён в личную гвардию АНБУ Хокаге, подчиняется лишь прямым указаниям главы селения, минуя чиновничий аппарат и распределителей миссий.

А вот и отчёты. Всего два листа, написанные знакомым каллиграфическим почерком. Некоторые особенности в слоговых буквах: более округлая и резкая «са», слишком тонкая петелька в «на», чуть больше, чем надо отступающие друг от друга символы «хо», это точно он писал. Саске покосился на меня, словно сомневаясь, впрочем, часто ли с ним переписывался Итачи. Я кивнул:

— Это почерк онии-сана. Почти не изменился со временем, и все отличительные особенности совпадают. Бумаге на вид более пяти лет, она слегка пожелтела, тут страничка, видимо, торчала. По всей видимости, не подделка.

Сакура, которая стояла недалеко от Хокаге, возмущённо хмыкнула.

— Дурак! На бумагах старая печать прежнего аппарата. При смене власти все эти печати уничтожаются. К тому же там сезонная резолюция, которая тоже опровергает подделку. Это нужно, чтобы старые бумаги было легко датировать и невозможно подделать, только уничтожить. У Цунаде-сама совсем другая печать, так что даже если бы Хокаге-сама захотела вас обмануть, то при всём желании…

— Сакура, — окоротила ученицу Хокаге. — Сайто такие подробности вряд ли знает. Поэтому он проверял, как умел. При том, что Итачи жил в деревне какое-то время, и у нас была своего рода договорённость, можно предположить, что он сам написал отчёты уже после. Но это не так. Дело подлинное, и все документы в нём — тоже. Сомневаюсь, что Итачи вообще думал о документах или надеялся, что после того, как он покинет деревню, все документы уничтожат. Но на самом деле это не так-то просто сделать, даже Хокаге.

Саске кивнул и внимательно изучил то, что когда-то писал тринадцатилетний Итачи. Невольно вспоминается Павлик Морозов, хотя, конечно, тут немного не то же самое, но по сути у него был выбор между предательством собственной семьи и предательством деревни. Мир шиноби жесток, а Итачи уже два года был завербован в АНБУ, и ему успели хорошо проехаться по мозгам. Плюс, делать из одиннадцатилетнего ребёнка ликвидатора?! Я ни в жизнь не поверю, что кое-кто не задумал это с самого начала, тем более, что Учиха были недовольны уже давно, а уже с одиннадцати лет в списках миссий Итачи значились наблюдения за собственным кланом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но этот отчёт показывал, что клан Учиха дошёл до своей точки невозврата. Это было не просто недовольство. Назревала гражданская война, которая привела бы к расколу Конохи, а потом и падению Листа и всей Страны Огня. Особенно на фоне лишь недавно отгремевшей Третьей Мировой. Не так-то просто захватить власть. Особенно силой. Это уже были не просто разговоры типа «доколе мы будем это терпеть», это был конкретный план смещения Хокаге и упразднения совета дзёнинов, в который входят представители кланов Конохи и просто сильнейшие дзёнины, имеющие свой «политический вес». Всё же личная сила тут имеет огромное значение. И при всём этом в совете дзёнинов для клана Учиха было всего два места, тогда как те же Хьюга занимали четыре. Итачи в отчёте предлагал сделать послабления, дать больше влияния клану, чтобы они отложили или передумали устраивать нападение.

По замыслу Учиха Фугаку во главе деревни должен был встать целый клан. Клан Учиха. Гражданской войны точно было не избежать, это видел даже я, вчитываясь в сухие и крайне осторожные строки отчёта Итачи. Сквозь иероглифы, прочерчивающие бумагу, просматривались его сомнения, сожаления и печаль. Неудивительно, что в дальнейшем он делал всё возможное, чтобы не бывать на собраниях клана, не подставлять всех ещё больше. Даже не знаю, на что Итачи надеялся. Что одному из сильнейших кланов деревни, которые задумали государственный переворот с ликвидацией трети аппарата Хокаге, включая советников, просто погрозят пальцем и скажут «ата-та, мы знаем, что вы задумали, не думайте так больше». Впрочем, насколько я знаю, Учиха тоже планомерно довели до такого. Но других отчётов мы не читали. Были только эти две бумажки, которые вбивали последние гвозди в гроб клана. И да, те пресловутые устные отчёты, о содержании которых никто не расскажет. Я точно знаю, что Итачи уговаривал Хокаге не ликвидировать клан. Потом: хотя бы не весь. А в конце: хотя бы Саске оставить в живых и не раскрывать никому секрета о таком падении клана.

Итачи в какой-то степени поступил гуманно, в соответствии с несколько извращённой моралью этого мира. Как старший сын главы клана, он взял власть в свои руки и совершил суд, смывая позор семьи их кровью. Предательство — это позор. И ведь, по сути, об этом так никто и не узнал. Никто не дразнил Саске принадлежностью к клану предателей. Для всех получалось, что Учиха внезапно погибли от руки «сошедшего с ума Итачи», решившего проверить свою силу. Это была цена.

И сейчас можно много говорить о том, что эта цена была несправедлива, но по меркам этого жестокого мира…

— Саске… у тебя… — пискнула Сакура, заставив меня отвлечься от раздумий и обратить внимание на младшего братишку, которого вообще нельзя без присмотра оставлять похоже.

В его руках чёрным пламенем горели эти отчёты. Правда, что прочитано шаринганом, то из головы не так просто выбросить… но зато никто другой этого не узнает.

Я заглянул в его лицо, чтобы убедиться в своей правоте и наличию в глазах Саске следующей ступени додзюцу: мангекё. Цветочек, похожий на рисунок атома. Ну да… Саске та ещё атомная бомба.

— Аники, ты только фотки оставь, — тряхнул я его за плечо, — Итачи на них такой прикольный, будем потом его дразнить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Саске вздрогнул, и огонь в его руках затух. Так-то, блин, нашёл место, в Резиденции Хокаге, в непосредственной близости от главы деревни. Нас бы АНБУ нашпиговали железом в один миг. Повезло, что Цунаде такого фортеля точно не ожидала и ещё подстраховалась с секретностью.

От и так довольно тощих документов осталась только фотография одиннадцатилетнего Итачи с обгоревшим краем. Я потянулся за ней.